Второе Установление - Айзек Азимов

– Я… я повторяю, ваша светлость, я не п… пре… предсказатель. Я… я в полном… недоумении.

– Или вы намереваетесь вернуться, чтобы предупредить ваших соотечественников? К

космическим безднам ваши увертки! Я желаю знать правду. А не то я вытяну ее из вас вместе с

половиной кишок.

– Я г… говорю только правду, и я должен вам н… напомнить, ваша с… светлость, что я

гражданин Установления. В… вы не можете применить ко мне насилие, иначе в… вам не избежать

серьезных последствий.

Лорд Калгана оглушительно расхохотался.

– Детские угрозы! Ужасы, которыми можно напугать одних идиотов. Хватит, господин Мунн,

я был с вами терпелив. В течение двадцати минут я слушал, как вы подробно излагали мне

утомительную чушь, на сочинение которой у вас ушли, наверное, бессонные ночи. Напрасные усилия.

Я знаю, что вы явились не только затем, чтобы разгребать мертвую золу, оставшуюся от Мула, и

подогревать пепелище – вы явились сюда за большим, хотя и не признаетесь в этом. Ну что, прав я

или нет?

Взгляд Мунна выражал неподдельный ужас; более того – бедняга даже не мог вздохнуть. Лорд

Стеттин заметил это и похлопал гостя с Установления по плечу так, что тот закачался вместе со

стулом, на котором сидел.

– Хорошо. Будем откровенны. Вы изучаете План Селдона. Вы знаете, что он уже

недействителен. Вы знаете, возможно, что теперь моя победа неизбежна. Я и мои наследники – вот

кто будущие победители! Послушайте, дружище, какая разница, кто именно создаст Вторую

Империю, если она так или иначе будет создана. У Истории нет фаворитов, не так ли? Вы боитесь

сказать мне? Вы же видите, что мне известно о цели вашей миссии.

Мунн хрипло выговорил:

– Чего в… вы х… хотите?

– Вашего присутствия здесь. Я не желаю, чтобы излишнее доверие к Плану испортило его. Вы

понимаете в этих вещах больше моего; вы заметите небольшие ошибки там, где я могу их упустить.

Послушайте, вы будете потом вознаграждены; вы получите свою честную долю добычи. Что вы

можете сделать, вернувшись на Установление? Отвратить почти неизбежное поражение? Продлить

войну? Или это просто патриотическое желание умереть за отечество?

– Я… я… – Мунн поперхнулся и замолчал, не в силах выговорить ни слова.

– Вы остаетесь, – доверительно сказал Лорд Калгана. – У вас нет выбора. Погодите-ка, -

вспомнил он уже напоследок. – Меня проинформировали, что ваша племянница принадлежит к роду

Бейты Дарелл. Это так?

Хомир издал сдавленное "Да". В этот миг ничто, кроме холодной истины, не могло придти ему

в голову.

– Это известный род на Установлении?

Хомир кивнул:

– По отношению к которому Установление не потерпит никакого оскорбления.

– Оскорбления! Не будьте дураком, дружище, я думаю совсем в другом направлении. Сколько

ей лет?

– Четырнадцать.

– Так! Что ж, ни Второе Установление, ни даже сам Хари Селдон не могут ни остановить ход

времени, ни помешать девочке превратиться в женщину.

Сказав это, он повернулся на каблуках и, шагнув к задрапированной двери, разъяренно

распахнул ее.

– Ради Космоса, зачем ты притащила сюда свою трясущуюся тушу? – загремел он.

Госпожа Каллия заморгала и сказала тоненьким голосом:

– Я не подозревала, что у тебя кто-то есть.

– Значит так. Я с тобой об этом еще поговорю. А сейчас я хочу увидеть твою спину – и

побыстрее!

Ее поспешные шаги затихли в глубине коридора. Стеттин возвратился.

– Остаток затянувшейся интерлюдии. Это все скоро кончится. Четырнадцать, вы сказали?

Хомир глядел на него, и ужас охватывал его с новой силой!

Когда дверь бесшумно открылась, Аркадия вздрогнула. Краем глаза она сразу же уловила

резкое движение, хотя и не спешила откликнуться на жест отчаянно манившего ее пальца. Но затем,

словно укрепившись в своих подозрениях при виде этого белого, подвижного пальца, Аркадия на

цыпочках подошла к двери.

Шаги отдавались в грозной тишине коридора. То была, конечно, госпожа Каллия. Хотя она

больно вцепилась в руку Аркадии, та почему-то покорно согласилась следовать за ней. Госпожи

Каллии, по крайней мере, она не боялась.

Но что все это значило?

Теперь они оказались в будуаре, который, казалось, весь состоял из розового пуха и сахарной

ваты. Леди Каллия встала спиной к дверям. Она сказала:

– Это наш личный коридор ко мне… в мою комнату, понимаешь, из его кабинета. Ну его, ты

понимаешь?

Большим пальцем она сделала движение, точно желая показать, что сама мысль о нем терзает

ее душу смертельным страхом.

– Это такое везение… такое везение… – ее зрачки расширились, скрыв голубизну ее глаз.

– Не могли бы вы мне сказать… – робко начала Аркадия.

Каллия пришла в неистовство.

– Нет, крошка, нет. Нет времени. Снимай одежду. Пожалуйста. Пожалуйста. Я дам тебе

другую, и они тебя не узнают.

Она полезла в гардероб, разбрасывая вокруг себя бесполезные тряпки, в лихорадочных

поисках чего-то такого, что девочка могла бы надеть, не рискуя превратиться в приманку для

похотливых ухажеров.

– Вот, это подойдет. Должно подойти. У тебя есть деньги? Вот, бери это все – и это тоже, – она

стаскивала украшения с ушей и пальцев. – Только отправляйся домой, домой – на твое Установление.

– Но Хомир… мой дядя… – тщетно протестовала Аркадия сквозь заглушавшие голос складки

ароматного и роскошного одеяния из пенометалла, которое госпожа Каллия в этот момент натягивала

ей на голову.

– Он не сможет уехать. Пусик задержит его навсегда, но ты не должна здесь оставаться. Ох,

дорогая, неужели ты не понимаешь?

– Нет, – Аркадия силой остановила ее. – Я не понимаю.

Госпожа Каллия стиснула руки.

– Ты должна вернуться и предупредить свой народ, что будет война. Разве не ясно?

Подавляющий страх, казалось, удивительным образом придал ясность ее мыслям и словам, в

полном противоречии с ее привычным обликом.

– Теперь пошли!

Наружу они вышли другим путем – мимо чиновников, которые внимательно взглянули на них,

не видя, однако, причины задерживать ту, кого лишь Лорд Калгана мог остановить безнаказанно.

Когда они миновали двери, охранники щелкнули каблуками и отдали честь.

Аркадия перевела дух только когда это, казалось, бесконечное путешествие закончилось – хотя

от первого появления манящего белого пальца до момента, когда они оказались у наружных ворот,

где неподалеку уже были люди, уличный шум и движение, прошло только двадцать пять минут.

Она оглянулась. На нее внезапно нахлынули испуг и жалость.