Канарский грипп, или Вспомнить всё! - Сергей Анатольевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишь один из вопросов автоматически отпечатался в ее памяти: «Вы женаты, Игорь?» Доктор, помолчав, ответил «нет», и у нее стало немного легче на душе — легче стало мириться со своим замыслом.
Площадка перед старинной усадьбой ярко освещалась фонарями.
Инга косилась влево, на заветный флигель, на темное окно, радовалась раскидистому кусту под ним…
— Осторожней! — подхватил ее доктор, когда она опять споткнулась. — Я за вас головой отвечаю.
На миг Инга похолодела.
Наконец ей удалось увести своего провожатого за флигель. Там обнаружилась довольно широкая «мертвая зона» без света и притом с небольшой кучкой строительного мусора. Инга подтолкнула доктора туда, хотя он на миг заупирался.
Инга собралась с силами…
— Хорошо! Млечный Путь… Давайте постоим немного. Вы знаете звезды?
— Ну, Медведицу… — немного подкачал доктор. — Плеяды можем найти.
Инга с трудом различила в строительной куче обрезок водопроводной трубы, куски битого кирпича.
Ей вдруг стало очень жаль этого доктора. Она решила, что надо обязательно хоть как-то оправдаться перед ним, чтобы он запомнил о ней хоть что-нибудь хорошее.
Она крепко взялась за него, повернула к себе — и прижалась к нему вся.
— Холодно… — прошептала она, заметив, как забилось у него сердце под маскировкой, заметив, как он затаил дыхание. — Вы когда-нибудь целовались с «Мисс Москва»?
Доктор очень впечатляюще вздохнул.
— Инга Ле-о-ни-до-вна, — холодно, как киборг, выдохнул он.
Инга вздрогнула, посмотрела ему в глаза, слабее звезд мерцавшие перед ней.
— Вы что, о моем муже подумали, да?
Она уже привыкла к тому, что слава о грозном и крутом Моргане катится перед ней, отпугивая, как кузнечиков, любых джентльменов.
— Игорь, вы мне нравитесь… Просто очень хорошая ночь, звезды… Такая ночь просто требует какой-то гармонии, какой-то романтики, разве нет?
— Инга Леонидовна, дело не в вашем муже и не в звездах, — сказал доктор.
— А в чем? — Инга испугалась, что план рухнет.
— Ка-ран-тин. При таком близком контакте есть опасность заражения, — мужественно пояснил доктор. — Но можете считать, что сердце вы мне разбили.
— Извините меня, Игорь, — сказала Инга, вложив в раскаяние всю душу.
— Холодно, — кивнув, констатировал доктор. — Я бы настоятельно рекомендовал вам вернуться. Ведь я отвечаю за ваше здоровье головой.
— Да-да… — пробормотала Инга и спохватилась. — Ну, еще одну минутку, хорошо?
Доктор еще раз покорно вздохнул.
— Вы мне хотели показать Плеяды. Где они? — напомнила Инга.
— Сейчас найдем…
И вот, на страшную радость бывшей «Мисс», доктор стал отворачиваться от строительной кучи.
Инга быстро отступила на шаг и схватила снизу увесистый кусок кирпича.
— Вон они, видите? — Доктор протянул руку, а сам оглянулся. — Светлое пятнышко…
Инга сжалась, пряча орудие за спину.
— А вон и спутник там, около них, — прошептала она. — Видите?
— Где?
Белая шапочка доктора тоже превратилась в какое-то неопределенное небесное светило.
Инга размахнулась — «Господи, только не убить!» — удар вышел глухой, но с отдачей.
Доктор вздрогнул, будто хотел подпрыгнуть, и подкошенно рухнул.
— Извините, Игорь. — Губы Инги онемели, да и язык у нее почти онемел.
Она тихо положила кирпич на землю, сняла с доктора белую шапочку, с ужасом пощупала его затылок, не проломила ли несчастному череп…
Потом она быстро надела на доктора свою шапочку, теплую, вязаную, — и распростилась с ним, покинув его на том месте, откуда на звезды смотреть было лучше всего.
Теперь оставалось только действовать.
Инга чувствовала, что на самом деле действует не она, а кто-то решительный, опытный, всезнающий, готовый спасти, руководит ею изнутри.
Она подобралась к одному из окон флигеля, потянула снизу за раму. По всей видимости, все окна на этой стороне дома были забиты. Однако у одного из стекол оказался отбитым край. Инга взялась за него пальцами, попыталась раскачать стекло и вдруг почувствовала резкую боль — обрезалась! «Господи, помоги!» — со слезами взмолилась она и, вся прижавшись к стеклу, надавила на него локтями. Тонкая поверхность хрустнула, и Инга попыталась удержать осколки, чтобы они не зазвенели под ногами.
Во флигеле было черно. Оттуда запахло известкой и загнившей древесиной.
Инга протянула в черноту руки, взялась за край шершавого подоконника и подтянулась. Рост метр восемьдесят два пригодился ей вновь.
И вот она вся очутилась в шершавой, хрустящей под ногами черноте.
Но чернота не напугала ее. Она знала, помнила, где, в какой стороне, находится ее цель. Она повернулась куда надо, протянула руки, сделала несколько шагов — и коснулась пальцами гладкой мраморной поверхности.
Это был камин!
— Господи, помоги! — прошептала она и протянула руку в самую густую черноту, потрогала кладку на левой стороне каминной пещеры, а над кладкой — щелку в ширину кисти.
Она в этот момент даже могла назвать по имени человека, который сделал это и который то ли задумал какую-то игру для себя и своих потомков, то ли хотел куда-то спрятаться, как она теперь. Теофил Риттер. Она знала по имени, кого благодарить.
Кто-то подсказал ей снять с себя куртку, вывернуть ее наизнанку и надеть заново.
Сделав, как было приказано, она с изяществом, никем в этой темноте не оцененным, протиснулась в глубь камина.
Она навалилась на кладку, чуть дыша и заставляя себя не плакать. И ей удалось раскачать старое маскировочное препятствие. Кладка поддалась — и гулко загрохотала в какую-то бездну. Инга знала, помнила: лестница, ступени, не очень глубоко… Главное — не спешить, не сорваться вниз.
Она уперлась спиной в одну стену, а руками — в другую и стала потихоньку спускаться. Она ничего не видела, но все помнила — в другой жизни, в другом детстве она неоднократно без всякого страха проходила весь этот путь.
Она испугалась только воды на самом дне. Вода захлюпала под ногами, но оказалось, что она покрывала дно очень тонким слоем.
И тогда Инга двинулась дальше, начав для спокойствия считать шаги. Тех, детских, когда-то насчитывалось ровно шестьсот. Потом — такая же лестница, подъем, железная решетка, покрытая досками и тонкой мраморной плиткой, старая часовенка… и густая березовая рощица вокруг.
Воздух был тяжелый, ржаво-терпкий, но голова не кружилась. Теофил Риттер искусно устроил какую-то вечную вентиляцию.
Чужая память спасала Ингу, побеждала воображение… ведь мир давно изменился, и последняя, спасительная лестница могла упираться уже не в потаенный уголок
