Мужчины не ее жизни - Джон Ирвинг

— Ну, до свидания, — сказал Эдди садовнику. — Спасибо, что подвезли.

— Если позволишь задать тебе вопрос, — с простоватым видом спросил Эдуардо, — как вообще-то работается у мистера Коула?

Прощание с Лонг-Айлендом

На верхней палубе парома было так холодно и ветрено, что Эдди пришлось искать убежища с подветренной стороны штурманской рубки; там, укрытый от ветра, он практиковался подделывать подпись Теда в одной из своих записных книжек. С прописными буквами Т и К особых трудностей Эдди не испытывал — здесь почерк Теда напоминал обычный шрифт без засечек, но вот со строчными буквами возникали проблемы, у Теда они были маленькие с идеально выверенным наклоном — настоящий рукописный эквивалент курсивной гарнитуры «баскервиль». После двадцати с лишком попыток Эдди все еще видел в подделке свой собственный более произвольный почерк. Эдди опасался, как бы его родители, прекрасно знавшие руку сына, не заподозрили мошенничества.

Он так сосредоточился на своем занятии, что не заметил того самого водителя грузовика, который пересекал пролив вместе с ним в тот судьбоносный июньский день. Водитель грузовика с клемами, ездивший на пароме из Ориент-Пойнта до Нью-Лондона (и обратно) ежедневно, кроме воскресенья, узнал Эдди и сел на скамейку рядом с ним. Водитель не мог не заметить, что Эдди с головой ушел в процесс совершенствования подписи. Водитель вспомнил, что Эдди нанялся на какую-то странную работу (тогда между ними возник короткий разговор о том, что может представлять собой работа так называемого секретаря писателя), и решил, что тяжкий труд Эдди по переписыванию одного и того же короткого имени и есть часть необычной работы парнишки.

— Как дела, малыш? — спросил водитель грузовика. — Похоже, тебе нелегко достается.

Эдди О'Хара, впоследствии романист, пусть и не ставший всемирной знаменитостью, уже смолоду обладал чутьем к литературным ходам, а потому он был рад снова увидеть водителя. Эдди объяснил ему суть стоявшей перед ним задачи: он «забыл» попросить Теда Коула об автографе, но не хотел разочаровывать папу и маму.

— Давай я попробую, — сказал водитель.

Таким вот образом, сидя с подветренной стороны штурманской рубки на обдуваемой ветром верхней палубе парома, водитель грузовика с клемами изобразил точную копию подписи автора бестселлеров.

Ему потребовалось всего пять-шесть попыток в записной книжке, и он уже был готов для дела; Эдди позволил взволнованному водителю поставить автограф в семейном экземпляре «Мыши за стеной». Удобно устроившись за рубкой, парнишка и мужчина восхищались результатами. В благодарность Эдди предложил водителю авторучку Теда Коула.

— Ты шутишь, — сказал водитель.

— Возьмите — она ваша, — сказал ему Эдди. — Она мне не нужна, правда.

Она ему и правда была не нужна, и водитель грузовика, довольный, затолкал ее во внутренний карман своей грязной куртки. От него пахло хот-догами и пивом, а еще — в особенности здесь, в безветренном уголке, — клемами. Он предложил Эдди пива, но Эдди отказался, а потом водитель спросил, вернется ли «секретарь писателя» следующим летом на Лонг-Айленд.

У Эдди на сей счет были большие сомнения. Но на самом деле Эдди О'Хара так никогда толком и не покидал Лонг-Айленда (и меньше всего — в своих мыслях), и хотя следующее лето он провел дома, в Экзетере, и работал в приемной комиссии академии в качестве гида, водя по школе потенциальных экзонианцев и их родителей, он вернулся на Лонг-Айленд через одно лето.

В год окончания Экзетера (1960) Эдди почувствовал потребность найти работу подальше от дома; это желание в сочетании с тягой Эдди к зрелым женщинам (которые, в свою очередь, испытывали тягу к нему) напомнило ему о сохраненной им визитке Пенни Пиарс. Только перед окончанием Экзетера, приблизительно полтора года спустя после того, как Пенни Пиарс предложила ему работу в ее саутгемптонском магазине рамок, Эдди понял, что миссис Пиарс, возможно, предлагала ему кое-что побольше, чем работа.

Экзетеровский старшекурсник напишет саутгемптонской разведенной даме с обезоруживающей откровенностью: «Привет! Может, вы и не помните меня. Я был как-то секретарем у Теда Коула. Я заглянул тогда в ваш магазин, и вы предложили мне работу. Возможно, вы помните, что я был, к сожалению очень недолго, любовником Марион Коул».

Пенни Пиарс не стала жеманиться в своем ответе: «Привет и в ответ. Помню ли я? Кто мог бы забыть шестьдесят раз за — сколько? — шесть или семь недель? Если вам нужна летняя работа — она ваша».

В дополнение к работе в магазине рамок Эдди станет, конечно, любовником миссис Пиарс. Лето 1960 года начнется для Эдди с ночевок в гостевой спальне недавно приобретенного дома миссис Пиарс на Ферст-Нек-лейн, пока он не решит, что ему нужно снимать комнату отдельно. Но еще до того, как он нашел подходящее место, они стали любовниками. Это случилось даже до того, как он начал искать. Пенни Пиаре была бы рада, останься Эдди в ее большом пустом доме, который нуждался в каком-нибудь оживляющем его внутреннем украшении.

Однако чтобы уничтожить в доме ауру трагедии, нужно было нечто большее, чем замена обоев и обивки на мебели. Вдова некая миссис Маунтсьер, не так давно покончила с собой в этом доме, который вскоре был продан ее единственным ребенком — дочерью, все еще учившейся в колледже и, по слухам, рассорившейся с матерью незадолго до ее смерти.

Эдди так никогда и не узнал, что миссис Маунтсьер была той самой женщиной, которую он принял за Марион на подъездной дорожке к дому Коулов, как не узнал он о роли, которую сыграл Коул в этой истории матери и дочери.

Летом 1960 года Эдди не доведется встретиться с Тедом; и с Рут тоже. Однако он увидит несколько ее фотографий, принесенных Эдуардо Гомесом в магазин Пенни Пиарс, — нужно было сделать для них рамки. Пенни сказала Эдди, что за два года, после того как Марион забрала фотографии мертвых братьев Рут, в ее магазин принесли всего лишь несколько фотографий, которые должны были заменить старые, и она делала для них рамки.

Это все были фотографии Рут — как и на тех пяти-шести фотографиях, что Эдди видел летом 60-го, — снятой в каких-то неестественных позах. В них не было той магии искренности, которая была присуща сотням фотографий Томаса и Тимоти. Рут была серьезным, хмурым ребенком, смотревшим в объектив подозрительным взглядом; когда ее удавалось уговорить улыбнуться, этой улыбке не хватало непосредственности.

За два года Рут подросла, ее волосы, ставшие темнее и длиннее, нередко были заплетены в косички. Пенни Пиарс показывала Эдди, что косички искусно сплетены, и ленточки на концах косичек тоже свидетельствовали о том, что девочка хорошо ухожена. Это не могло быть делом рук Теда, сказала Эдд Пенни, и самой шестилетней девочке это тоже было не по силам. (Косички и бантики были плодом трудов Кончиты Гомес.)

— Она прелестная маленькая девочка, — сказала Эдди миссис Пиарс, — но, боюсь, до красоты ее матери ей как до луны.

После приблизительно шестидесяти раз с Марион летом 1958 года у Эдди О'Хары почти два года не было женщины. Перейдя в последний класс в Экзетере, Эдди подал заявление в английский 4Л, где «Л» означало «литературное творчество»; и именно в этом классе под руководством мистера Хейвлока Эдди начал писать о первом сексуальном опыте молодого человека в объятиях зрелой женщины. До этого его единственная попытка описать в художественной форме события лета 58-го вылилась в затянутый рассказ, основанный на его катастрофической поездке к миссис Вон с рисунками Теда Коула.

В рассказе Эдди речь шла не о рисунках, а о порнографических стихотворениях. Секретарь писателя в рассказе очень похож на Эдди — злополучная жертва гнева миссис Вон. Миссис Вон осталась без изменений, только имя у нее в рассказе было другое — миссис Уилмот (по одному из имен, которое Эдди смог запомнить из списка всех экзонианцев, живущих в Гемптонах). Естественно, у миссис Уилмот был довольно милый садовник испанского происхождения, и этому самому благородному садовнику выпадает труд извлекать разодранные порнографические стихотворения из зарослей живой изгороди и небольшого фонтана на круговой подъездной дорожке.

Что касается поэта, то он имеет лишь отдаленное сходство с Тедом. Поэт слеп, поэтому-то в первую очередь ему и требуется секретарь, и, конечно, по этой же самой причине поэту требуется и водитель. В рассказе Эдди поэт холост, и вина за его разрыв с персонажем по имени миссис Уилмот (которой и о которой он написал эти шокирующие стихи) целиком лежит на женщине. Слепой поэт — персонаж исключительно приятный, обреченный бессчетное число раз быть соблазненным и брошенным уродливыми женщинами.

Радетелем за поэта, чья любовь к коварной миссис Уилмот остается трагическим образом неколебимой, выступает многострадальный секретарь, делающий героический шаг, который стоит ему работы. Он рассказывает слепому поэту, какая на самом деле уродина миссис Уилмот; хотя это описание приводит поэта в такое бешенство, что он увольняет своего секретаря, истина, которую поведал ему молодой человек, освобождает поэта от пагубной тяги к женщинам вроде миссис Уилмот. (Тема уродства в рассказе недоработана, дилетантизм здесь так и сквозит, потому что, хотя Эдди и имел в виду душевное уродство, читателю в первую очередь очевидно ужасающее внешнее уродство миссис Уилмот.)