Моя история - Ури Геллер

Однажды ко мне пришел менеджер и сказал, что в целом он доволен, что я прекрасно выступаю и дела идут хорошо, но нужно еще добавить что-то. Выступления, как он считал, должны быть более продолжительными, чтобы зрители чувствовали, что не зря заплатили деньги за билеты. Нужно включить побольше новых фокусов, чтобы выступление, как он выразился, прибавило в весе. Я считал, что все это глупости, потому что в том, что я делаю, нет никакого обмана и зритель принял это и поверил мне. Но он настаивал на своем и даже сам придумал один трюк, предложив, что будет наблюдать за людьми, выходящими из своих машин, записывать автомобильные номера и потом организует все так, чтобы их посадили на определенные места в зале. Перед выступлениями он должен был передавать мне всю информацию, мне же оставалось лишь показывать на этих людей и говорить, какие номера у их машин. Он убеждал меня, что иначе зрители потеряют к моим выступлениям интерес и это сразу же скажется на моих заработках.

А к тому времени я уже бросил работу в текстильной фирме и не занимался больше фоторекламой, потому что выступал почти каждый день. Это была тяжелая изнуряющая работа, я ужасно уставал. Но теперь практически весь Израиль знал обо мне.

Вскоре я был приглашен встретиться с самим Абба Эбаном. Голда Мейер, выступая с новогодним обращением, в ответ на вопрос журналиста о том, что она предсказывает на будущее стране, сказала: «Я не занимаюсь предсказаниями. Спросите лучше Ури Геллера». И хотя я тоже не занимался предсказаниями, это говорило о том, насколько возросла моя популярность.

Когда менеджер потребовал от меня включить в выступления ряд трюков и фокусов, я растерялся. Он настаивал, а я был слишком молод и неопытен, чтобы принять какие-то самостоятельные решения. И поэтому, когда он пригрозил, что все выступление сорвется, если я не послушаюсь его, я подумал: «Будь что будет. Скоро мы охватим выступлениями весь Израиль, и, может быть, на этом все кончится». Я заработаю денег, открою кафе или что-нибудь вроде этого. У меня не было определенной концепции по поводу того дара, который был мне дан. И конечно, я не предполагал, что эта сила, эта неизвестная энергия будет впоследствии так серьезно воспринята научным миром.

В конечном итоге я сдался требованиям менеджера, его давлению. Внутреннее чувство подсказало мне, насколько я не прав, давая свое согласие. Хотя я еще не понимал тогда, какую огромную ошибку допускаю, одну из самых серьезных ошибок в моей жизни. Ведь чем больше меня знали в стране, тем отчаяннее спорили по поводу того, что я делаю, — чудо или обман? По наущению менеджера я добавил фокусы к истинным демонстрациям и теперь ненавидел себя каждый раз, когда выходил на сцену.

Примерно в это время я познакомился и подружился с Амноном Рубинштейном — деканом юридического факультета университета Хеброу. Его многие знали в Израиле. Мы встретились на какой-то вечеринке в Тель-Авиве. Я продемонстрировал ему свои энергетические силы, и он как-то сразу поверил в меня, безоговорочно приняв мою сторону во все ожесточеннее разгоравшемся споре. Чем популярнее я становился, тем больше копий ломалось вокруг моего имени.

Страдая от своей малодушной уступчивости давлению менеджера, я пошел с покаянием к доктору Рубинштейну. Сказал ему, что он может поставить на мне крест — я опустился до применения трюков во время демонстраций и теперь больше, наверное, ни на что не способен. Было очень больно говорить ему об этом, потому что я очень уважал его и дорожил его дружбой. Он спросил: «Что ты имеешь в виду, Ури?» Даже сейчас, когда я вспоминаю об этом, у меня мурашки бегут по телу. Он говорил мне:

— Ты делаешь вещи, которые ни я, ни ты не можем объяснить. Тебе нет никакой необходимости проделывать еще какие-то фокусы, — и добавил: — Я не верю в то, что ты сейчас рассказал.

Пришлось рассказать, как менеджер заставлял меня делать трюк с номерами машин. Но доктор Рубинштейн резко оборвал меня:

— Ну, хорошо — это трюк. Ну, а как же ты делал другие вещи? В частности, как ты согнул мой ключ одним прикосновением руки? Как угадывал рисунки, которые я делал тайком от тебя? Как ты все это сделал?

— Я не знаю.

— Конечно, ты не знаешь. Это неизвестная сила. В этом-то все и дело. Ты должен перестать думать обо всяких глупостях только из-за того, что твой менеджер заставил тебя пойти на обман. Это для тебя конец света. Забудь об этом и никогда больше к этому не возвращайся.

Он буквально кричал на меня, убеждая срочно приступить к научным исследованиям и доказать всему миру, что эти силы существуют. Он по-прежнему верил в меня, и это мне здорово помогло. У него не было ни малейших сомнений о том, что, кроме тех трюков, которые меня заставляли сделать, все остальное было настоящим.

После этого разговора я тотчас же прекратил использовать трюки и фокусы и решил твердо стоять на своем, демонстрируя только то, что действительно происходит, даже если это не будет удовлетворять моих менеджеров. Тогда же я впервые начал серьезно думать по поводу работы с учеными, хотя эта идея поначалу пугала меня. Доктор Рубинштейн был одним из немногих людей, с которыми я мог откровенно и открыто говорить. Кроме него, такими были Яффа, Айрис и Шипи — мои ближайшие друзья, которым, как я чувствовал, можно довериться во всем. Они посоветовали мне найти хорошего юриста, чтобы выяснить, как расторгнуть контракт.

Закончив действительную военную службу, я был приписан к резервным войскам, и, после того как обрел такую широкую известность в Израиле, меня снова призвали — на этот раз развлекать солдат по всей стране. Конечно, это не имело ничего общего с обычной службой. Я познакомился со многими высокопоставленными офицерами и генералами. Кроме того, мне нравилось проводить демонстрации перед солдатами на их базах. Мне везде вокруг открывались двери. Но я и сам не потерял желания открывать для себя мир. Меня, как и прежде, манили новые приключения.

Однажды Шипи отвез меня в Эйлат, где мне предстояло выступать перед военными моряками. Когда морфлотовцы узнали, что я люблю подводное плавание, они предложили нам свою аквалангическую аппаратуру. И на следующий день мы с Шипи отправились туда, где кончается пустыня и начинается море. Мы нашли прекрасное место на скалистом берегу. Нам показалось, что здесь хорошо будет нырять. Но вскоре мы поняли, что огромный риф помешает нам попасть в глубокие воды. Перелезть через него нам тоже не удалось, потому что поверхность рифа была острой. Наконец минут через десять мы нашли небольшой узкий проем, выходящий прямо в море. Осторожно прошли через него, пытаясь не повредить аппаратуру, которую нам дали. И тут я допустил непоправимую ошибку — забыл отметить то место, где мы входили, чтобы потом можно было через него вернуться обратно на берег.