Закон Долга. Болото - Гюрза Левантская

слышать собственный голос. Белый цвет сменился красным, каждый нерв почувствовался от начала до конца рисунка. Из лёгких куда-то исчез весь воздух, но он и не был нужен: она не помнила, как это — дышать. Единственное доступное тактильное ощущение, кроме горящей спины, — абсолютно мокрое лицо. «И будет ещё?» — мысль уже за гранью ужаса, из тех мест мозга, где даже паника считается мелкой эмоцией. Белый. Красный. Чёрный. Абсолютно чёрное небытие.

Придя в себя на койке лазарета, Ира даже не пыталась пошевелиться. Едва открыла глаза, боль в спине и на бедре дала о себе знать, и она почла за лучшее не двигаться. Пока пленница находилась без сознания, её перевязали и положили на живот, цепь снова надевать не стали, оставив только браслеты. Руки были вытянуты вдоль тела, поза, в принципе, удобная, и лучше её не нарушать, чтобы не приближать минуты полноценного знакомства с повреждениями. Она различила силуэт доктора, и когда зрение сфокусировалось, принялась его рассматривать. Давно так не погружалась в созерцание. Местный эскулап был немолод. Насколько — судить трудно, но ему явно перевалило за пятьдесят. Седой, сосредоточенный, он напоминал бы Мерлина у волшебного котла, если бы не уши. Посвятил работе всю свою жизнь. Откуда это было известно? Да очевидно же. Вот он сгорбился над склянками, перемешивая порошки. Сутулая спина, которая с трудом выпрямлялась, не одну тысячу раз сгибалась в подобное положение. Худые пальцы привыкли перебирать мелкие детали, а близорукие глаза стали таковыми, когда он, как сейчас, старался различить деления на весах и мерных чашечках. Пальцы работали уверенно, но было заметно, что периодически в них чувствовалась боль. Врач хмурился, что-то измерял, считал, иногда отвлекался, чтобы в свете небольшого светильника сделать запись на листе бумаги. За окном явно не день. Сколько она пробыла без сознания? А, не важно! Слишком многое произошло на маленьком промежутке времени. Слишком. И самое смешное и забавное, что искалеченная спина была не первой по величине и масштабности в хит-параде воспоминаний. Ни чуть было не погибший Ринни-то, ни неудавшаяся бестолковая попытка побега занимали её мысли. Первый явно в хороших руках, и с ним всё в порядке, а про второе без слёз не вспомнишь — стыд, позор и полное отсутствие здравомыслия.

Больше всего её мучил тот диалог, который состоялся в последние мгновенья перед наказанием. И без разницы, что не было произнесено ни единого слова. Это был Диалог. С большой буквы. «Казнь» поменяла внутри неё одну очень важную шестерёнку, окончательно и бесповоротно научив верить самой себе. Без «а если?».

Это очень сложный навык при всей его кажущейся простоте. Первые шаги к овладению им были сделаны ещё дома, но лишь пребывание на болоте у дроу закалило её восприятие настолько, чтобы позволить фразу: «Я себе верю!»

Потянуло на философию и воспоминания. Прошлым мартом Ира помогала знакомой из института с каким-то творческим проектом. Для полного счастья студентке не хватало несколько фотографий городских птиц крупным планом. Выходные были абсолютно свободны, и Ира вызвалась помочь. Вооружившись фотоаппаратом, она пошла гулять по району, надеясь справиться за полчаса с указанной задачей. Не тут-то было. Птиц как ластиком постирало. За час не встретилось ни одной! Неудачливый фотограф пребывал в смятении, в поисках выхода из ситуации Ира прикрыла глаза и попробовала положиться на слух. Это было спонтанное решение, местами нелогичное, поскольку вокруг гремел мегаполис. Обрушившаяся на неё какофония звуков поначалу просто дезориентировала. Как в этом шуме вообще можно что-то различить? Но она не сдалась и через несколько минут смогла отсечь из общего гама шум машин, ор уличных рекламщиков, переговоры прохожих, зазывающую музыку из торговых центров. Звуки затихли и притупились, позволив услышать шум качающихся деревьев в аллее, еле заметный грохот отдалённой стройки и… тихое чириканье. Ира потопала на этот звук как крыса за флейтой Гамельнского крысолова[2]. Обнаружённая на одиноком дереве синица вызвала бурю радости в груди и состояние оглушения внутренними открытиями.

Как часто мы доверяем чувствам, которые даны нам с рождения? Глазам безусловно верим, ведь через них идёт большая часть информации. На втором месте без вопросов осязание, тактильные ощущения: не веря глазам, мы стремимся прикоснуться. Ну а остальное? Обоняние, слух, вкус. Насколько мы пользуемся ими? Когда последний раз полагались на уши или нос вне рамок уроков и профессий, где они требуются? И насколько притуплены наши вкусовые ощущения, если мы без разбору тянем в рот всякую гадость, которую те же собаки или кошки даже бы не тронули? Два из пяти. Только два чувства, которым мы доверяем безоговорочно: тому, что можем увидеть, и тому, что можем потрогать.

Здесь, в отрыве от города, Ира привыкла больше полагаться на чувства. Это было похоже на то, как познаёт мир ребёнок. Вокруг море предметов и понятий и ни одного знакомого, всему надо дать имя и определение. В первый день плена она не обратила внимания, как машинально «собрала» информацию о жизни рабочих, различив разницу в их «благоухании» утром и вечером после работ. Как легко пришла тогда в голову мысль о труде, за которым рабы провели день. Или как, не задумываясь, привыкла оценивать состояние балок под потолком пещеры по запаху. Как быстро научилась различать интонацию и мелодию непонятных языков, казавшихся поначалу звуковой кашей, их ритм и произношение. А минуту назад? Про жизненный путь «Мерлина»? Особые обстоятельства требовали активизации всех забытых инстинктов, но проблема была не только в том, чтобы научиться ими пользоваться. Органы чувств добросовестно собирали данные об окружающем мире, но их мало было собрать. В них нужно было поверить. Пойти на следующую ступень — научиться доверять самому себе. Есть люди, которые способны по мимике и жестам различить, когда человек что-то скрывает. Этому специально учатся, даже наука какая-то есть на данную тему. Но эти знаки видны не только специалистам, а в буквальном смысле всем. Мозг не спрашивает разрешения, когда скрупулёзно оценивает каждый жест и каждое движение собеседника. Нам соврали раз, и мы узнали, нам соврали два, и нам об этом сообщили. Нам врут в третий раз совершенно посторонние люди, и мы внезапно перестаем им верить. Мы не понимаем почему, но внутренний голос кричит: «Ложь!» Внутри себя мы уже знаем правду, хотя не можем определить, откуда взялись такие мысли. Не доверяем самим себе. Вспомнились собственные метания. Как часто за последнее время она переспрашивала себя: «Правильно ли оценила обстановку?»