Кукольник - Генри Олди

— Но это же уникум! — Брюнетка впервые повысила голос. — Учитывая не только его способности к языкам, но и то, что случилось с вами, Гай, во время сеанса…

Тумидус побледнел. Пальцы его сжимались и разжимались, как если бы он душил кого-то — скорее всего, слишком осведомленных брюнеток.

— Простите, Гай. Я не хотела вас обидеть. Знаете что? Если этот раб вам неинтересен, продайте его мне.

— Очередной экспонат для твоего знаменитого паноптикума? — хохотнул крепыш.

— Я собираю не просто экспонаты, любезный Тит. Мои индагаторы исследуют экземпляры, имеющие уникальные отклонения от нормы, и, между прочим, добились ряда значительных успехов. Помпилии нужен прорыв в области пси-технологий. Мои лаборатории…

— Сдаюсь, сдаюсь! — Тит шутливо поднял вверх руки, капитулируя. — Твои лаборатории — залог процветания Империи. А для исследований тебе требуются легионы всяческих уродцев, мутантов и ненормальных. Конечно же, для изучения, а отнюдь не для того, чтобы хвастаться перед знакомыми своей кошмарной коллекцией. Гай, уступи Юлии этого раба! Зачем он тебе?

— Он не продается, — отрезал Тумидус. Чувствовалось, что разговор ему неприятен.

— Это не деловой подход, — кабаном попер в атаку Тит, желая потрафить брюнетке. — Все имеет свою цену. Особенно — рабы. Сколько ты за него хочешь, Гай?

Юлия отошла в сторонку, наблюдая за намечающейся ссорой. «Она знает! — догадался Лючано. — Знает, что Тумидус не может меня продать. Эта стерва изящно стравила гордеца Гая с тупицей Титом. Выходит, красотка получает удовольствие не только от кунсткамеры с уродами вроде меня…»

— Я же сказал: раб не продается.

Чувствовалось, что экс-легат с трудом удерживается от взрыва эмоций.

Медикус-контролер Лукулл тактично перебрался в дальний конец медотсека, дабы не мешать переговорам высоких сторон. Его статус в этой компании был рангом пониже.

— Назови цену!

— Я не желаю разукомплектовывать энергоресурс «Этны»!

— Я дам тебе двух рабов за столь ценный экспонат. Трех! Разрази меня протуберанец, я дам десять! Что скажешь, Юлия? Ты примешь от старины Тита такой подарок?

Юлия с улыбкой кивнула.

— Меняемся, Гай! А то превратишь его за год-другой в робота — и наша наука понесет невосполнимую утрату!

Незнакомое слово «робот» резануло слух. Что оно значит? Безусловно, ничего хорошего. Во что собираются превратить Лючано Борготту?!

— Не паясничай, Тит. Я же сказал…

— Я — паясничаю?! Нет, это я, Тит Атрокс — паясничаю?! Это оскорбление!

— Если вы считаете себя оскорбленным, я к вашим услугам…

— Гай! Тит! Прекратите! Вы собираетесь вызвать друг друга на дуэль из-за раба?! Постыдитесь! — Брюнетка легко завладела вниманием обоих мужчин. Ее голос обрел глубину, наполнился обволакивающими, успокаивающими обертонами. — Если Гай не желает уступать мне принадлежащую ему по закону собственность — это его право. Я не настаиваю. Идемте, нам есть что обсудить перед рейдом.

Брюнетка с величием королевы прошествовала к двери. Мужчины, сердито косясь друг на друга, последовали за ней. В дверях Юлия задержалась, вопреки этикету пропустила скандалистов вперед, обернулась и — Тарталья не поверил своим глазам! — с лукавством подмигнула ему.

Именно ему, и никому другому.

Рабу.

«Сегодня, малыш, ты узнал много нового», — сказал маэстро Карл.

Нравоучительный тон маэстро вызывал раздражение.

«Это точно! — поддержал Гишер, деловитый, как всегда. — Меня, например, заинтересовала коллекция стервозной брюнетки. Таинственные, значит, лаборатории? Где изучают аномальные потроха „мутантов“? Если Галактике чего-то и не хватало, дружок, так только прорыва агрессивных рабовладельцев в области пси-технологий!»

«Цыц! — огрызнулся Лючано. — Взяли манеру: лезть вовсе дырки…»

От глобальных проблем ему в данный момент было ни холодно, ни жарко. Зато имелся прекрасный повод для злорадства. Умница Юлия болезненно щелкнула по носу заносчивого Тумидуса, дав понять, что экс-легат тоже несвободен в своих действиях.

И зависим, как ни унизительно это звучит, от собственного раба!

Впору, с одной стороны, аплодировать брюнетке за доставленное удовольствие, а с другой — опасаться, что взбешенный хозяин выместит злость на безответном рабе. Однако и тайны, и злорадство, и опасения маячили на самой периферии сознания.

Центральное место занимала иная мысль:

«Что еще за „роботы“? Что Тумидус со мной сделает?! И что делать мне?»

Маэстро Карл и Добряк Гишер, обидевшись, молчали.

Кто даст ответ? — никто.

Впрочем…

Медикус-контролер Лукулл закончил осмотр и выставил Тарталью из медотсека за час до окончания «рекомендованного досуга» его смены. Третья палуба, «стойло» № VII. Близнецы-гематры желали вопросов? Задач? Он пойдет им навстречу!

Тарталья не слишком надеялся на успех, но попытаться стоило.

Давид с Джессикой словно только его и дожидались. Когда Лючано подошел, дети вынырнули из простенького игрового «киселя», в мгновение ока завершив партию в «шинбейт» — многомерные облавные шашки.

— Мы тебя ждали!

— У тебя есть для нас задачи?

— Да. Кто такие «роботы»?

Несмотря на всю скудость мимики юных гематров, Лючано увидел, как их лица делаются скучными-скучными. Они ожидали чего-то сложного, интересного, а тут…

«Но это значит, что им известен ответ!» — вмешался маэстро Карл.

— Дрянь-вопрос, — уныло сообщил Давид.

— У нас дядя по экономике Помпилии монографию писал.

— А мы ее читали.

— И что там насчет «роботов»?

Джессика сощурилась и забубнила:

— …рабов, у которых уровни пси-составляющих субъективной свободы достигли в процессе энергетической эксплуатации неотторжимого естественного минимума, помпилианцы называют «роботами». Слова «робот» и «раб» — однокоренные. Однако они связаны не только морфологически, но и семантически. Состояние «робота» является финальной точкой либертатной деградации раба, когда векторное пространство степеней субъективной свободы свертывается…

Перебив сестру, Давид внес и свою лепту:

— Раздел III, «Принципы тотального контроля», глава 12. Первый абзац сверху, перенос с предыдущей страницы.

— А попроще нельзя? — взмолился Лючано. — Пси-составляющие свободы… Кошмар! Это что за зверь?

Дети глядели на него с жалостью, как на умственно отсталого. Взрослый человек, а не понимает элементарных вещей!

— Не свободы, а субъективной свободы, — поправила Джессика. — Объективную свободу человека можно ограничить внешними факторами. Например, связать. Или посадить в тюрьму. Или поставить в угол. — Она продолжала апеллировать к дядиной монографии, но последнее сравнение добавила от себя. — Эволюция помпилианцев дала им доступ к внутренней, иначе субъективной свободе человека. К свободе мыслей, желаний, стремлений, намерений, воспоминаний, чувств, свободе выбора… Ой, дальше я забыла!

Девочка очень расстроилась, но быстро нашла оправдание:

— Ну ничего, мне простительно, я еще маленькая…

— Нет, это какая-то ерунда! По-вашему выходит, «Этна» летает на энергии свободы?!

— Не по-нашему, а по-дядиному. — В точности формулировок Джессике не было равных. Она даже чуточку раскраснелась, настолько приятной оказалась разработка поставленной задачи. — И не на энергии свободы, а на процессе коллапсирования жизнеобразующих энергий при переходе их в мертвую, статичную систему менталообразов…

— И не только «Этна», но и все остальное на этом летает, — подвел итог Давид. — Я имею в виду: у помпилианцев. Летает, ездит, дает свет и так далее. Поэтому на «Этне» в ходовом отсеке сидим мы, инопланетники, а не потомственные рабы из инкубатора. Инкубаторские — с рождения «роботы», из них много не выжмешь.

Лючано мало что понял, кроме главного.

— Сколько?! За какое время человек превращается в «робота»?!

— Хорошая задача.

— Сложная.

Выражения лиц близнецов изменились едва заметно, но Лючано чувствовал: они счастливы. Пожалуй, бедная сиротка, замученная мачехой и тяжелой работой, была бы менее рада, дай ей добрая волшебница шанс поехать на бал к королю.

— Вы можете это вычислить?

— Для конкретного человека? — уточнил Давид.

— Да. Для меня.

Джессика переглянулась с братом.

— Мы попробуем, — осторожно сообщила она. — Говорю ж, мы еще маленькие.

— Нам потребуются дополнительные данные, чтобы провести расчет. Мы слишком мало о тебе знаем.

— И расчет не будет точным.

— Мы и для себя с большой погрешностью рассчитали…

— Плевать на погрешность! Сколько у вас вышло?

— При сохранении прежней интенсивности эксплуатации — одиннадцать месяцев. Плюс-минус три недели.