Проклятые поэты - Игорь Иванович Гарин

Жозеф Франсуа Бодлер, отец будущего поэта, получил философское и богословское образование, отличался аристократическими манерами, художественным дарованием и острым умом. В 1783-м он принял священнический сан, но через десять лет сложил его, посвятив жизнь чиновничьей карьере в сенате. Он был знаком с вольнодумцами конца XVIII века, в том числе с Кондорсе и Гельвецием.

Мать Шарля, Каролина Аршанабо Дюфаи, родилась в Лондоне. Француженка по матери и англичанка по отцу, она рано узнала сиротство и никогда не забывала трудного детства в чужом доме. Бесприданница не была красавицей, но привлекательность юности, живой ум, набожность и трудолюбие Каролины пришлись по душе пожилому вдовцу, у которого от первого брака был сын Клод. В свою очередь, 26-летняя девушка была покорена обходительностью и аристократическими манерами «старика», вскоре ставшего отцом ее сына. Увы, брак длился недолгих шесть лет…

После смерти мужа Каролина поселилась с Шарлем и Клодом в парижском пригороде Нейи. От этого периода жизни сохранилась посвященная матери миниатюра «Наш домик», вошедшая затем в «Цветы Зла»:

Средь шума города, всегда передо мной

Наш домик беленький с уютной тишиной;

Разбитый алебастр Венеры и Помоны,

Слегка укрывшийся в тень рощицы зеленой,

И солнце гордое, едва померкнет свет,

С небес глядящее на длинный наш обед,

Как любопытное, внимательное око;

В окне разбитый сноп дрожащего потока;

На чистом пологе, на скатерти лучей

Живые отблески, как отсветы свечей.

Стихи эти написаны 22-летним поэтом, то есть уже сложившимся человеком, и возможно, в подтексте содержат упрек матери в нарушении представленной здесь семейной идиллии, длившейся столь недолго…

Биографы Шарля Бодлера обычно преувеличивают роль смерти отца и второго замужества матери в становлении поэта. Возможно, Шарль, рано потерявший отца (Жозеф Франсуа скончался в 1827 г.), действительно идеализировал его, в самых тяжелых условиях храня отцовские рисунки и картины. Возможно, как всякий ребенок, он тяжело перенес «измену» матери, ее второе замужество. Но он всегда любил мать и в детские годы не проявлял враждебности к отчиму, который занимался с ним фехтованием и верховой ездой. Отчуждение от семьи началось значительно позже и вряд ли связано с дурным обращением генерала Опика с пасынком. Шарль так рано утратил отца, что, скорее всего, не сохранил живой памяти о нем, разлад же с семьей стал итогом его духовной эволюции, особенностей духовного склада и мировоззрения «делающего себя» молодого человека.

Отчим был строг с пасынком, но сохранившиеся письма юного Шарля к генералу Опику не только не свидетельствуют о ненависти, но, наоборот, дышат искренней привязанностью и чувством уважения к человеку, которого мальчик называет только «папа». Даже в более поздние годы поэт неизменно признавал заслуги отчима и свои благодарные чувства к нему. Кстати, генерал Опик, видимо, тоже ценил талантливого пасынка, во всяком случае, сохранилась его пророческая фраза, адресованная руководителю колледжа: «Вот подарок, который я вам преподношу, это ученик, который принесет славу вашему колледжу».

Майор Жак Опик покорил Каролину не только эполетами, но великодушием, изысканностью и тем родством, которое испытывают друг к другу люди одинакового происхождения – он тоже был «полукровкой», имел шотландские корни по деду. Опик не отличался политической разборчивостью и быстро делал военную карьеру как при Наполеоне, так и при реставрации Бурбонов: даже возвращение капитана Опика под знамена императора Бонапарта, бежавшего с Эльбы, не помешало ему в 1817-м вернуться в королевскую армию и продолжить блестящую карьеру. В 1847 году он уже дивизионный генерал, командующий Политехнической школой. Карьеру Опика не прервала и революция 1848 года. Присягнув Второй республике, Опик сменил генеральский мундир на фрак дипломата, представляя Францию вначале в Турции, а затем послом в Испании. Видимо, находясь в Мадриде, он знал о готовящемся государственном перевороте и, может быть, даже участвовал в нем: во всяком случае, Наполеон III оставил его представлять в Испании уже не республику, а Вторую империю. Изворотливый генерал-дипломат, делавший карьеру при всех режимах, возвратился во Францию не отставным послом, но сенатором империи.

Жак и Каролина прожили в мире и согласии без малого тридцать лет. Жак Опик умер в мае 1857-го в возрасте 77 лет, оставив жене приличное состояние. Счастливый брак был омрачен лишь растущим по мере взросления отчуждением Шарля от матери и семьи, которое он даже не пытался скрывать. Бодлер писал матери о годах своей юности: «То, что Вы лишили меня своей дружбы и того общения, которого вправе ожидать от собственной матери каждый человек, – дело Вашей совести, а также, возможно, и совести Вашего мужа». Понять эту фразу можно только с учетом глубокой обиды поэта в связи с «делом об опеке» (см. далее), но даже обида на семью не дает оснований окрашивать его с ней отношения в черный цвет.

Они [сын и мать] любили и постоянно мучили друг друга, тяжело переживали взаимное непонимание, но не могли друг с другом согласиться. Письма Бодлера к матери – вереница потрясающих исповедей, самобичеваний, упреков и признаний в любви.

Фрейд считал определяющим фактором развития ребенка влияние отца, отношения с отцом, но для Шарля решающую роль играла мать, с которой его связывали первородные, мистические, страшные узы: «Моя мать – это нечто невероятное: надо ее бояться и угождать ей». В одном из писем, адресованных матери, находим:

Было время, когда ребенком я тебя страстно любил; не бойся, слушай и читай дальше. Мне вспоминается одна наша прогулка в фиакре. Ты тогда только что вышла из санатория и, в доказательство того, что ты не забывала о своем сыне, показала мне рисунки пером, сделанные для меня. А ты говоришь, что у меня отвратительная память. Потом – площадь Сент-Андре-дез-Ар и Нейи. Долгие прогулки, бесконечно нежные ласки. Я вспоминаю набережные, такие печальные в тот вечер. О, то было восхитительное время; я ощущал на себе материнскую нежность… Я все время был жив в тебе, а ты принадлежала мне одному. Ты была для меня и божеством, и товарищем.

Это признание Бодлера очень важно, так как «передает сакральный характер их союза: мать – божество, изливающее на ребенка свою любовь, благодаря которой ребенок оказывается посвящен этому божеству». Естественно, «предательство» матери, «отказ» ее от сына (так он воспринял пребывание в лионском интернате) не могли не сказаться на характере сверхчувствительного ребенка – отсюда пресловутая «трещина» и его собственные слова по этому поводу: «Для женщины, имеющей такого сына, как я, повторное замужество недопустимо».

Столь резкий перелом, вызвавший ощущение