Проклятые поэты - Игорь Иванович Гарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Рассеянный образ жизни», который вел молодой Шарль после окончания колледжа, подцепленная болезнь, богемные наклонности и «поэтическая непутевость» – так можно окрестить отношение «столпов общества» в лице Клода-Альфонса, первым забившего тревогу по поводу сводного брата, – всё это побудило собрать семейный совет, решивший на время удалить Шарля из Парижа, изобилующего «соблазнами»: пусть юноша попутешествует, остепенится, наберется ума, станет серьезнее. Деньги у него есть – кругленькая сумма от отцовского наследства, правда, до совершеннолетия ими распоряжается «опекунша», мать, но разве она не готова раскошелиться во благо любимого чада… Одна незадача – Шарлю нет доверия, давать деньги ему в руки нельзя, промотает… Выход находит генерал Опик: у него есть старый приятель, капитан Сализ, морской волк, командующий пакетботом «Пакебо-де-мер-дю-Сюд» – деньги следует доверить ему, а парень пусть поплавает по экзотическим странам, побывает на островах Индийского океана и в Индии, куда как нельзя кстати отплывает судно. Шарль не мог устоять от соблазнительного предложения повидать мир, пополнить знания, подышать воздухом свободы вдали от тех, кто ее ограничивает.
Г. Орагвелидзе:
Отдадим должное и генералу: «Цветы Зла» не были бы тем, чем стали, не придумай он этого путешествия. Очень важная линия книги, связанная с морем, с первозданностью человека, с тоской по красоте естества, выявилась именно на почве воспоминания об этом плавании.
9 июня 1841 года судно Сализа снялось с якоря порта Бордо. Цель назначения – Калькутта; груз – лошади; единственный пассажир – Бодлер. Поэт захватил с собой собрание сочинений Бальзака с намерением «…основательно изучить его метод». Благо, времени было предостаточно: судно потратило три месяца на обход африканского побережья и выход в Индийский океан. Все это время погода благоприятствовала плаванию, поэт буквально упивался морским простором, наблюдал за нравами и бытом команды, делал записи.
В Индийском океане морской «идиллии» пришел конец. Начался сильнейший шторм. Впоследствии бравый Сализ «доложит» Опику: «Еще никогда на мою долю на протяжении долгой жизни моряка не выпадало такое: мы все буквально находились в двух шагах от смерти…» Перепуганные животные срывались с привязи, ломали боксы, вырывались на палубу и, скользя по ней, гибли в разбушевавшейся пучине. Капитан действительно оказался бравым, ценой огромных усилий ему удалось бросить якорь у острова Св. Маврикия. Об этом событии и еще об одном шторме уже на обратном пути Бодлер напишет матери в следующих словах: «Я пережил две неприятности – но, поскольку мы вскоре встретимся, будем мирно беседовать и беззаботно смеяться, то выходит Господь Бог не совсем злой…» Не будь письма Сализа, мы бы так и не узнали, на какие «неприятности» намекает поэт.
Пройдя по следам Бодлера на островах Индийского океана, я в полной мере проникся его отношением к цивилизации, прогрессу, всему тому, что натворила «голая обезьяна» на прекрасной земле. Феерическая красота природы, национальные парки, дающие возможность воочию узреть первозданность, библейские картинки бесчисленных стад пасущихся рядом разных животных, фантастика цветов, божественные формы и мистическое подобие коко де мер с женскими и мужскими типами – всё это вызывает не столько руссоистское чувство «назад к природе», сколько скорбный вопрос: «Что же мы наделали с ней?» Бодлер имел возможность сравнить Первозданность со следами доходящей до островов Цивилизации – алкоголизм, венерические заболевания, рабский труд на плантациях, растущая преступность. Стоит ли удивляться, что «прогресс» стал жупелом для поэта, что постепенно он возненавидел его?
Спросите каждого порядочного француза, ежедневно, читающего СВОЮ газету… что он подразумевает под словом «прогресс», и он ответит – пар, электричество, газовое освещение, чудеса, незнакомые римлянам, яркие свидетельства нашего превосходства над древними. В мозгу этого несчастного причудливо сплелись и перемешались явления материального и духовного порядка! Бедняга до того американизирован усилиями этих философов зоократии и индустриализации, что полностью потерял способность отличать феномены физического мира от феноменов мира нравственного, отличать естественное от сверхъестественного. Если сегодня та или иная нация воспринимает вопросы морали более утонченно, чем воспринимали их в прошлом веке, то, безусловно, прогресс налицо.
Страна бодлеровского идеала «Цветов Зла» – это явно Первозданность того мира, куда его перенес «Пакебо-де-мер-дю Сюд».
Когда, закрыв глаза, я, в душный вечер лета,
Вдыхаю аромат твоих нагих грудей,
Я вижу пред собой прибрежия морей,
Залитых яркостью однообразной света;
Ленивый остров, где природой всем даны
Деревья странные с мясистыми плодами;
Мужчин с могучими и стройными телами,
И женщин, чьи глаза беспечностью полны.
За острым запахом скользя к счастливым странам,
Я вижу порт, что полн и мачт, и парусов,
Еще измученных борьбою с океаном,
И тамариндовых дыхание лесов,
Что входит в грудь мою, плывя к воде с откосов,
Мешается в душе с напевами матросов.
Было бы в высшей степени удивительным, если бы после перипетий морского путешествия Бодлер, столь чувствительный к красоте и чистоте, оказавшись в раю, полный энергии и нерастраченных сил, не «вляпался» в приключение, непредусмотренное хитрым семейным планом.
На острове Св. Маврикия Бодлер находит радушный прием в доме местного юриста Отара де Брагара, женатого на креолке. Эта обаятельная смуглая женщина, известная нам теперь как ДАМА КРЕОЛКА, поразила молодого поэта своей царственной осанкой, естественной грацией жестов и высокой простотой в обращении. Ей и было суждено открыть в творчестве Бодлера важную тематическую линию – ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИЕ миру современной, буржуазной, цивилизации ИНОГО, овеянного экзотикой тропиков мира ЕСТЕСТВЕННОГО, пусть и примитивного в своей простоте, но ЦЕЛЬНОГО, гордого и благородного. С сонетом,