Три часа на выяснение истины - Игорь Арясов

— Не будь дурой, не выкобенивайся, вот и не будет пощечин. Ее, можно сказать, на руках носят, а ей, видите ли, надоело. Ей скучно! А что тебе весело? Восемьдесят рублей зарабатывать? Тогда надо было институт заканчивать, пока у меня связи были, а не медицинское училище. Тогда бы ты еще могла на что-то претендовать. А ты ленивая.

— Зато красивая.

— Красота твоя, как снег весной, все равно исчезнет. И запомни, в холодильник ты ее не спрячешь. А голову надо иметь. Давай-ка мне еще кофейку с коньячком, да буду собираться домой. Знала бы ты, Настенька, как тяжко мне одному в четырех стенах. Мне же столько партий предлагали после того, как Маруся умерла. А я ради тебя, ради дочери своей, остался один. И ты не хочешь, чтобы твой отец при жизни понянчил внуков? Эх ты, бессердечная женщина! — Отец всхлипнул.

Настенька поморщилась, подошла к нему, сидящему в глубоком мягком кресле, погладила, как маленького, по седой голове:

— Ладно тебе, папуля, расстраиваться. Вот увидишь, я скоро перебешусь и пойму, что я такая же обычная баба, как та стерва, которая приходит к Зайцеву и на которую он смотрит своими сладкими глазенками. Наверно, ты прав, мне надо рожать.

— На кого он смотрит? — встрепенулся Лев Станиславович.

— Да там одна приходит, я ей зубы до зеркального блеска чищу, аж тошнит. Кольца она ему, что ли, таскает? Ей лет сорок, а все туда же: хвостом вертит, а глаза как у дуры намалеваны. Первый раз пришла, так я на нее и не посмотрела, потому что глядеть было не на что: обыкновенная замухрышка. А теперь расфуфырилась, ну, прямо как индюшка. И не понимает, дура, что все эти серьги и дубленки ей как корове седло.

— А может, у нее с Зайцевым шуры-муры?

— Что? Да у тебя температура, что ли, папочка? — Настенька нервно засмеялась, но где-то далеко внутри у нее шевельнулось сомнение, и она, резко оборвав отца: «Хватит городить чепуху!», пошла на кухню варить ему кофе.

Однако в последний раз, когда та женщина снова пришла и уже не как прежде — скромно, — а прямо-таки нагло посмотрела Настеньке в глаза своими сливовыми глазищами и сказала, что ей срочно нужен Евгений Александрович, Настенька едва не упала духом. А вдруг отец оказался прав?

Она трудно мирилась с мыслью, что у Зайцева когда-то, до нее, были женщины, ведь он был женат и несчастлив в первом браке. Но чтобы теперь, после того, как она подарила ему себя, чтобы после того, как она отказала стольким красавцам, претендовавшим на ее руку и сердце, и предпочла им всем Зайцева, который оказался действительно немыслимо щедрым и оплачивал все ее капризы, — чтобы после этого он затеял роман с какой-то работягой с машиностроительного завода? Нет, этого Настенька не могла даже представить!

Утром муж подъехал к поликлинике на голубых «Жигулях». Настенька, радостно поздоровавшись с ним, посмотрела в окно и спросила ровным голосом, почти равнодушно:

— А где красная машина?

— К-кардан полетел, — ответил Евгений Александрович, — пришлось отбуксировать н-на станцию техобслуживания.

«Записал бы их на мое имя, не полетел бы кардан этот», — со злорадством подумала Настенька, а вслух сказала:

— Жалко. Только что купили. Да, Евгений Александрович, вас в профком приглашали, какое-то заседание насчет жилья.

Зайцев ушел, а Настенька пригласила очередного пациента — худенького мальчика лет пятнадцати с левосторонним флюсом.

— Ну что, наелся конфет?

— Я больше не буду, — жалобно промычал мальчишка. Опухоль уже начала спадать. Настенька аккуратно надрезала десну, удалила гной, промыла полость рта. Мальчишка мужественно мычал, слезил, но не дергался.

— Ну, вот и умница, через недельку приходи, удалим все твои плохие зубы.

В это время ее позвали к телефону.

— Кто? — спросила она медсестру, горбатенькую и ласковую тетю Грушу.

— Мужской голос, очень приятный.

«Любопытно, кто это может быть? Уж не Аркадий ли набрался смелости?» С Аркадием Настенька познакомилась на вечеринке у Зои и однажды весь вечер танцевала с ним. Но с той поры, как Зайцев запретил ей отлучаться из дома, Настенька в гости не ходила.

— Слушаю вас, — на всякий случай она плотнее прижала трубку к уху, чтобы тетя Груша не могла ничего услышать.

— Добрый день, Анастасия Львовна, — раздался в трубке действительно приятный, по совсем незнакомый мужской баритон.

— Слушаю вас, — прошептала Настенька, бледнея и поворачиваясь в угол, чтобы никто не видел ее лица.

— Мы получили ваше письмо и хотели бы побеседовать с вами.

— А куда мне идти? — заплетающимся от страха языком пробормотала Настенька. — И когда?

— Если не очень трудно, зайдите к трем часам в городской отдел милиции в двенадцатую комнату.

— Хорошо, я приду. А мужу сказать?

Мужчина на том конце провода чуть помедлил.

— На ваше усмотрение, Анастасия Львовна.

— Спасибо, до свидания, — она положила трубку и на деревянных ногах медленно, совсем позабыв выпрямить спину и чуть приподнять голову, пошла в кабинет.

Ах, дура! Ну, какая же я дура! Дождалась! Вызывают. Разумеется, Зайцеву я ничего не скажу. Да, это отсрочит наше примирение еще на добрый месяц. Я схожу одна. Он сегодня, по всему видно, еще не собирается возвращаться. А в милиции я умолю их, чтобы они, если его вызовут, ни за что не говорили, что это я написала письмо. Пусть это будет как анонимка. Правильно, так лучше: анонимка — и все. Он покричит на меня, а я возьму да перекрещусь, для него это самый убедительный довод, а мне ничего не стоит.

О чем же они там будут меня спрашивать? Ну, разумеется, о ружье. А что я скажу? А я скажу, что вот он купил его, поехал на охоту, а с охоты вернулся пьяный, и я стала его ругать. И мы с ним так поругались, что я сказала ему, чтобы он или продал это ружье, или зарегистрировал его и вступил в охотничье общество. Потому что просто так нельзя, это и по телевизору говорили. А что у него много денег — это я со зла написала, просто не подумала. Деньги у нас есть. Но ведь муж работает на полторы ставки, отец у меня директор школы-интерната, помогает, а у мужа отец имеет пасеку, наконец, брат знаменитый доктор, кандидат наук. Вот и все. И они от меня отстанут.

Подумав так, Настенька успокоилась.

В начале третьего Зайцев снял халат, надел свой любимый коричневый костюм, поверх него плащ и сказал:

— Я сегодня снова у Ольги, р-работать буду и ночевать.

— Ну-ну, тебе видней, — пожала хрупким плечиком Настенька и тоже стала собираться.

К ее удивлению и радости, этот милиционер Гусев из областного управления оказался совсем еще мальчишкой, которому, по всей видимости, было не больше двадцати шести, хотя он старательно хмурил брови и пытался важничать. Ну, явно строил из себя большое областное начальство, а сам-то скорее всего был не старше лейтенанта. В пустом и каком-то неуютном кабинете, где, несмотря на солнце, светившее в окно, было прохладно, он сидел за письменным столом, курил дешевые сигареты с фильтром, и взгляд у него был такой откровенный, что Настенька даже улыбнулась:

— Что, не нравится вам наша провинция? Добрый день.

— Здравствуйте, Анастасия Львовна. Ну, как вам сказать? — Гусев тоже улыбнулся, и Настенька заметила, что верхнего третьего резца у него нет. Ну, точно, решила она, какой-нибудь заштатный писарь, даже на хороший вставной зуб не заработал. А Гусев развел руки в стороны и, соглашаясь с ней, покачал головой:

— Но в принципе у вас все почти так же, только, знаете, дома пониже и грязь пожиже. Я вас долго не задержу, у меня до автобуса всего час остался, а тут еще ваше письмо на мне висит, извините за откровенность. Письмо, в сущности, несерьезное, мы таких много получаем. Но реагировать как-то надо. Да, к сожалению, некоторые любители охоты забывают, что с природой надо обращаться бережно, что существуют общества, что нужно платить взносы, иметь членский билет и, разумеется, регистрировать оружие. Кстати, ваш супруг, вы об этом не написали, купил его в магазине?

— Я уж и не помню, но, по-моему, у какого-то знакомого. Оно такое двухствольное. Я вообще-то не разбираюсь в этом, так что вы меня сильно не ругайте. А что ему теперь за это будет?

— Ничего страшного, Анастасия Львовна, — Гусев снова улыбнулся, но потом, видимо, что-то вспомнил свое и сдвинул брови. — Однако наказать его могут определенно.

— И очень серьезное будет наказание? — замерла Настенька.

— Разумеется. Могут оштрафовать, а то и вообще конфисковать оружие, если, например, он без лицензии убил кабана или лося.

— Что вы, что вы! — обрадовалась искренне Настенька. — Я письмо это сочинила знаете после чего?

— Нет, не знаю, расскажите, пожалуйста, — попросил Гусев.

— В общем так. Однажды, несколько недель назад, он собрался, как мне сам сказал, на охоту. А вернулся на другой день. У них охота такая была, с ночевкой. Только вернулся он к вечеру и без всякой добычи. Но, как бы вам это сказать? Словом, подшофе.