Сатирикон и сатриконцы - Аркадий Тимофеевич Аверченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вода холодная спасительно текла!
Лет через триста будет жизнь прекрасной,
Небесный свод алмазами сверкнет
И обеспечен будет безопасный
В парламент вход.
«Новый Сатирикон», 1918, № 2
Николай ГУМИЛЕВ
* * *
Он поклялся в строгом храме
Перед статуей мадонны.
Что он будет верен даме,
Той, чьи взоры непреклонны.
И забыл о тайном браке.
Всюду ласки расточая.
Ночью был зарезан в драке
И пришел к преддверьям рая.
«Ты ль в моем не клялся храме, —
Прозвучала речь мадонны, —
Что ты будешь верен даме.
Той, чьи взоры непреклонны?
Отойди, не эти жатвы
Собирает Царь Небесный.
Кто нарушил слово клятвы,
Гибнет, Богу неизвестный».
Но, печальный и упрямый.
Он припал к ногам мадонны:
«Я нигде не встретил дамы
Той, чьи взоры непреклонны».
«Сатирикон», 1910, № 19
Маргарита
Валентин говорит о сестре в кабаке.
Выхваляет ее ум и лицо,
А у Маргариты на левой руке
Появилось дорогое кольцо.
А у Маргариты спрятан ларец
Под окном в зеленом плюще.
Ей приносит так много серег и колец
Злой насмешник в красном плаще.
Хоть высоко окно в Маргаритин приют,
У насмешника лестница есть;
Пусть звонко на улицах студенты поют.
Прославляя Маргаритину честь.
Слишком ярки рубины и томен апрель.
Чтоб забыть обо всем, не знать ничего…
Марта гладит любовно полный кошель.
Только… серой несет от него.
Валентин, Валентин, позабудь свой позор.
Ах, чего не бывает в летнюю ночь!
Уж на что Риголетто был горбат и хитер,
И над тем надсмеялась родная дочь.
Грозно Фауста в бой ты зовешь, но вотще!
Его нет… его выдумал девичий стыд:
Лишь насмешника в красном дырявом плаще
Ты найдешь… и ты будешь убит.
«Сатирикон». 1910, № 31
* * *
Когда я был влюблен (а я влюблен
Всегда — в идею, женщину иль запах).
Мне захотелось воплотить свой сон
Причудливей, чем Рим при грешных папах.
Я нанял комнату с одним окном,
Приют швеи, иссохшей над машинкой,
Где, верно, жил облезлый старый гном.
Питавшийся оброненной сардинкой.
Я стол к стене подвинул, на комод
Рядком поставил альманахи «Знанье»,
Открытки — так, чтоб даже готтентот
В священное пришел негодованье.
Она вошла, спокойно и светло,
Потом остановилась изумленно.
От ломовых в окне тряслось стекло.
Будильник тикал злобно-однотонно.
И я сказал: «Царица, вы одни
Сумели воплотить всю роскошь мира;
Как розовые птицы ваши дни,
Влюбленность ваша — музыка клавира.
Ах, бог любви, заоблачный поэт,
Вас наградил совсем особой меткой,
И нет таких, как вы»… Она в ответ
Задумчиво кивала мне эгреткой.
Я продолжал (и тупо за стеной
Звучал мотив надтреснутой шарманки):
«Мне хочется увидеть вас иной,
С лицом забытой богом гувернантки.
И чтоб вы мне шептали: «Я твоя»,
Или еще: «Приди в мои объятья».
О, сладкий холод грубого белья,
И слезы, и поношенное платье.
А уходя, возьмите денег: мать
У вас больна иль вам нужны наряды…
Как скучно все, мне хочется играть
И вами, и собою без пощады…»
Она, прищурясь, поднялась в ответ;
В глазах светились злоба и страданье:
«Да, это очень тонко, вы поэт,
Но я к вам на минуту, до свиданья».
Прелестницы, теперь я научен.
Попробуйте прийти, и вы найдете
Духи, цветы, старинный медальон,
Обри Бердслея в строгом переплете.
«Сатирикон», 1911, № 33
Я и вы
Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
Не по залам и по салонам
Темным платьям и пиджакам —
Я читаю стихи драконам.
Водопадам и облакам.
Я люблю — как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет,
А не рыцарем на картине.
Что на звезды смотрит и ждет.
И умру я не на постели.
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели.
Утонувшей в густом плюще.
Чтоб войти не во всем открытый,
Протестанский, прибранный рай,
А туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут: «Вставай!»
«Новый Сатирикон», 1918, № 16
Исидор ГУРЕВИЧ
Визит