Сатирикон и сатриконцы - Аркадий Тимофеевич Аверченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лица отца и матери Пети сразу меняются.
— Кровь?! — в один голос восклицают они.
Петя радостно взвизгивает, подымает одну штанину и показывает небольшую ранку.
— Это я в кухне об гвоздик зацепился!
— Видишь… Это все потому, что ты папы и мамы не слушаешься! — говорит отец.
— Сколько раз я тебе говорила: не смей ходить на кухню! — сердится мать. — Ну вот, очень рада: так тебе и нужно!!
Но, очевидно, она не очень рада и ранку не находит нужной, ибо принимается обмывать ее и перевязывать.
Петя же действительно и очень рад. и ранку находит нужной: ему теперь весело. Ему, в глубине души, даже жалко, что и на другой ноге нет такой же ранки.
Перевязка сделана.
— Сиди смирно! — приказывает мать.
Сидеть смирно, когда хочется побежать к товарищам и похвастать перевязкой, — ужасно трудно! Но Петя пытается добросовестно выполнить приказание.
Колька, верно, делает теперь пирожки из песку, а Манька покупает их!
Под влиянием этой мысли Петя срывается с дивана и вприпрыжку бросается к двери.
— Куда?! — останавливает отец.
— Пирожки делать, — отвечает Петя, нетерпеливо перебирая ногами.
— Опять перепачкаешься! — говорит мать.
— Играй здесь!., вот кубики, — велит отец.
Петя хмурится, но садится на корточки подле стула, на котором лежат кубики.
— Колька делает пирожки, а я должен играть в кубики… Кубики все такие же. а пирожки сломаешь, и можно сделать новые… Очень весело! — вздыхает он, возводя какую-то постройку.
— Ну вот, хороший мальчик! — говорит мать.
Петя не любит быть хорошим мальчиком: всегда он хороший тогда, когда ему скучно.
Петя сердито ставит кубики один на другой. Постройка не выдерживает резких движений Пети и с грохотом рушится.
— Этот мальчишка меня с ума сведет! — кричит отец. — Это мой тиран!!
Петя прячется за диван. Петя сидит там, затаив дыхание.
«Как это я папу сведу с ума? — думает Петя. — Вот когда папа сказал, что сведет меня в кинематограф…»
— Я его высеку: этим кончится! — обрывает Петины мысли возглас отца.
Петя забывает, что он мужчина, что «плачут только девчонки», и заливается громким плачем, в котором доминирует гласная «о».
Отец комкает газету, швыряет ее на пол и. хлопнув дверью, выбегает из комнаты.
Учитывая этот факт, Петя сразу спускает плач на два тона ниже.
Теперь доминирует уже гласная «а».
1913
А. Д’АКТИЛЬ
Подоходное
Ужасно трудно знать доход
(Хоть разбивай с досады лоб там!)
Того, кто перепродает
Россию в розницу и оптом.
Застукать их — немалый труд
И абсолютно нету шансов:
Ах! «Патриоты» не ведут
Счетов, доходов и балансов.
Держа на привязи язык.
Расчетливы необычайно.
Не доверяют цифрам книг
Свои коммерческие тайны.
И нет того, чтоб, глупый страх
Отбросив, взяться неуклонно
И заприходовать в графах,
И подсчитать свои мильоны.
Мол, там и там-то сдан подряд
По разработке для журналов
Национальных идеалов —
По курсу «франке Петроград»…
Ах! Книг, канальи, не ведут,
А хапнут — и давай Бог ноги.
Какие ж отчисленья тут
И подоходные налоги?
Страну, подлец, распродает
Поверстно и поидеально,
А спросишь, чем и как живет, —
Вздохнет, помудрствует печально.
Всплакнет, душой беззлобно чист,
И поместит в опросный лист.
Под рубрикой: «Доходы жителей», —
«На средства родителей».
«Новый Сатирикон», 1917, № 45
Три года
Безумству трех кровавых лет,
Что мы блуждали без дороги,
Уныло подвели итоги
Обозреватели газет:
«Да, да, мы знаем: были беды!
Но близок час, но тщетен страх…»
Ах, им-то, с перьями в руках.
Легко сражаться за победы!
Август 1917
Эпитафия
Господь! Во все часы и дни
Не наказуй и не кляни
И не взирай на нас сурово:
От рабства слова нас храни,
А паки — от свободы слова!
Август 1917
Отчего не следует выставлять рам
Ай, солнечный зайчик! Уселся на кресле.
Скользнул по кушетке, вскочил на буфет…
И в сердце моем моментально воскресли
И Пушкин, и Тютчев, и Майков, и Фет.
Весенних обычаев помня программу.
Священных градаций в лирическом сне,
Я с грохотом выставил первую раму
И влез на окошко навстречу весне.
На выцветшем небе поблекшие тучи.
Обрывки афиш без начал и концов.
Гриппозные лужи.
Тифозные кучи.
Обломки панелей.
Провалы торцов.
Отборная брань подгулявшего шкета.
К галошному тресту — остатки хвоста.
Кино с вопиющим названьем «Ракета».
Кофейня с задумчивой кличкой «Мечта».
Пивная — с фанерой в проломленной дверце.
Старуха — с лотком ядовитых конфет.
* * *
И тихо растаяли в раненом сердце —
И Пушкин, и Тютчев, и Майков, и Фет.
1928
