Амур-батюшка (Книга 2) - Николай Задорнов

- Эй, дикий барин! - крикнул маленький вятич Ломов. - Теперь бы тебе клетчатые штаны. Винчестер да шляпа!

- Паря, на мне как раз клетчатые были. Маленько, видно, выцвели, так теперь клеток незаметно. Да вы сами уж не расейские мужики, а амурские колонисты.

- Не-ет! Это нам мало важности! Все равно душа русская, какое ружье в руки ни возьми.

- Ты, Иван, продай товар нам, зачем далеко таскаться?

- Да он уже побывал на нашем Горюне, - сказал светло-рыжий Спиридон Шишкин, подходя к разговаривающим. - Здорово, Ванча! Лодки-то пустые. Никак все распродал?

- Ты где прошел? Как мы не видали? Что на нашей речке шляешься? спросил Санька.

- На ва-ашей! С каких пор она стала вашей, если ты сам на ней никогда не был выше быков?

С обрыва сбежал Родион.

- Ваня, приятель! Мы уж слыхали, что ты по Горюну ездишь. - Они расцеловались. - А это кто? Никак Васька?

- Теперь Синдана нет, - объявил Иван громко, как на сходке. - Каждый, кто хочет, может заходить и торговать.

- Смеется. С пустыми-то лодками пришел!

Иван сказал, что Синдан хотел убить его, кинулся с ножом.

- А старшина ни черта не знает! - молвил Савоська.

- Ладно уж! - ответил Родион Шишкин недовольно.

- Савоська, брат, ты ему не в бровь, а в глаз попал, - сказал Иван.

- А где старшина Тамбовска волость? - воскликнул Савоська, обращаясь к толпе. - Моя надо старшина!

- Чего тебе? - спросил Шишкин. - Я за старшину!

Он был теперь старостой.

- Крестьянина твоей волости обидели. Морда били.

- Кто посмел? Кого? Не Ваньку ли Бердышова?

- Нет, Ваньку Бердышова пока еще не били. Меня маленько били, сказал Савоська.

Все захохотали. Савоська продолжал, смеясь сквозь слезы:

- Маньчжур прямо так оскорбляет, в морду ударил, потом говорил, русский старшина плохой, а будто у них своя старшина есть.

- Ты не врешь?

- Говорил; русский старшина ленивый, на Горюн не ездит, гольдов не защищает.

И под тем предлогом, что все это якобы говорил какой-то маньчжур, Савоська выложил Родиону все, что сам думал про него.

- Че, пороть не будешь?

- Кого пороть-то?

- Да Синдана!

- Нет, ты, поди, так ему отплатил.

- Ну ладно, - согласился Савоська. - Конечно, отплатил. Все отдал!

- Вы прогнали только его?

- Ты на Горюн ехал, почему не позвал нас с собой? - спрашивал Котяй у Бердышова.

- Я нарочно протоками пробрался. Думал, ты уж там, а если в деревне останавливаться, так разъедемся.

Родион позвал гостей к себе. Васька, проходя деревней, радовался: колодцы, журавли, на огородах зелень, грядки. Дома строены тесно, в деревне много скота, коней - во всем была радость для Васьки. Вот как у русских-то!

- А садочки-то, садочки, не то что у нас на Додьге!

- Это наши бабы-девки высадили из тайги сирень, акацию, яблоню, рябину, - говорил Родион. - Ведь мы тамбовские, у нас на родине сады большие, яблоки растут. Вот и сюда пришли - желают, чтобы и здесь все было, как на старых местах.

В избе у Родиона чисто. Пол крашен и выстлан половиками, цветные пологи, огромная печь, зеркало. Горит керосиновая лампа, вокруг стекла во множестве вьется гнус, хотя окна и двери плотно закрыты.

Петровна накрыла на стол. Чистая скатерть, посуда, ложки, самовар после гольдских деревень все было чуть ли не в диковинку: приятно посмотреть. Повеяло домашним бабьим обиходом. Васька глядел на Петровну, как на родную мать.

На столе появились щи, каша, пшеничный хлеб, свежие огурцы и редька все свое, привычное. Казалось, вкусней не было еды на свете.

- А мяса нынче нет. Ледник пустой, - рассказывал Родион. - Я эту зиму не охотился и совсем оголодал. Лоси куда-то ушли, а бегать за ними некогда - свадьбы играли... У нас говорят - лосей Спирька всех перебил. Лосиная Смерть. Он, дурак, ради хвастовства не жалеет зверя. Да у меня нынче весной коня медведь задрал, а жеребенок еще малый. Я до того дошел, что, как ваш китаец, сначала с Митькой тянул соху, а потом у Овчинникова коня взял. Он все не уступал, да делать нечего. Зимой придется отдавать соболями.

- Так что, тебе богатство впрок не пошло? - спросил Иван.

- Богатство! Я начальству сколько выпоил. Да еще вдвойне своего доложил. Но я не жалуюсь. Хотя и хватило меня нынче морозцем, но тут не старые места - живо отойду. Ну, Иван, давай выпьем! - Родион разливал водку. - А тебе, Васька, еще рано.

- Пошто рано? - воскликнул Иван. - У нас в Забайкалье с шести лет напиваются. А грудным младенцам бабы нажуют хлеба, намочат в водке и сунут в рот, чтобы не орали. Те лежат-посасывают... Налей ему рюмку.

Васька выпил. Вино ударило в голову. Он снова вспомнил дикую реку, зеленые тучи мошек, завалы колодника, грохот перекатов и приятно ощутил, что сидит в чистоте и удобствах. Подъезжая к Тамбовке, он выкупался вместе с Иваном и Ильей и надел чистую рубаху.

- Давай, ребята, еще! - налил Иван.

- Ну, твое здоровье! - чокнулся Савоська.

Двери распахнулись.

- Дяденька! - вбегая, воскликнула Дуняша.

Иван уж давно ожидал этого мига.

Высокая, тонкая в поясе, гибкая, разрумянившаяся, она замерла, завидя гостей. Следом вбежали другие девушки. Дуня села на лавку и мгновенно приняла вид серьезный. Пушистые темные брови ее дрожали, выдавая волнение. Девки стали подсаживаться к ней, и вскоре их набралась полная лавка.

- Паря Родион, как у тебя племянница похорошела, - сказал Бердышов. Это что такое? - подмигнул он ей. - И волосы потемнели? Были как лен, а стали черные.

Дуняша зарделась и приосанилась. Ей приятно было слышать такие похвалы при Илюшке. Дуня уже всем разнесла, что приехал первый красавец на Амуре, и ее подруги бегали к Шишкиным под дверь и под окна. Глаза их сверкали, оглядывая Илью.

Илья подтянулся, приободрился. В голове его шумело от вина и оттого, что девки смотрят.

- Ну-ка, Илья, сказани им чего-нибудь, - молвил Иван, видя, что Дуняша с него глаз не сводит.

Илье и самому хотелось что-нибудь сказать, но он сразу ничего не мог придумать.

Иван ел с жадностью. Искоса глядя на Дуню, он снова воскликнул, не в силах сдержать восторга:

- Шибко похорошела! Щеки-то! А говорят, на Амуре яблок нет!

- А Танюшу давно видели? - спросила Дуня.

- Мы давно из дому, - сказал Иван.

- Уехала ее подружка дорогая, - молвила Петровна.

Девки, видимо, нагляделись. Дуня подтолкнула локтем черноглазую Нюрку Овчинникову. Сорвавшись с места, она распахнула дверь, и все гурьбой посыпались за ней на улицу.

- Вот бешеные, - покачала головой Петровна.

В избу стали приходить мужики. Одни подсаживались к столу, другие устраивались на лавках. Иван весело, обращаясь более к Родиону, рассказал про горюнскую поездку и с подробностями про изгнание Синдана.

- Много же ты там натворил! - удивлялись мужики.

Рассказ Бердышова о том, как прогнали Синдана, произвел сильное впечатление. Тамбовские богачи поникли, чувствуя, что с Бердышовым им не тягаться. Санька Овчинников и тот присмирел. Казалось, он готов был примириться с тем, что Иван у него из-под носа вырвал и захватил Горюн. Санька уж придумывал, как бы задобрить Ивана, а то запретит на Горюне торговать.

- Что там было, всего не перескажешь.

- Гольды, поди, испугались? - спросил Родион.

- Однако, не всякий на эту речку попадет, - ухмыльнулся Бердышов. Наверху есть проходы в скалах, там Горюн черти караулят. Без потайного слова не проникнешь. Верно, Савватей Иванович?

- Конечно! Обманываем, что ли! - хитро отвечал Савоська.

Пришел Митька - сын Родиона. Слушая мужиков, он долго ерзал на лавке и, дождавшись, наконец, когда Илья и Васька отужинали, сказал им, что девушки велят идти на вечерку.

- Значит, Илья, испытанье прошел, - сказал Родион. - Можешь идти смело.

- Сходите поглядите, как наши ребята веселятся, - говорила Петровна.

- Только смотри, Илья, не дерись! - строго предупредил Иван.

Иван выставил водки. Мужики продолжали пить.

- Надо и нам сходить на вечерку! - сказал вдруг Бердышов.

- Нет, погоди! - ухватился за него Овчинников. - Вот ты мне скажи, как ты туда проник?

* * *

В бревенчатом зимнике - шум, смех, музыка. Когда Митька, Илья и Васька вошли, пляска только что окончилась. Парни и девицы гурьбой обступили гостей. Илья сразу понравился девушкам: черноволос и румян, а глаза голубые, и лицо как налитое, загорелое.

- Ах, как вы далеко ездили! - заговорила Дуняша.

Девушки, румяные, веснушчатые, курносые, с навитыми кудряшками, беленькие и черненькие, в ярких платьях, красивые и некрасивые, такие, что казалось, кто-то повытягивал им лица одним вдоль, другим вширь, окружили Илью.

- Ну, который на шестах Горюн прошел? Дайте поглядеть!

Только сейчас Илья почувствовал, что значит летом проехать весь Горюн. Ему захотелось что-то сказать смело и умно и вообще показать себя.

- Горюн - мошке столица! - выпалил он, невольно повторяя слова Ивана, и подумал: "Эх, да ведь я еще там тунгусского царя видал!"

- Куда тебе, Андрей! - смеясь, сказал Митька, обращаясь к гостившему в эти дни в Тамбовке белобрысому контрабандисту Городилову и как бы гордясь своими гостями. - Вот они Горюн прошли весь и на озерах были!