Фантомас – секретный агент - Пьер Сувестр

Солдаты повиновались.

— Это капрал Винсон?

— Да, майор!

Офицер настаивал:

— Вы уверены в этом?

— Нет, майор!

Несмотря на безнадежное положение, в котором он оказался, Фандор не мог не улыбнуться, глядя на одуревших храбрых воинов.

Майор Дюмулен просто выходил из себя.

— Ах, так, вы издеваетесь над нами? Я вас засажу под арест на восемь суток, если вы будете продолжать вести себя так глупо! Думайте, что вы делаете… Вы знаете хотя бы, зачем вы здесь?

Обменявшись взглядом с товарищем, чтобы решить, кто из них заговорит, Тарботтен, менее робкий, чем Илуар, объяснил:

— Сержант сказал нам, майор, что нас посылают в Париж, опознать капрала Винсона, значит…

— Значит… — подхватил Илуар, — мы его и опознали!

И оба, гордые своей исполнительностью, заключили:

— Приказы надо выполнять!

Майор побагровел; ударом кулака он сбросил со стола три папки и вскричал, обращаясь к лейтенанту Сервену:

— Я не понимаю капитана из штаба, который из всех своих солдат выбрал самых больших идиотов! Чего, к черту, можно добиться от таких молодчиков?

Затем он спросил у своего подчиненного:

— Провели ли обратную очную ставку? Показали им тело настоящего капрала Винсона?

Лейтенант ответил утвердительно.

— И что они сказали?

— Ничего определенного; они были очень взволнованы видом умершего; черты его лица уже изменились… Из них ничего не удалось вытянуть.

Тут взял слово Фандор:

— Майор, я очень удивлен, что вы сочли нужным привлечь только этих двух солдат; это, по меньшей мере, странно. Я имею право требовать, чтобы процедура следствия, которое вы против меня ведете, была более серьезной. Чиновник обязан быть беспристрастным и…

Майор вскочил. Он наклонился через стол к Фандору, который тоже встал, и угрожающе спросил:

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, — заговорил возмущенно журналист, — что вы ведете себя по отношению ко мне с возмутительной пристрастностью!

Казалось, майор Дюмулен вот-вот задохнется, так его оскорбили слова Фандора.

— Но ведь я честный человек! — вскричал он, забывая о протоколе.

И майор был прав. Это был самый достойный, самый уважаемый из офицеров, и, занимаясь с такой горячностью порученным ему делом, он собирался вести его без малейшей враждебности, с максимальной ответственностью.

Конечно, Фандор произвел на него неприятное впечатление; конечно, его оскорбляла мысль, что штатский, журналист, осмелился насмехаться над армией; конечно, у него были серьезные подозрения о виновности Фандора. Но, тем не менее, майор считал нужным тщательно соблюдать инструкции, руководствуясь при этом самым искренним стремлением вести следствие без предвзятости, пролить свет на эту запутанную историю.

Майор прекрасно отдавал себе отчет в том, что очень трудно доказать, будто Фандор в мундире Винсона действовал некоторое время в Шалоне. Но если это было так… Словом, этот вопрос необходимо было выяснить в первую очередь.

Подавив свой гнев, офицер сказал протокольным тоном:

— Фандор…

Но остановился и бросил гневный взгляд на двух солдат, которые по-прежнему стояли, вытянувшись, посреди комнаты.

— Что вы здесь делаете? — заорал он.

Солдаты молча отдали честь.

— Лейтенант, выкиньте их отсюда… и чтоб их здесь больше не видели! Больше не видели!

Потом, испытывая жестокую необходимость подышать воздухом, походить, размять мускулы, прежде чем снова работать головой, Дюмулен объявил:

— Мы продолжим допрос через пять минут!

…Майор успокоился, к Фандору тоже вернулось хладнокровие, журналист понимал, что только что происшедшая смешная сцена была в его пользу, и у него возродилась надежда.

Допрос возобновился.

Однако, теперь уже не обвиняемый и неумолимый следователь смотрели в лицо друг другу — теперь беседовали и спорили два светских человека.

— Фандор, — начал майор любезно, — вы, вероятно, были вовлечены в банду случайно… я не знаю, по каким именно причинам. Назовите нам ваших сообщников; вам это зачтется!

Фандор отвечал в том же тоне:

— Нет, майор, я никуда не был вовлечен и не занимался шпионажем; я выдал себя за капрала Винсона только для того, чтобы точно установить связи, которые этот несчастный обязался поддерживать с агентами иностранной державы; я собирался сообщить обо всем правосудию.

— Иначе говоря, — уточнил майор Дюмулен, — вы хотели заняться контршпионажем?

— Если хотите.

Офицер иронически улыбнулся.

— Так всегда говорят! За время моей службы, господин Фандор, мне три или четыре раза приходилось вести дела о шпионаже; так вот, у виновных всегда был один аргумент, именно тот, который себе избрали вы. Я продаю секретные данные, говорит предатель, чтобы получить взамен еще более важные. Эта система защиты не выдерживает никакой критики!

— Другой у меня нет, — заявил Фандор.

— Хорошо, — продолжал майор. — Совет учтет это.

Фандор встревожился, его положение странным образом становилось все тяжелее. Журналист спрашивал себя, как ему выбраться из этого переплета.

И тут майор Дюмулен, который хорошо обдумал свои действия и только ждал подходящего момента, решил нанести журналисту новый удар.

— Фандор, — сказал он, — сообщники, которых вы отказываетесь назвать, возмещали вам расходы?

— Что вы понимаете под этим? — спросил журналист.

— Не давали ли вам денег?

— Нет.

— Подумайте хорошенько и будьте откровенны.

Фандор добросовестно порылся в памяти — и вздрогнул.

Ему внезапно вспомнилось приключение в типографии братьев Норе. Нужно ли было отрицать очевидное? Это было ему не свойственно. Однако, Фандор решил пока ничего не рассказывать о том, что ему стало известно; поэтому он настаивал на своем:

— Нет, майор, я не получал денег от шпионов.

Офицер повернулся к секретарю и отчеканил:

— Отметьте это, секретарь, подчеркните красным карандашом. Это заявление — одно из самых важных.

Майор порылся в ящике своего стола, вынул оттуда запечатанный конверт, а из него извлек другой. Фандор с любопытством следил за его действиями.

Наконец, из третьего конверта майор вынул три смятых банковских билета и показал их Фандору.

— Вот, — сказал он, — три билета по пятьдесят франков со следующими номерами: А4998, О4350, У5108. Их нашли в ваших вещах в казарме Сен-Бенуа в Вердене. Вы признаете, что эти билеты принадлежат вам?

— Как я могу это знать? — спросил Фандор. — Банковские билеты не отличаются друг от друга.

— Отличаются нумерацией, — сказал офицер, — впрочем, охотно верю, что вы не записываете номера билетов, которые проходят через ваш бумажник. Но нам легко доказать, что те билеты, которые сейчас у меня в руках, принадлежат вам.

— И чем мне это грозит? — с тревогой спросил Фандор.

Дюмулен после паузы объяснил:

— Эти билеты были исследованы антропометрической службой, и на них обнаружены ясные отпечатки ваших пальцев. Я надеюсь, господин Фандор, — иронически продолжал офицер, — вы не отрицаете точности службы Бертильона?

— Нет, — ответил Фандор просто, — я ее полностью принимаю.

Офицер был удовлетворен.

— Значит, вы признаете, что эти билеты принадлежали вам?

— Да, конечно.

Снова обратившись к сержанту, исполнявшему обязанности секретаря, офицер приказал:

— И это отметьте красным карандашом, это признание важно, очень важно.

Потом майор спросил в упор:

— Фандор, знали ли вы капитана Брока?

— Нет, майор.

— Вы его знали! — настаивал офицер.

— Нет, майор, — повторил Фандор и, вновь охваченный беспокойством, спросил:

— А что?

— А то, — слегка запинаясь, сказал майор Дюмулен, — а то, что… Знаете ли вы, что у таинственно убитого капитана Брока украли документ, касающийся плана мобилизации?

— Я это знаю.

— Но это не все, — продолжал Дюмулен. — У несчастного офицера украли еще и известную сумму денег. У Брока была привычка записывать в блокнот точные суммы денег, которыми он владел, и номера своих банковских билетов. Так вот, из его ящика исчезли банковские билеты, имевшие номера А4998, О4350, У5108. Они-то и были найдены у вас.

Фандор был совершенно сражен этим последним известием. Все складывалось против него! Да, он попался, попался, как мышь в мышеловку! Откуда эти билеты, которые были найдены в вещах Фандора в Вердене? Черт возьми, это же очень просто, билеты были переданы в руки одного из братьев Норе, типографов; а он, Фандор, так легкомысленно их принял!..

Неужели с самого своего отъезда из Парижа Фандор был разоблачен бандой изменников, которую он сам хотел разоблачить; неужели охотник сам попал в ловушку…

Да, эти негодяи заманили его в чудовищные сети! С каждой минутой Фандор все яснее чувствовал, что он окончательно запутался. И вдруг его охватила страшная тревога: кто же мог быть так могуч, так ловок, так грозен, чтобы так одурачить его, чтобы сам Жюв не смог спасти своего друга? Лишь один человек на свете был способен на это…