Фантомас – секретный агент - Пьер Сувестр

Де Наарбовек вывел Фандора из камеры.

— Самое трудное, — прошептал он на ухо журналисту, — это открыть двери тюрьмы. К счастью, я предупредил тюремщика, что жду моего секретаря… будем надеяться, что, увидев нас, он примет вас за него, и мы выиграем от этой путаницы.

Военная тюрьма парижского Военного совета — необычная тюрьма, и именно поэтому план де Наарбовека мог оказаться удачным; если бы его пытались осуществить в тюрьме Санте или в тюрьме Рокетт, он, несомненно, провалился бы.

Военный трибунал занимает старинный особняк. В апартаментах второго этажа, служивших некогда для приемов, а теперь разделенных на маленькие комнаты, — установлены письменные столы, и только главный салон превращен в зал заседаний. В первом этаже, где, очевидно, в прошлом веке находились кухни и другие подсобные помещения, устроена собственно тюрьма. Именно в этих комнатах, превращенных в камеры, обвиняемые ждут часа, когда предстанут перед судьями.

Никому не могло прийти в голову, что низкая, почти не заметная дверь в вестибюле напротив лестницы, ведущей на второй этаж, есть не что иное, как вход в тюрьму. В действительности же каждый, кто входил в эту дверь, оказывался в тюремном коридоре.

У входа в тюрьму обычно стоял страж, задача которого была не столько наблюдать за заключенными и препятствовать их бегству, сколько открывать двери тем, кому нужно войти в это мрачное место. Поэтому ночью наблюдение становилось менее бдительным.

Де Наарбовек знал, что решено было, вплоть до дня процесса над Фандором, назначить еще одного стража, заступавшего на пост в шесть часов.

Было уже больше шести часов. По всей вероятности, когда мнимые адвокаты постучат изнутри, их должен будет выпустить именно этот новый охранник. Наарбовек не без волнения постучал указательным пальцем в форточку на двери, прикрытую тяжелой шторой.

Раздались шаги, дверь приоткрылась, появился силуэт стражника, и Фандор с облегчением вздохнул: он не знал этого охранника.

— Как? — воскликнул караульный, отдавая честь людям в мантиях. — Вас двое?

— Естественно, любезный, — отвечал Наарбовек совершенно спокойно, — разве ваш товарищ не предупредил вас, что со мной будет мой секретарь?

— Я понял так, что он еще придет, — сказал стражник. — Я не знал, что он уже там.

Но барон де Наарбовек прервал его, со смехом сказав:

— И мы вместе выходим… что же может быть естественнее?

— Это ваше право, — пробурчал стражник. — Вы уже закончили допрос обвиняемого Фандора?

Тюремщик хотел войти в коридор, чтобы проверить, хорошо ли заперта дверь камеры.

Наарбовек остановил его.

— Милейший, — сказал он, сунув серебряную монету ему в руку, — в этой одежде нам неудобно выходить на улицу. Будьте любезны, приведите ко входу во двор фиакр.

Тюремщик, отложив заботу о двери камеры Фандора, провел двух адвокатов во двор и подождал у ворот, пока проедет какой-нибудь экипаж. Вскоре у тротуара остановился автомобиль. Секунда, и барон де Наарбовек в сопровождении бледного от волнения Жерома Фандора оказался в такси; помахав рукой почтительному стражу, который низко поклонился, он дал шоферу адрес: «Во Дворец правосудия!»

Однако, доехав до улицы Ренн, барон де Наарбовек изменил пункт назначения.

— Ну, господин Фандор, что вы скажете теперь?

— Ах, барон! Как мне выразить вам свою признательность! Но, может быть, теперь вы мне все объясните?

Де Наарбовек улыбался странной и таинственной улыбкой. Продолжая молчать, он с удовольствием смотрел на журналиста, изумление которого возрастало.

Дерзко покинув тюрьму Военного совета, Фандор и барон де Наарбовек поспешно пересекли весь Париж. Понятно, они воздержались от поездки во Дворец правосудия; по указаниям барона, такси поднялось по улице Лепик, потом на Монмартр и, немного поплутав, остановилось на маленькой пустынной и мрачной улице, перед домом довольно жалкого вида, фасад которого освещал раскачивающийся вдалеке газовый фонарь.

Фандор вслед за бароном вошел под темный свод; затем два человека, которые в адвокатских мантиях выглядели довольно странно, прошли через маленький заросший садик и остановились у павильона. Они вошли туда, по винтовой лестнице поднялись на второй этаж; дипломат повернул выключатель, и журналист увидел, что вместе со своим спасителем находится в большой мастерской художника, довольно хорошо обставленной.

Плотные занавески скрывали широкое окно, потолок был высок, как в мансарде. Чтобы построить такую мастерскую, нужно было соединить три или четыре комнаты, поэтому посреди нее высились многочисленные железные столбы, нарушавшие гармонию обширного зала.

Де Наарбовек, войдя, сразу снял свою мантию, под ней оказался элегантный костюм.

Журналист тоже скинул счастливую для него одежду адвоката, которая помогла ему бежать. На нем остались черные панталоны, принесенные Наарбовеком, и рубашка. У Фандора не было куртки, а его военный китель и красные штаны капрала остались в камере.

Вдоволь насладившись удивлением Фандора, барон де Наарбовек спросил:

— Знаете ли вы, господин Фандор, где мы находимся?

— Не имею ни малейшего представления, — ответил журналист.

— Так вот, — объявил де Наарбовек, подойдя к журналисту так близко, как будто боялся, что громкая речь будет услышана, — вам знаком, по крайней мере, по имени, один загадочный человек, сыгравший важную роль в делах, жертвами которых были и мы с вами. Не скрою от вас, что мы находимся в доме этого человека.

— И его имя? — пролепетал Фандор.

— Его имя — Вагалам!

— Вагалам!

Конечно, Фандор знал этого дьявола во плоти! Вагалам, агент Второго бюро, которого Фандор некоторое время — и вполне справедливо — принимал за шпиона, работающего на две стороны! Не он ли был преступником, совершившим все кражи и преступления, которые расследовались?

Однако Фандор вспомнил о своем разговоре с Жювом на другой день после убийства капитана Брока, когда инспектор утверждал, что преступник — Фантомас.

Но тогда, сказал себе Фандор, который не следил, как Жюв, за таинственными метаморфозами мрачного аккордеониста, какая же связь между Вагаламом и Фантомасом? Все спуталось в голове журналиста.

Барон де Наарбовек, казалось, читал мысли журналиста:

— Ваш друг Жюв, полицейский самого высокого класса, уже долгое время ожесточенно преследует нашего сегодняшнего хозяина, Вагалама, в доме которого мы находимся… Это преследование принесло Жюву немало неудач и доказало, что Вагалам не так глуп, как кажется, и, может быть, инспектор в этом скоро убедится еще раз, однако…

Но Фандор, внезапно охваченный беспокойством, прервал барона де Наарбовека:

— Мой друг Жюв не подвергается никакому риску? — спросил он. — Умоляю вас, скажите мне правду, потому что, если я на свободе…

Но де Наарбовек не дал ему говорить:

— Внимание, господин Фандор! Может быть, вы забыли, что сбежали и что в данную минуту ваше бегство уже обнаружено… Не будьте так самоуверенны! А кроме того, не тревожьтесь о судьбе вашего друга Жюва.

Затем он резко сменил тему:

— Вагалам, у которого мы находимся, имел сотрудника, вернее, сотрудницу. Это была молодая особа, которую вы знали, мадемуазель Берта, иначе Бобинетта. У Бобинетты были недостатки, серьезные недостатки, но мир ее праху, не будем об этом более говорить, она их искупила!

Встревоженный Фандор спросил:

— Значит, Бобинетта умерла?

У него мгновенно возникла мысль, что молодая женщина погибла от руки неуловимого и таинственного убийцы, которого не удавалось даже увидеть… Но в этот момент стенные часы пробили десять, с последним ударом свет вдруг погас, и мастерская погрузилась в глубокий мрак.

Не успел Фандор сообразить, что произошло, сделать хоть один жест, как почувствовал, что его схватили, сначала закутали в покрывало или какое-то большое полотнище, а потом с невероятной грубостью связали, лишив его возможности двигаться.

Таинственные руки надели ему на лицо что-то вроде маски, нахлобучили что-то, вероятно, шляпу, на голову; затем Фандор понял, что его привязывают к одному из столбов, стоявших в мастерской от пола до потолка.

Совершенно ошарашенному журналисту показалось, что он слышит далекий голос:

— Как умерла Бобинетта, так умрешь и ты… от руки Фантомаса!!!

Действительно ли он слышал эти слова? Не галлюцинация ли это, не сам ли он кричал? Ведь Фандор, мысли которого до сих пор были заняты Вагаламом, вдруг подумал о Фантомасе.

Напрасно стараясь освободиться, порвать связывавшие его веревки, Фандор вспомнил о бароне Наарбовеке и, невзирая на возможный риск, крикнул:

— Наарбовек, ко мне!

Ответа не было; через какое-то время Фандор услыхал далеко, очень далеко от себя, приглушенные вздохи. Потом мастерская снова осветилась. Стало все видно! Можно было действовать!