Россия 1917 года в эго-документах - Коллектив авторов

Хвощовку (73), а семья провожать меня. Родзянко сказал, что болен и не поехал, и стал просить, чтобы

я позвал семью в дом познакомиться. Я так и сделал. Жена Родзянки, Марфа Михайловна (74), понравилась Лареньке своей простотой и живостью. От Родзянки я решил поехать в Хвощовку один.

Батька (75) уже был уведомлен о моем намерении Л[еонидом] В[ладимирови]чем, показал мне

церковь (76), но дать что-либо отказался, пока не поговорит с церковным старостой.

Церковь одна из древних. В ней, против обыкновения, много икон с указанием года их написания.

На колокольне много интересной утвари, царские врата со статуэтками, а также несколько статуэток с

плащаничного стола (77).

В понедельник около 10 утра мы уговорились с батькой встретиться в земской управе.

15 января. Осмотрев лошадей, я поехал с семьей в гости к о[тцу] Стефану Ярославову (78) в

Березники. Он взял отпуск и приехал домой уже как дня 4. Гощенье заключалось сперва с чаем, после

которого мы пошли к П[етру] А[втономови]чу, встретив его шедшим к о[тцу] Стефану. Он воротился

и показал свою удобную келью. От П[етра] А[втономови]ча мы всей компанией пошли в

церковь (79) – мне хотелось познакомить Лареньку с устройством и обстановкой малорусских

церквей. После этого был обед из национальной кухни.

О[тец] Стефан делился впечатлениями, привезенными из д[ействующей] армии. По его словам в

окопах ждут конца войны к осени 1917 года, и там будто бы все от офицера до солдата, винят немцев

из нашей царской фамилии во всех военных неудачах. Сам о[тец] Стефан в виду этого, теперь даже

перестал поминать в церкви Александру Федоровну. Будто бы всеобщее солдатское желание сделать

Николая Николаевича (80) Николаем III-м.

Свободомыслие о[тца] Стефана доказывается тем, что он пригласил Лареньку в алтарь, когда мы

были в церкви (81).

Вечером, когда мы уже приехали из Березняков, я позвал к себе Деменку, воротившегося сегодня

из отпуска. Он привез мне небольшую коллекцию из предметов [588] церковной и бытовой старины.

16 января. Утром [589] морозно, но без ветра. Объехав и обойдя все конюшни лазарета, я

отправился в город, в земскую управу. Родзянко был уже здесь. Вскоре сюда приехал и священник из

Хвощовки. Он привез было с собой отказ, т[ак] к[ак] де благочинный, протоиерей Никифоров (82) ни

клочка [590] не велел отдавать мне. Родзянко начал бранить труса-батьку, вылезшего из

келейников (83). Когда я вошел в коридор управы, батька подошел ко мне с извинениями и дрожащим

голосом заявил, что он что-нибудь привезет для меня прямо на дом к Л[еониду] В[ладимирови]чу, к

которому батька приехал сегодня просить сахару.

Сейчас 3-й час дня. Ожидаю с нетерпением из Москвы Демидова и из Киева Щетинского. Перед

этим я только что ходил на вокзал, где мне сказали, что поезд будет в Хороле около 4-х часов вечера.

Девятый час вечера, я только что воротился из отделений, где обошел все конюшни на городском

кирпичном заводе. Завтра думаю побывать в Трубайцы (84).

Ни Демидов, ни Щетинский почему то не приехали. На Демидова я сердит, а Щетинский, как

предполагает Ларенька, мог на обратном пути заехать в Киев по просьбе или Лущикова или

Бобровского. Авось оба будут завтра.

17 января. Утром поехал в Трубайцы на осмотр лошадей. Оттуда уже около месяца не поступало

больных, что вполне понятно при их обособленности (всего 110) и хорошем уходе.

Днем [591] перед приходом из Ромодана (85) [поезда] четвертого класса ко мне заехал о[тец]

Стефан и попросил у меня воспользоваться подводой от станции до Березняков завтра, когда он

вернется из Кременчуга, повидавшись там со своим братом, ветеринарным врачом, приехавшим с

позиций.

18 января. Утром получено письмо от Вл[адимира] Як[овлевича] Толмачева (86), неожиданное, интересное для меня. Успокоившись, я засел писать длинный ответ.

В обед приехал из Киева Щетинский с письмом от Бобровского, который благодарил меня за

посылку термометра и за предложение своих услуг по добыче термометров из Москвы от Самойлова, а также уверяет меня, что моя репутация совершенно не потеряла ничего от минского инцидента (87).

Вечером ко мне приходил с сестрой о[тец] Стефан. Она такая же почти живая, как ее брат.

Воронкин (88) отвез ее в Шепелевку (89), а его в Березняки.

19 января. Утром, по объездке лазарета, съездил к Родзянке, думал, что он зовет меня по телефону, чтобы взять у него привезенные из Хвощовки старые вещи, а на самом деле

ему [592] тупоголовому [593], понадобились уже имеющиеся у него мои сведения о расквартировании

лазарета.

От Родзянки я поехал осмотреть лошадей в двух конюшнях, а также завернул погреться в

управление воинского начальника (90).

Вечером же мы с семьей [594] поехали погостить сперва к Депрейсу, а потом к В. М. Познякову.

У последнего посидели часа два, если не больше и видели, какая противоположность в воспитании

нашего всегда деловито [595] спокойного Риника и позняковского до невероятности капризно-упрямого Юрия (91). Хороши значит и родители, обложившиеся всякими воспитательными книгами и

делающими со своими детьми совсем не то, что вычитают из этих книг.

20 января. Из моего лазарета откомандировываются 12 человек, не достигших 40-летнего возраста.

Сегодня утром я уже простился с этими уходящими от меня. Большинство все хорошие ребята, прямо

жалость меня брала при расставании с ними.

После обеда, я, несмотря на стужу, не утерпел и поехал в Мусиевку (92), за церковным старьем.

И как я ожидал так оно и вышло – не привез ничего из-за заартачившегося старосты.

21 января. Утром я получил повестку, а днем и самую посылку с заполненными карточками

сельскохозяйственного обследования моего родного села.

Недавно (почти в 6 ч[асов] вечера) воротился из отделения с осмотра 17 отправляемых на позиции

лошадей.

Мой вестовой Акушев (93) также откомандировывается. Депрейс, не смотря на мою просьбу, не

хочет оставить его.

Осмотрев лошадей, я поехал искать Депрейса, чтобы высказать ему свою обиду за такой

нетоварищеский поступок, а так же предупредить, что впредь с ним буду резко официален.

22 января. Целый день я сердился на Дейрейса за то, что он откомандировал Акушева. Вечером, когда Акушев был уже с остальными солдатами на вокзале, пришли ко мне Шогуров и

Шинкаренко (94), из слов которых я заключил, что Депрейс не причем в откомандировании

А[куше]ва, а всю музыку завел его фельдфебель. Тогда я велел послать на вокзал за Акушевым, чтобы

вернуть его, и даже сам побежал туда. Хорошо, что никто не видел, как я в темноте бежал рысью