Платон, сын Аполлона - Анатолий Домбровский

Так они сидели, обнявшись и предаваясь горькой печали, когда вдали послышались голоса. К ним, громко разговаривая, приближались Аполлодор, Критобул, Антисфен, Симмий и Кебет. Двое рабов, принадлежавших Аполлодору, несли корзину, в которой оказалось два кувшина вина, круг овечьего сыра, лепёшки и фрукты.

   — Помянем учителя, — сказал Аполлодор, поздоровавшись. — Сегодня как раз тот день, когда душа его, покинув тело, устремится туда. — Он посмотрел в небо и помахал рукой. — Проводим её. Жрец храма Аполлона сказал мне вчера, что это следует сделать.

   — А теперь его душа ещё здесь? — спросил Федон.

   — Теперь ещё здесь, — заверил его Аполлодор. — Среди нас. А когда мы скажем ей: «Мы тебя отпускаем!» — она уйдёт.

   — А если не скажем?

   — Всё равно уйдёт. Ей пришла пора уходить. Но с нашим дружеским напутствием она взовьётся легко и радостно. А без него — неохотно и с печалью. Не будем печалить душу Сократа! — весело произнёс Аполлодор.

Скатерть развернули у самой могилы, устроились вокруг неё. Платон оказался между Критобулом и Антисфеном. По другую сторону улеглись Аполлодор, Симмий и Кебет. Федон стал помогать рабам раскладывать съестное и разливать в кружки вино.

Плеснули немного вина на землю и на могилу. Аполлодор сказал:

   — А теперь мы тебя отпускаем, Сократ! Лети! И мы разлетимся. Никто нам тебя не заменит. Но ты не печалься: ты так накормил наши души, что им этого хватит на всю жизнь. Лети легко и высоко! Хайре!

   — Хайре! — поддержали Аполлодора друзья и осушили кружки.

   — Ты сказал, Аполлодор, что никто нам Сократа не заменит, — заговорил Платон, беря из рук Федона ломтик сыра. — И ты, конечно, прав. Но зачем же разлетаться и нам, Аполлодор? Не лучше ли, если мы сохраним наше братство, наш союз с пользой для себя и в память об учителе? Я мог бы предоставить для наших собраний сад и дом. И самого себя, — добавил он не без смущения, — чтобы заботиться о наших удобствах, нашем покое, настрое мысли и успехе поиска. Если вы согласны, друзья, — обратился Платон ко всем, — то давайте выпьем за это по кружке вина здесь, возле могилы Сократа, дав ему тем самым клятву никогда не расставаться.

Платон помнил, что обещал учителю другое — покинуть Афины сразу же после казни. Он даже решил, куда уедет: сначала к Эвклиду в Мегару — тот уже давно зовёт его в гости, а затем — куда сердце подскажет. Но теперь он искренне был готов нарушить это обещание — ради своих друзей и друзей Сократа, ради того, чтобы школа великого философа продолжала жить, чтобы мысли его укреплялись на родной земле и приносили ей свет истины.

Предложение Платона ни у кого не вызвало особой радости, а Аполлодор, нахмурившись и поставив кружку на скатерть, сказал:

   — Лучше я выпью яду, чем эту кружку вина: кто не проводил Сократа в последний путь, тот ему не друг, а нам не брат и не советчик.

Никто не ждал от Аполлодора таких резких слов, хотя и Критобул, и Антисфен, и фиванцы Кебет и Симмий таили в душе обиду на Платона.

   — Зачем ты так? — упрекнул Аполлодора Критобул. — Мы все знаем, что Платон был болен.

   — Не о том речь, — ответил ему Аполлодор. — Допускаю, что он был болен. Но посмотрите, с какой лихостью он вознамерился занять место учителя. Клянусь Зевсом, он считает себя вторым Сократом!

   — Это так? — спросил Платона Критобул.

   — Сократа не заменит никто, — вставил своё слово Кебет. — Никто из людей.

   — И никто из богов, — поддержал его Симмий.

Платон выплеснул из кружки на скатерть красное, как кровь, вино и резко встал.

   — Платон! — попытался остановить его Федон. — Ведь он хотел нам услужить, — принялся он убеждать Аполлодора. — Чтоб мы собирались в его саду или в его доме...

Что ещё говорил Федон, Платон не слышал: он бросился прочь, не выбирая дороги, ломая кусты, как большой раненый зверь. Даже стон его был похож на рык. Он в самом деле был ранен в сердце словами Аполлодора. Он звал на помощь Сократа. И Аполлона. А ноги сами несли его к другой дорогой могиле — к могиле Тимандры. Добежав, он упал в траву, головой к надгробному камню, протянул руки, ощутив его прочность и прохладу. После похорон Тимандры Платон установил на могиле этот белый камень со словами прощания. Основание памятника, погруженное в землю, было таким длинным, что касалось гроба Тимандры. Платон видел это, когда его рабы устанавливали надгробие. И теперь, прикасаясь к нему ладонями, он думал, что прикасается к ней, к покоящейся в шелках и цветах Тимандре. Он так хотел и так чувствовал. Но глубже, там, где в душе мыслящего всегда теплится извечная истина, звучали слова: «Её нет. Её нет!»

   — Где же душа твоя? — прошептал он, придвинувшись к камню и прижимаясь к нему щекой. — Где искать тебя?

Так, кажется, Орфей обращался к покинувшей земные пределы Эвридике, направляя свой взор туда, где находится царство Эреба, обитель мрака, заключённая между землёй и луной. Орфей звал возлюбленную, но она не откликнулась. Тогда певец отправился к ущелью, где течёт река Ахеронт, а в чёрной скале есть узкая пещера, ведущая к подземному озеру Ахерушада, на берег которого выходят души умерших. Там они в страданиях и мольбах зовут тех, перед кем провинились при жизни, и испрашивают у них прощения, чтобы вернуться к живым в новой жизни. Пробравшись сквозь каменную щель к озеру, Орфей позвал любимую жену, отравленную злобными колдуньями Гекаты. Он вернул бы её в мир живых, когда б не оглянулся, нарушив запрет бога умерших. Но есть в орфических преданиях иное толкование его неудачи: герой отправился за душой Эвридики, не умерев сам, но только чистая, покинувшая тело душа может извлечь из царства мёртвых другую, увести её из обители Эреба на Острова Блаженных для жизни вечной. Вакханки растерзали Орфея за то, что он не решился умереть ради встречи с любимой, как это сделали до него другие. Душа Сократа тоже в царстве мёртвых. Учитель сказал в своей последней речи на суде, что если смерть есть лишь переселение туда, где покоятся все умершие, то что может быть лучше? Ведь это возможность встретиться с Орфеем, Мусеем, Гесиодом, Гомером, вести беседы с Паламедом и Аяксом, Одиссеем и Сизифом. Быть бессмертным среди бессмертных — есть ли большее счастье?!

   — Я плачу и хочу умереть, чтобы соединиться с вами. Любовь и мудрость!

Погружаясь в мысли и видения, Платон уснул и видел во сне другую Землю — ослепительно прекрасную, без страданий и без конца...

Глава четвёртая

Провести ночь в кошмарных снах и проснуться холодным и мрачным утром — так, пожалуй, можно было описать душевное состояние Платона все эти дни после казни Сократа. Пустота, тоска, бессмысленность — этими словами определялись теперь его самоощущение, настроение, его представление о будущем. Сократа нет, нет учителя и поводыря. Платон осиротел в мире лжи и несправедливости, он ослеп, убита его любовь к истине. Сократ зарыт в каменистую землю среди колючих кустарников и унылых надгробий — угас, залитый ядом, священный огонь его души. Убита Тимандра. Густая кровь пропитала её прозрачные косские шелка, и этой зловещей ширмой отныне отгорожена от глаз Платона нежная, пробуждающая жажду вечности красота. Друзья отвернулись и отвергли его, усомнившись в искренности любви к учителю, в преданности его идеалам. Аполлодор сказал, что предпочитает выпить смертельный яд, чем кружку доброго вина за дружбу с ним. Антисфен сказал, что Платон любит только самого себя и ставит выше мудрости благородство происхождения, что истина Сократа — для бедных и отверженных, а не для опекаемых богами аристократов. Критону не удалось склонить учителя к побегу, и отныне он обречён умереть с этой страшной виной, хотя всё могло быть иначе, когда б ему помогли друзья. Критон считает, что любимец Сократа мог уговорить старика согласиться на побег, но не сделал этого, как, впрочем, и все остальные. Аристипп заявил, что у постоянно мрачного Платона лишь дурные мысли на уме, а Сократ был весёлым и светлым человеком. Кебет и Симмий, не простившись с Платоном, поторопились вернуться домой в Фивы. Федон прислал со старшим сыном Сократа короткое послание, в котором уведомил Платона, что тоже отправляется на родину, в Элиду, где намерен в память о Сократе продолжить занятия философией и, возможно, создать кружок почитателей афинского философа. Критон уехал в своё загородное имение и начал, говорят, писать воспоминания о Сократе, никого не принимая, ни с кем не встречаясь. Антисфен собрал вокруг себя несколько странствующих нищих в полуразрушенном гимнасии «Киносарг»[57] за Диомейскими воротами и принялся читать им свои сочинения, в которых мысли Сократа представлены не только грубо, но и нелепо. Об этом Платону рассказал брат Адимант, побывавший на чтениях Антисфена. Критобул заменил отца на хозяйственном поприще и, кажется, собрался жениться. Аристипп с Эсхином из Сфейта уплыли на Сицилию, в Сиракузы, ко двору тирана Дионисия — за развлечениями, наслаждениями и богатыми подачками. Ксенофонт, недавно вернувшийся из Персии после участия в походе Кира-младшего против Артаксеркса, ещё до смерти Сократа отправился к спартанскому царю Агесилаю, полководческим даром которого восхищался. По существу, как сказал Исократ, Ксенофонт, аристократ и приверженец Спарты, бежал из Афин, презирая демократию, власть бездарной толпы.