Встреча выпускников - Дороти Сэйерс

Он бросил письмо.

Дорогой Джерри,

Из всех ужасов, которые когда-либо портили жизнь многострадальным родственникам, ты хуже всех. Ради Бога, избавься от этого гоночного автомобиля до того, как он тебя убьёт — как это ни странно, я всё ещё сохраняю некоторые слабые остатки привязанности к тебе. Надеюсь, что права у тебя отнимут пожизненно, и ещё надеюсь, что тебе сейчас паршиво, как в аду. Вероятно, так и есть. О деньгах больше не беспокойся.

Я напишу мисс Вейн, чтобы поблагодарить её за доброту. Она —  человек, чьё хорошее мнение я ценю, поэтому будь милосерден к моим чувствам как человека и как дяди.

Бантер только что обнаружил среди золота три серебряные нити. Он невероятно потрясён. Он просит передать тебе его почтительное сочувствие и советует применить массаж головы (это для меня).

Когда сможешь, пришли строчку, чтобы сообщить о том, как идут дела, своему ворчливому и быстро рассыпающемуся дяде.

П.У.

— У него будет целый урожай серебряных нитей, когда он поймет, что я не оплатил страховку, — сухо сказал виконт, забирая письмо.

— Что?!

— К счастью, никто не пострадал и полиция не выезжала. Но полагаю, что получу письмо от почтового ведомства о поваленном телеграфном столбе. Если мне придётся пройти через суд и папаша услышит об этом, он будет раздражён. Восстановление автомобиля также влетит в копеечку. Я выбросил бы эту проклятую штуку, но её подарил папаша во время одного из приступов щедрости. И конечно, первое, о чём он спросил, когда я очнулся, в порядке ли страховка. И будучи не в состоянии спорить, я сказал «да». Если только про страховку не попадёт в газеты, всё в порядке,  ремонт  это лишь капля в море для дяди Питера.

— А разве справедливо заставлять его платить за это?

— Чертовски несправедливо, — бодро согласился лорд Сейнт-Джордж. — Папаша должен сам заплатить за страховку. Он напоминает старика из Фермопил, который никогда не поступает правильно.[63] Если уж на то пошло, несправедливо заставлять дядю Питера платить за всех лошадей, которые проигрывают, когда на них поставили. Или за всех этих маленьких попрошаек, которые вьются вокруг каждого, — я поместил их под рубрикой «Разное». А он скажет: «Ах, да! Почтовые марки, телефонные звонки и телеграммы». А затем я потеряю голову и скажу: «Послушай, дядя…» Как я ненавижу предложения, которые начинаются с «послушай, дядя». А они всё продолжаются и продолжаются и могут завести куда угодно.

— Я не думаю, что он спросит о деталях, если вы добровольно их не представите. Смотрите! Я рассортировала все счета. Выписать чеки, чтобы вы их только подписали?

— Да, пожалуйста. Нет, он не будет спрашивать. Он просто будет продолжать сидеть и смотреть на меня с этаким беззащитным видом, пока я ему не скажу. Полагаю, что с помощью именно этого способа он заставляет преступников сознаваться. Не очень приятная черта. У вас эта записка от Леви? Это главное. И есть ещё письмо от парня по имени Картрайт, это тоже довольно важно. Я занимал у него в городе разок или два. Сколько он там насчитал? … О, проклятье! Не может быть столько… дайте-ка посмотреть… ну, похоже, он прав… И Арчи Кэмпбелл — это мой букмекер — ха! Как много бездарных кляч! Нужно просто запретить выпускать на старт всех этих бедных животных. И каков здесь итог? Как удивительно аккуратно вы обращаетесь с этими делами! Мы просуммируем всё и увидим, где находимся. Затем, если я упаду в обморок, можно будет вызвать медсестру.

— Я не очень сильна в арифметике. Нужно всё перепроверить. Всё это выглядит несколько нереально, но я никак не могу уменьшить итоговую цифру.

— Прибавьте, скажем, сто пятьдесят за ремонт автомобиля и посмотрим. О, чёрт. И что вижу я?

— Бессмысленную рожу, — не сдержалась Харриет.

— Удивительный парень, этот Шекспир.[64] Подходящее словечко на любой случай. Да, а «послушай, дядя» примерно из той же оперы. Конечно, в конце месяца я получу содержание за четверть года, но ведь есть ещё каникулы и весь следующий семестр. Остаётся одно: поехать домой, быть хорошим мальчиком и не шляться по таким местам, как это. Папаша более или менее прозрачно намекнул, что я должен сам оплатить больничный счёт, но я этого намёка не понял. Мать же во всём винит дядю Питера.

— С какой стати?

— Показал мне плохой пример отчаянного вождения. Конечно, он немного горяч, но никогда, кажется, не вляпывался так, как я.

— Возможно, он просто более хороший водитель?

— Дорогая Харриет, говорить так жестоко. Вы не возражаете, что я называю вас Харриет?

— Между прочим, очень даже возражаю.

— Но я же не могу продолжать говорить «мисс Вейн» человеку, который посвящён во все мои отвратительные тайны. Возможно, следует начинать привыкать называть вас «тётя Харриет». Что в этом плохого? Вы просто не можете отказаться быть мне приёмной тётей. Моя тётя Мэри погрязла в домашних делах и не имеет времени для меня, а сёстры моей матери —  настоящие горгоны. Я ужасно недооценён и практически обестётен.

— Вы не заслуживаете ни тётей, ни дядей, учитывая то, как вы к ним относитесь. Вы собираетесь покончить с чеками сегодня? Поскольку в противном случае у меня есть и другие дела.

— Очень хорошо. Продолжим ограбление, пусть Пётр беднеет — богатеют все. Просто удивительно, какое хорошее влияние вы на меня оказываете. Несгибаемая преданность долгу. Если бы вы только забрали меня как следует в свои руки, я, в конце концов, мог бы стать совсем неплохим.

— Подпишите здесь, пожалуйста.

— Да, вы не очень-то чувствительная натура. Бедный дядя Питер!

— Он действительно будет бедным дядей Питером к тому времени, как мы закончим.

— Именно это я и имел в виду. Пятьдесят три, девятнадцать, четыре — просто поражает, как люди любят курить чужие сигареты, и я уверен, что половину выкурили скауты. Двадцать шесть, двенадцать, восемь. Девятнадцать, семь, два. Сто фунтов, тридцать один, четырнадцать. Двенадцать, девять, шесть. Пять, пятнадцать, три. А что это там за история о призраках, которые веселятся в Шрусбери?

Харриет подскочила:

— Чёрт бы их побрал! Кто из наших паразиток рассказал вам об этом?

— Никто не говорил. Я не в восторге от ваших студенток. Хорошие девочки, без сомнения, но слишком неряшливые. На моей лестнице живёт парень, он приходил сегодня ко мне с этой историей… О, я забыл, он просил об этом не упоминать. В чём там дело? И почему такая секретность?

— О, Боже! И ведь их просили помолчать. Они никогда не думают о вреде, который это может нанести колледжу.

— Но ведь это был просто розыгрыш, не так ли?

— Боюсь, что дело немного серьёзнее. Послушайте, если я скажу вам, почему это секрет, вы обещаете не распространять это дальше?

— Видите ли, — честно сказал лорд Сейнт-Джордж, — мой язык бежит впереди меня. Я не очень надёжен.

— А ваш дядя говорит, что надёжен.

— Дядя Питер? О, Господи! У него, должно быть, крыша поехала. Печально видеть, как такой прекрасный мозг идёт в разнос. Конечно, он уже не так молод, как раньше… Но вы-то выглядите вполне здравомыслящей.

— Это действительно довольно мрачно. Мы боимся, что проблема вызвана кем-то, кто не совсем нормален. И не студенткой, но, конечно мы не можем сказать им об этом, особенно пока не знаем, кто это.

Виконт в изумлении уставился на неё.

— О господи! Как это паршиво для вас! Я вполне понимаю вашу позицию. Естественно, вы не хотите, чтобы такие слухи расползлись по университету. Хорошо, я об этом говорить не буду, честное слово. И если кто-нибудь упомянет это при мне, я буду интенсивно демонстрировать полное отсутствие интереса. Слушайте! А знаете, я ведь, возможно встречал вашего призрака.

— Встречали её?

— Да. Я, конечно, встретил кого-то, кто не казался вполне нормальным. Это меня немного испугало. Вы — первый человек, кому я об этом говорю.

— Когда это было? Расскажите.

— В конце последнего семестра. Я ужасно нуждался в наличности, и у меня было пари с одним парнем, что я проникну в Шрусбери и… —  Он остановился и посмотрел на неё с улыбкой, которая до странности напоминала другую. — А вы вообще-то в курсе?

— Если вы имеете в виду ту часть стены у частного входа, то мы уже установили по верху острые штыри. Целый ряд.

— Ага, значит всё известно. Ну, это была не слишком хорошая ночь для такого дела: полная луна и всё такое, но это был последний шанс получить десять фунтов, поэтому я спрыгнул. Там есть что-то вроде сада.

— Сад для преподавателей. Да.

— Точно. Ну, и когда я продирался там, кто-то прыгнул сзади из кустарника и схватил меня. Моё сердце чуть не выпрыгнуло прямо на лужайку. Я хотел дать дёру.

— Как выглядел этот человек?

— Некто в чёрном и что-то чёрное обмотано вокруг головы. Я ничего не мог видеть кроме глаз, и они смотрели диковато. Тогда я сказал: «Чёрт возьми!», а она сказала: «Которая из них тебе нужна?», — таким липким голосом, как патока. Ну, это уж было совсем нехорошо и не то, чего я ожидал. Я не притворяюсь хорошим мальчиком, но в тот момент у меня не было предосудительных намерений. Поэтому я сказал: «Ничего подобного, я только заключил пари, что меня не поймают, но я пойман, поэтому я уйду и прошу прощения». А она сказала: «Да, уходи. Мы убиваем таких красивых мальчиков, как ты, вынимаем их сердца и съедаем». Тогда, я сказал: «О, Боже! Как неудачно». Мне это совсем не понравилось.