Безбашенная (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra"

— Сегодня у тебя будет шанс… Сколько жизней у тебя осталось, мой кот?

— Донашиваю последнюю… — ухмыляется он, — да и та уже вся в дырках!

— Прости, котяра! — смеюсь я. — Штопать я пока не умею. Но мастер-класс по стриптизу я тебе сегодня организую.

— Итак, — пытается он в очередной раз, — куда мы едем?

— Давай, к стройке тридцатиэтажки.

На несколько минут я вырубаюсь. Сквозь сон, я чувствую, как мы паркуемся.

Саня, пробегается пальцами по моим ребрам, вынуждая подскочить с воплем.

— Не пищи, ангел смерти! Что там дальше с твоей интригой?

Нацепив на него рюкзак и вложив в его руки свернутый в рулончик каремат, я закидываю на плечо спальник и молча иду к недостроенной высотке. Главное, чтобы нас не остановили охранники. Ворота на стройку открыты, натянут лишь стальной трос с запрещающим въезд знаком, аккуратно перешагиваю.

— Ты чо? — шипит на меня Кот. — Туда-то тебе зачем? Нас же в участок упекут до выяснения, если поймают.

— Верь мне! — шепчу ему я. — И перестань мандражировать, охранники почувствуют твое беспокойство и пойдут на обход, а так будут мирно бухать в сторожке, — киваю я ему на сторожевой вагончик, дверь которого закрыта.

Утянув подальше от фонарей, я веду его на другую сторону архитектурной махины, и не обнаружив лестницы, подставляю к неостекленному окну большой деревянный короб, как ступеньку. Немного помучавшись, я оказываюсь внутри. И через минуту Ожников уже рядом.

— Я так понимаю, идиотские вопросы типа «а на фига козе баян» задавать бесполезно, да? — зло шепчет он. — Туманову понесло!

— Не возникай! — шикаю на него и, достав фонарик, отправляюсь на поиски лестницы наверх.

Я почему-то уверена, что она здесь должна быть. Минут пять блужданий в темноте, и мы выходим к лестнице.

— Вперед мой юный друг! Нам на самый вверх!

— Ты обалдела? Тридцать этажей!

— Ты ж у нас собровец, — хихикаю я освещая нам путь, — марш броски и всё такое…

— Я БЫВШИЙ собровец! Сейчас я старый, облезлый, больной и не в меру курящий кот… — жалуется он, бодро вышагивая наверх. — Я должен дома сидеть под одеялом и смотреть телек! И вообще! Что я психически здоровый человек двадцать семи лет отроду делаю ночью в городе, на стратегически охраняемом объекте со слабо вменяемой девочкой!? — притормаживает он.

— Чой-то я вдруг слабовменяемая?

— Диагноз Аронова. А он неплохой психиатр.

— Иди-иди… — подталкиваю я его сзади.

Переругиваясь и задыхаясь от нехватки кислорода и усталости, мы, наконец-то, вылазим по стальной качающейся лестнице на плоскую круглую площадку диаметром метров двадцать и, замерев, смотрим на вид города.

— А-фи-геть… — восхищенно открывает рот Саня.

— Мхм… — задыхаясь, выдавила из себя я. — А теперь перекур.

Пока он, прикурив, любуется видом, стоя на краю крыши, я быстро раскатываю каремат и, расстелив на нем спальник, ложусь, разглядывая звездное небо.

Я смотрю вверх, а он вниз. И мне это не нравится!

— Иди сюда.

Ожников присаживается, опираясь спиной на мои согнутые в коленях ноги, как на спинку кресла.

— Посмотри какое небо!

Приподнимаясь, ласково тяну его за волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову и смотреть вверх.

— Мхм… — восхищенно бормочет он.

— Дай сигарету…

Не глядя потягивает мне пачку.

Перевернувшись на живот, я отыскиваю в рюкзаке тетрадку и аккуратно потрошу на нее табак. Достав пакетики с травой, я нюхаю несколько штук и натыкаюсь на сладковатый знакомый запах. Стряхнув лишний табак, я собираю пустой сигаретой измельченную марихуану, уплотняя, найденной в рюкзачке ручкой, и когда заканчиваю, скручиваю кончик сигареты, чтобы травка не высыпалась. Кажется так. Вытащив зубками фильтр, я выкидываю его и разглядываю мой импровизированный косяк.

Для первого раза неплохо! — решаю я.

— Зажигалку дай…

Саня уже давно устроился я меня между ног, используя мою пятую точку, как подушку, и не видит всех моих манипуляций.

Вытащив из его протянутой руки зажигалку, я раскуриваю косяк, втягивая удушливый сладкий дым и задерживая его в легких. Не выдержав, я закашливаюсь под ехидные хихикания Ожникова.

Сейчас ты у меня похихикаешь! — ухмыляюсь я и, сделав еще пару затяжек, выбираюсь из под него.

Присаживаюсь рядом, за его спиной и обнимаю одной рукой.

— Закрой глаза…

Подношу косяк к его губам и он, обхватив кончик сигареты, глубоко затягивается, тут же закашливаясь от неожиданности.

И пока он прокашливается, ехидно хихикаю уже я.

Рывком развернувшись ко мне, Саня вырывает из моих пальцев сигарету.

— Ты где взяла, наркоманка недоделанная? — поднимает он на меня глаза.

— У тебя… — вызывающе поднимаю я бровь. — Не ради праздной расслабухи, прошу заметить, а с четкой целью. А теперь ближе к смерти… Вставай!

Делает еще пару затяжек поглубже и поднимается на ноги вслед за мной.

— Ты посмотри… гидропонику тиснула… чуйка у тебя что ли?

Голова и правда кружится чувствительно, сознание парит.

— Не отвлекайся. Ты должен будешь делать всё, что я скажу тебе, как бы странно или страшно это не звучало.

— С какой такой стати?

— Или мы прямо сейчас уезжаем обратно, и ты никогда не узнаешь, что было запланировано! Но если ты согласишься, то, клянусь, не пожалеешь после.

— Я уже жалею! Свяжешься с тобой… — проходится он рукой по волосам и затягивается еще раз. — Ладно…

Отобрав у него косяк, я тоже еще разок затягиваюсь, пытаясь выделить то состояние, в которое погружает меня марихуана, и двигаться ему навстречу уже самостоятельно, без стимулятора.

Кажется, у меня получается. Возвращаю косяк Ожникову.

youtube.com/watch?v=lEiL127_PHk

— Чего ты больше всего боишься в смерти?

— Не знаю… неизвестности, наверное, и того, что эта неизвестность принесет.

— Принесет именно то, что ты будешь ожидать от нее. Чего ты ожидаешь?

— Страх… боль… не знаю! Такая глупая истерия внутри… а вдруг я делал что-то неправильно, и там меня ждет наказание? А я делал!

— Кто будет наказывать тебя?

Стянув с шеи шарф, я обхожу его сзади и прижимаю ткань к его глазам, завязываю.

— Не знаю… тот, кто имеет право на это…

Встаю ему за спину… и отыскивая ритм начинаю говорить то, что идет мне сейчас откуда-то… или рождалось во мне… нет ничего нового…

Я нашла и «Чикай» и «Тьёдол» — это книга мертвых. Методичка, как вести себя сразу после смерти. Впечатляюще гармонично легло на мой личный опыт умирания, и я в нее поверила сразу. И теперь хочу передать эту инструкцию своему Коту, материализовав для него пару моментов.

— Имеешь право только ты сам… Якобы наказание — это попытка удовлетворить твое собственное чувства гармонии, равновесия и справедливости…

Если по своей сути ты нарушил его, у тебя возникает потребность восстановить равновесие… И реальность изменяется так, чтобы дать тебе такую возможность внешними обстоятельствами… Этот процесс никогда не прерывается, как только мы достигаем полного равновесия, карма становится ровной, и у нас больше нет необходимости рождаться в материальном мире…

— То есть, если я не считаю себя виновным, то и наказания не будет?

— После смерти? Нет. Но ты родишься в гармоничном тебе мире и теле. Если ты излучал насилие, то хищником, например. А то, что происходит после смерти — это работа с сознанием. Когда человек накосячил, но осознает. Это шанс… Часто отработки достаточно жестокие. Но их смысл в преодалении рефлексов нижних вибраций, тогда обстоятельства рождения…

— Ой, всё!

— Согласна. Просто информация не прокатывает. Это надо пережить.

Сместив губы к другому его уху, я шепчу опять:

— Итак, после смерти тебе дается концентрированный тренинг… Который устроен по такому же принципу, что и твоя жизнь, только на порядки интенсивнее…

Медленно раскручиваю его вокруг собственной оси. Сначала в одну сторону, потом в другу. Пусть потеряет ориентиры.