Песня любви - Сьюзен Хаувотч

—Нет, капитан, я ни в малейшей степени не испытываю тошноту. Вы пообещали средство от нее, и, судя по всему, оно помогло, за что вам весьма признательна. Новых порций этого лекарства мне не требуется.

То, что он улыбался, подсказало ей, что он не принимает ее попытку хоть чуть-чуть отстраниться от него.

—Жаль, — единственное, что он произнес, однако это вогнало ее в краску.

—А что касается другого жилья?.. — напомнила она, выбираясь из гамака и стараясь подальше отстраниться от него.

—Не подлежит дальнейшему обсуждению, Джордж. Ты останешься здесь и — точка.

Она было раскрыла рот, чтобы продолжать спор, но тут же закрыла его. В этом можно и уступить — если он осознает, что далеко не во всем она станет ему подчиняться. В сущности, если ей невозможно получить в свое распоряжение отдельную каюту, то в этом случае его каюта предпочтительнее любого другого жилья. Она хотя бы сможет здесь снимать свои повязки-перевязки и более удобно спать по ночам.

—Прекрасно, но только в случае если я сохраню свое спальное место. — Таким образом, вносилась полная ясность. — И не думаю, что впредь я должна тереть вам спину... сэр.

Джеймс едва не расхохотался. Какой чопорностью отличались фразы, которые этим утром произносила девушка, сколько требовательности было в ее словах. Любопытно, что за жизнь она вела, пока не напялила на себя эти штаны. Минувшая ночь исключила вероятность того, что она была портовая шлюха.

—Не следует же мне напоминать тебе, Джордж, что ты единственный юнга, имеющийся в моем распоряжении. Ты сама напросилась на это место, так что им и останешься, пока я не решу иначе. Или ты также запамятовала, что я все же здесь капитан?

—И хотите быть очень требовательным, насколько я понимаю.

—Вовсе нет. Просто обращаю твое внимание на то, что ты не оставляешь мне иного выбора, кроме как настаивать на своем. Но ни минуты не беспокойся о том, что я намереваюсь покуситься на тебя только из-за того, что прошлой ночью ты была столь сговорчивой.

Прищурившись, она внимательно разглядывала его, но по выражению его лица ничего понять было нельзя. В конце концов, вздохнула. Пока он не подавал никаких признаков того, что готов насильно навязывать ей свои ухаживания, она действительно не имела особого выбора, кроме того как честно исполнять свои обязанности и надеяться, что этот мужчина не станет докучать ей, пока сама не подаст ему знак.

—Хорошо, мы будем в тех же отношениях, что и прежде... то есть, до этой ночи. — Уступая, она даже слегка улыбнулась ему. — А теперь, сэр, я приведу в соответствие мой наряд, как вы это предложили, и затем принесу ваш завтрак.

Он наблюдал, как, собрав с пола оставшиеся детали своего туалета, она направилась за кожаную ширму. Ему пришлось прикусить язык, поскольку некоторые соображения относительно ее застенчивости после того, как она с победоносным видом голяком расхаживала по каюте минувшей ночью, готовы уже были у него вырваться.

Вместо этого он заметил:

—Ты же понимаешь, нет необходимости все время повторять «сэр».

Помедлив, она обернулась и взглянула на него.

—Извините. Просто это кажется уместным. К тому же по возрасту вы мне в отцы годитесь, а к старшим я всегда старалась проявлять уважение.

Он надеялся увидеть, как кривятся ее губы, как победно сияют ее глаза, обнаружить какие-то свидетельства того, что она умышленно пытается нанести ему оскорбление. А ведь это был целенаправленный удар. Его охватило возмущение, однако не только — были серьезно задеты его гордыня и тщеславие. Лицо ее не выражало ровным счетом ничего. Разве что замечание ее было случайным, бросила она его машинально, без всякой задней мысли.

Джеймс заскрежетал зубами. Впервые его золотистые брови не сдвинулись ни на йоту.

—Тебе в отцы? Да будет тебе известно, дорогая моя, что это полностью исключено. Пусть у меня имеется семнадцатилетний сын, однако...

—У вас есть сын? — Она повернулась к нему всем телом. — А жена тоже есть?

Он помедлил с ответом, но лишь оттого, что был изумлен ее удрученным видом. Что это, разочарование? Пока он раздумывал, она обрела прежнюю напористость.

—Семнадцатилетний? — практически закричала она, причем в голосе ее звучала недоверчивость, затем добавила: — Условия мои остаются в силе, — и шагнула к ширме.

Впервые не найдя достойного ответа, Джеймс повернулся и вышел из каюты, чтобы не поддаться искушению попросту удушить дерзкую девчонку. Ишь ты, условия мои остаются в силе. Он был в прекрасной форме, находился в расцвете лет. Как эта девчонка смела назвать его старым?

Между тем, стоя за ширмой, Джорджина улыбалась — целых пять минут. Однако затем она стала чувствовать уколы совести.

Тебе не следовало бы задевать его самолюбия, Джорджи. А вот теперь он взбешен.

А какое тебе до этого дело? Тебе он так же не нравится, как и мне. К тому же он этого заслуживал. Чересчур он был самодовольным.

И не без оснований. Пока вновь не затеял своих шуточек минувшей ночью, ты полагала, что он был величайшим творением рук Господних.

Я знала обо всем! Ты просто не можешь удержаться, чтобы не позлорадствовать над тем, что я совершила колоссальную ошибку. Ну и что, если совершила? Мои ошибки отражаются на моей жизни, и этого я не отрицаю. Я разрешила ему.

Ему не требовалось твоего разрешения. Он овладел бы тобой и без него.

Если дело обстоит так, что тогда я была в силах сделать?

Ты была слишком уступчивой.

Я не слышала, чтобы прошлой ночью ты особенно жаловалась... О, Господи, я говорю сама с собой.

24

— Бренди, Джордж?

Джорджина вздрогнула. Он так тихо сидел за своим столом, что она почти что забыла, что Джеймс в комнате. Почти, но не окончательно. Никоим образом его нельзя было принять за тень, некие очертания, нет, подобного человека не так-то просто не замечать.

—Нет, благодарю вас, капитан. — Она едко улыбнулась ему. — Никогда его в рот не брал.

— Слишком молод, чтобы выпивать?

Она вся напряглась. Не первый раз отпускал он реплики, подразумевающие, что она ребенок, или что мысли у нее детские, или что слишком молода, чтобы в том или ином разбираться — и все это после того, как прекрасным образом убедился, что она взрослая женщина. И ей было отлично известно, что делал он это, дабы поквитаться с ней за то, что она дала ему понять: для нее он слишком стар. Но она себе не позволяла раздражаться, во всяком случае, до сих пор. В сущности, все это время он был с ней весьма обходителен, конечно, в своей обходительности холодноват, что ясно говорило, сколь глубоко он задет ее фразой о его возрасте.