Гибель «Демократии» - Владимир Руга

– Неужели мы с другом похожи на уголовников? – усмехнулся Петр.

– Нет, иначе я бы с вами не разговаривал, – поборов смущение, ответил Энгельс. – Полагаю, вы бывшие офицеры, которым надоело жить на копеечную пенсию. Мой хозяин хорошо нажился на войне, поэтому ваша попытка отнять у него награбленные деньги вполне оправдана. Люди вы благородные и не станете нарушать слова выделить мне мой жалкий процент. Вот почему я готов участвовать в вашем деле.

– А вы, очень умны и проницательны, Василий Александрович, – внезапно похвалил юношу до тех пор молчавший Малютин. – Ваши таланты могли бы принести обществу большую пользу. Сограждане с благодарностью склоняли бы ваше имя, и, глядишь, когда-нибудь Москву украсил бы памятник Энгельсу. Скажем, здесь, у Пречистенских ворот, вполне подходящее место. Представляете, стоите вы солидный, бородатый, и философски взираете на то место, где произошла встреча, изменившая вашу судьбу.

– Вы надо мной смеетесь? – насупился парень.

– Нет, что вы! – вмешался поручик. – Просто мой товарищ хочет сказать, что у вас есть другой способ вернуться в общество приличных людей, нежели участие в уголовном преступлении. Скажем, обретение возможности продолжить учебу в Коммерческом институте. Конечно, в сочетании с приличным денежным вознаграждением, размеры которого будут зависеть от степени ваших заслуг. Таким образом, Василий, вы получите возможность войти в мир коммерции с парадного, а не с черного хода.

Энгельс завороженно слушал Петра, незаметно для себя кивая в такт его словам.

– Дело в том, что мы с другом являемся чем-то вроде частных сыщиков, – признался Шувалов, решив, что наступил подходящий момент. – Нам поручено найти среди бумаг господина Калитникова документы, раскрывающие некоторые стороны деятельности так называемых москвичей. Нам известно, что ваш хозяин регулярно встречается со своими собратьями по этому сообществу. Наверняка, после таких собраний остаются какие-то записи. Вы можете что-нибудь сказать по этому поводу?

– Боюсь вас разочаровать, но таких документов просто не существует, – с унынием ответил Энгельс. Но тут же воспрял духом и заявил: – У хозяина есть особая тетрадь, куда он заносит все, что связано с движением денег – от кого и сколько получил, куда вложил или на что потратил. Попутно он в ней делает связанные с этим заметки, описывая места встреч, содержание разговоров, имена свидетелей. По пьяной лавочке мой благодетель как-то учил меня уму-разуму и хвастал, что в случае необходимости, скажем, в суде, всегда точно укажет обстоятельства отдачи или получения любой денежной суммы.

– Как можно получить эту тетрадь во временное пользование? – быстро спросил Малютин. – Мы сфотографируем нужные записи, а к утру вернем кондуит на место.

– Это почти невозможно, – покачал головой Василий. – Павел Тихонович держит ее в сейфе, а с ключом не расстается ни на минуту. Даже когда принимает ванну, берет связку с собой. Впрочем, я мог бы предложить один вариант. Правда, это связано с риском и требует особой подготовки. К тому же мы до сих пор не оговорили размеры моего вознаграждения…

– Василий, не ходите вокруг да около, – осадил его Шувалов. – Вы же сами недавно заметили, что видите в нас людей чести. Все обещанное остается в силе, но пока мы не услышали от вас ничего ценного. Если можете предложить нечто конкретное, выслушаем вас внимательно, а на пустые разговоры, боюсь, у нас более нет времени.

– Пустые разговоры?! – в запале воскликнул молодой человек. – А это, по-вашему, что?

Он сунул руку в карман пиджака, вытащил маленькую жестяную коробочку из-под ландрина, раскрыл ее. Указав на кусок воска, лежавший на дне, с гордостью пояснил:

– Месяц назад по случаю попали мне в руки ключи, и я не растерялся – успел сделать слепок. Будто сердце подсказало, что сможет пригодиться.

– Почему же ключ до сих пор не сделан? – поинтересовался Малютин.

– Потому что не простое это дело, – отозвался Василий, пряча за сердитыми интонациями смущение. – К первому попавшемуся слесарю не сунешься с заказом – сразу спросит: а где сам ключ? А вдруг до милиции дойдет, что я хожу по мастеровым со слепком, и сыскари заинтересуются, какой сейф задумал открыть секретарь Калитникова? Благодарю покорно! Я еще не сошел с ума…

– Что же, позвольте мне выразить восхищение проявленной вами осторожностью, – сказал Петр. – Давайте теперь обсудим, как нам к обоюдной пользе воспользоваться вашей предусмотрительностью.

– Если вы до вечера сможете по моему слепку изготовить копию ключа, то забраться в кабинет можно уже сегодня, – объявил секретарь. – Кстати, самый удобный момент. Я слышал, что Павел Тихонович сегодня собирался закатить в «Стрельну» с какой-то дамой. Они в поезде познакомились, когда Калитников из Севастополя возвращался и, по-моему, всерьез увлекся. Главное, чтобы дворецкий уснул. Он у нас мужчина серьезный – отставной унтер Преображенского полка, раньше у великого князя Павла Александровича камердинером служил. Перед сном всегда по дому обход делает и все запоры проверяет.

Энгельс принялся с увлечением посвящать новых знакомых в тонкости распорядка, по которому жили обитатели особняка. Шувалов и Малютин задавали уточняющие вопросы, обсуждая различные варианты проникновения в дом. Самый простой вариант – открыть сейф дубликатом ключа и вынести за порог гроссбух хозяина – Василий отверг наотрез. Максимум, на что он согласился, – это снабдить частных сыщиков подробным планом дома, оставить незапертой балконную дверь на втором этаже, а также подать сигнал, что путь свободен. В последний раз обговорив все детали, заговорщики покинули кофейню.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Слежка за миллионером требует крепких нервов. К такому выводу Шувалов пришел, изучая донесения филеров, приставленных наблюдать за Павлом Калитниковым. Порой в отчетах между строками сквозила почти неприкрытая классовая ненависть к нуворишу, который, на первый взгляд, только и делал, что сорил деньгами.

Распорядок дня Калитникова не отличался особым разнообразием. Подобно другим московским капиталистам, первую половину дня Павел Тихонович усердно трудился в конторе своей фирмы, либо заседал в правлении какого-нибудь акционерного общества. Затем следовал обед. В урочный час купцы и фабриканты дружно перемещались в привычные для себя места: последние представители старого купечества шли в трактир Тестова; их «дети» заполняли залы и кабинеты ресторана «Славянский базар»; «новые люди», подобные Калитникову, предпочитали «Метрополь» или «Националь».

Послеобеденное время снова посвящалось работе. Разнообразие начиналось после пяти часов пополудни. Закончив дела, кто-то из капиталистов спешил к семье в подмосковное «имение». Обычно генералы русской промышленности и торговли, купив близ Москвы усадьбу, превращали ее не только в летнюю резиденцию. Следуя привычке из всего извлекать прибыль, они налаживали в своих владениях прекрасные хозяйства, поэтому даже в самую тяжкую пору 1917 года у них на столе всегда были в изобилии свежие продукты. Чтобы не выглядеть хуже других, Калитников приобрел по случаю возле Звенигородского шоссе большой участок земли и выстроил там роскошную дачу, но бывал на ней редко, предпочитая жить в городе.

Как и многие денежные тузы, Павел Тихонович посвящал вечерний досуг получению удовольствий от жизни. Театры он не жаловал, предпочитая им развлекательные программы «Салона-Варьете» или «Яра». В дни скачек непременно сидел в собственной ложе на трибунах ипподрома, а потом в компании друзей и прихлебателей отправлялся коротать ночь в один из загородных ресторанов. Планируя визит в особняк Ка-литникова, оперативники рассчитывали на то, что ив эту ночь нувориш не изменит привычке возвращаться домой под утро.

Когда Шувалов переступил порог своей квартиры, его удивила царившая в ней тишина. Всю дорогу до дома он мысленно готовился к трудному объяснению с Аглаей. Нелегкое дело – растолковать ревнивице, что ночная отлучка ее любовника вызвана служебной необходимостью. К удивлению Петра, женщины в квартире не оказалось. Он обошел все комнаты, заглянул на кухню, но обнаружил в ее спальне только следы поспешных сборов. Ни письма, ни записки не было. Недолго поразмышляв над причиной внезапного исчезновения своей пассии, поручик поставил будильник на девять часов, задернул шторы, и, не раздеваясь, прилег на кровать.

Когда Шувалов проснулся, Аглаи по-прежнему не было. Запрятав поглубже тревогу, по поводу ее долгого отсутствия, он стал готовиться к операции: тщательно проверил браунинг, сменил батарейки в электрическом фонаре. Перед выходом из дома, вспомнив совет Малютина, медленно разжевал щепотку сухого чая в смеси с сахарным песком. Это испытанное фронтом средство помогало прогнать сон, обострить восприимчивость органов чувств в ночное время.