Миры Филипа Фармера. Т. 6. В тела свои разбросанные вернитесь. Сказочный пароход - Филип Фармер

И что станется с нами в конце? Мы должны тут остаться навеки?

— Вы останетесь здесь столько времени, сколько потребуется для вашей реабилитации, — прокричал Спрюс. — А потом…

Он закрыл рот, бросил на советников гневный взгляд и заговорил снова:

— Продолжительный контакт с вами даже самых стойких из нас заражает вашими чертами. Нам самим нужна реабилитация. Я уже чувствую себя загрязненным.

— Отведите его на костер, — велел Таргофф. — Мы узнаем всю правду.

— Нет, не узнаете! — крикнул Спрюс. — Я должен был сделать это давным-давно… Кто знает, что…

Он упал наземь, цвет его кожи стал серо-синим. Доктор Стайнборг, один из членов Совета, осмотрел его, но никто не сомневался в том, что Спрюс мертв.

Таргофф сказал:

— Лучше его сейчас унести, доктор. Сделайте вскрытие. Мы будем ждать вашего отчета.

— Каменные ножи, никаких химикатов и микроскопа — какого отчета вы ожидаете? — пробурчал Стайнборг. — Но я постараюсь.

Тело унесли. Бёртон сказал:

— Я рад, что он не вынудил нас признаться в том, что мы блефуем. Если бы он держал рот на замке, он бы нас победил.

— Значит, на самом деле вы не собирались его пытать? — удивился Фрайгейт. — Я надеялся, что вы лжете насчет того, чем ему грозили. Если бы вы это сделали, я бы ушел и не стал бы больше никогда с вами встречаться.

— Конечно, не собирались, — ответил Руах. — Спрюс тогда был бы прав. Мы оказались бы ничуть не лучше Геринга. Но мы могли попробовать другое средство. Гипноз, к примеру. Бёртон, Монат и Стайнборг — специалисты в этой области.

— Беда в том, — сказал Таргофф, — что мы так и не знаем, добыли ли правду. На самом деле он мог и соврать. Монат высказал ряд догадок, и если они неверные, Спрюс мог заморочить нам головы, согласившись с Монатом. Я бы сказал, что мы ни в чем не можем быть уверенными.

В одном они согласились. Шансы выявления других агентов по знакам на лбу исчезли. Теперь, когда Они — кто бы Они ни были — узнали о том, что знаки на лбу видят представители рода Казза, Они предпримут меры, чтобы избежать выявления.

Стайнборг вернулся три часа спустя.

— В нем нет ничего такого, что отличало бы его от представителя вида Homo sapiens. За исключением одного маленького устройства. — Он показал маленький блестящий шарик размером со спичечную головку. — Я нашел эту штуку на поверхности передней доли мозга. Она была соединена с какими-то нервами настолько тонкими проводниками, что их я смог рассмотреть только под определенным углом, когда на них падал свет. Мое мнение таково, что Спрюс убил себя с помощью этого устройства, и сделал он это, представив себя в буквальном смысле мертвым. Каким-то образом этот крошечный шарик перевел желание умереть в поступок. Возможно, он отреагировал на желание выбросом какого-то яда, который я не имею возможности обнаружить.

Этими словами он завершил отчет и передал шарик остальным.

Глава 18

Тридцать дней спустя Бёртон, Фрайгейт, Руах и Казз возвращались из похода по Реке. Занимался рассвет.

Вокруг лодки клубился холодный густой туман, опустившийся на Реку во второй половине ночи и поднявшийся на шесть — семь футов над водой. Во все стороны видно было не дальше, чем мог бы прыгнуть с места сильный мужчина. Но Бёртон, стоявший на носу бамбуковой одномачтовой лодки, знал, что они недалеко от западного берега. Вблизи берега, на небольшой глубине течение Реки замедлялось, а они только что взяли вправо от середины Реки.

Если его расчеты верны, они сейчас находились поблизости от развалин дома Геринга. В любое мгновение могла завиднеться полоска темнее, чем темная вода, — берег той земли, которую он теперь звал домом. А дом для Бёртона всегда был тем местом, откуда можно было отправляться дальше, местом отдыха, временным укреплением, где можно было написать книгу о последней экспедиции, логовом, где можно залечить раны, боевой рубкой, откуда он высматривал новые земли, чтобы исследовать их.

Вот так, всего через две недели после смерти Спрюса, Бёртон почувствовал охоту к перемене мест. До него доходили слухи о том, что примерно в ста милях вверх по Реке, на западном берегу, нашли залежи меди. Тамошний участок берега, протяженностью не более чем миль в двенадцать, населяли сарматы из пятого века до Рождества Христова и фризы[50] из тринадцатого века после Рождества Христова.

Бёртон не очень поверил в слухи — однако они оправдывали путешествие. Алиса умоляла его взять ее с собой, но он отказался.

Теперь, месяц спустя, пережив кое-какие приключения, не все из которых были неприятными, они почти доплыли до дома. Слухи оказались не такими уж беспочвенными. Медь действительно нашли, но в микроскопических количествах. Поэтому четверо путешественников сели в лодку и отправились в легкий обратный путь, подгоняемые нескончаемым ветром. Они шли по Реке днем, приставали к берегу, чтобы поесть, если по берегам жили дружественно настроенные народы, не возражавшие против того, чтобы чужие воспользовались их питающими камнями. По ночам путешественники либо оставались на берегу поспать, либо, если попадали во враждебные воды, плыли и ночью.

Последний отрезок пути им предстояло пройти после захода солнца. Чтобы попасть домой, нужно было проплыть мимо участка долины, заселенного могиканами[51] из восемнадцатого века, жаждущими рабов. Противоположный берег населяли столь же кровожадные карфагеняне из третьего века до Рождества Христова. Проскользнув эти места под прикрытием тумана, путешественники были уже совсем неподалеку от дома.

Вдруг Бёртон сообщил:

— Берег. Пит, опусти парус! Казз, Лев, суши весла! Прыгаем!

Через несколько минут они пристали к берегу и вытащили легкое суденышко из воды на пологий берег. Теперь, выбравшись из тумана, они увидели, как побледнело небо над горами на востоке.

— Попали тютелька в тютельку! — воскликнул Бёртон. — Мы в десяти шагах от питающего камня около развалин!

Он смотрел на бамбуковые хижины, разбросанные по равнине, на видневшиеся из высокой травы крыши других построек, на домики, стоявшие под гигантскими деревьями на холмах.

Ни души. Долина спала.

Он спросил:

— Вам не кажется странным, что еще никто не поднялся? И что нас не окликнули дозорные?

Фрайгейт указал на сторожевую вышку, стоявшую справа от них. Бёртон выругался и сказал:

— Богом клянусь, они либо спят, либо покинули пост!

Но уже говоря это, он понимал, что дело не в разгильдяйстве. Он ничего не сказал остальным, но уже с самых первых мгновений, как только ступил на берег, заподозрил что-то неладное. Он побежал по равнине к той хижине, где жили они с Алисой.