Осенний лист, или Зачем бомжу деньги - Владимир Царицын

— Да слышу я тебя, — Пархом с трудом оторвался от воспоминаний.

— Так как вам моя версия, Максим Игоревич?

— Какая версия?

— Ну… Списать смерть Самсонова на зятя.

— На какого зятя?

— На Сидорова.

— А, ну да. На Сидорова. А он точно того… дас ист капут?

— Судмедэксперт констатировал смерть.

— Замечательно. Это просто замечательно. Нет человека — нет проблемы. А версия… Нормальная версия. Списывай. Вообще, делай, что хочешь. Но чтобы всё пучком было. Усёк?

— Так точно!

— Закроешь дело, звони Андрону Ильичу. Я его предупрежу. Он выдаст тебе то, что я обещал, — к Пархому понемногу стали возвращаться самоуверенность и хорошее настроение.

Амёба на спине стала уменьшаться в размерах. Впрочем, что-то ей мешало исчезнуть совсем.

— Купишь себе яхту, Мрак. У тебя же на яхту этой сотки не хватало? Тебе, небось, эта яхта по ночам снится?

— Ну…

— Что «ну»? Думал, не знаю? Я про вас, взяточников, всё знаю. На то я и хозяин, чтобы о своих холопах всё знать. Вы у меня все, как на ладони — и ты, и Малюта, и мэр наш. Всё знаю! И о недвижимости вашей знаю, и о желании из России слинять… Плохо это. Не патриоты вы ни хрена. Родину любить надо. Она вас родила и вскормила и… сейчас кормит.

Пархома несло, он понимал, что говорит что-то не то, что-то лишнее, но остановиться не мог. Наверное, это была реакция на недавнее нервное напряжение, неконтролируемая психологическая разрядка.

— Откуда вы… — сдавленным голосом спросил полковник, — про яхту?

— Откуда знаю? Я, Мрак, мысли читать умею, — хохотнул Пархом. — На расстоянии читаю, как этот… — и, вдруг, его словесный понос прекратился так же внезапно, как и возник, — а что, угадал? Про яхту?.. Ладно. Всё. Давай, действуй. Про яхту пошутил, про Родину нет.

Пархом положил трубку и с досадой хлопнул себя по лбу.

«Осел! Сдал по-глупому одного из сексотов. Мараков не такой дурак, каким кажется. Сыскарь, как никак, с большим стажем. Сразу просечёт, где сквозняк. Ну да ладно, прорвёмся»

Он набрал номер Шамиля. Соединение произошло, но Шамиль молчал, ожидая, что тот, кто ему позвонил, заговорит первым.

— Але, Шамиль! Снимайся. Давай назад.

— Засаду поставлю, — Шамиль не спрашивал, а сообщал о том, что намерен предпринять.

— Не надо. Никто туда не придёт.

— Как скажешь.

5

Расследованием «причин» и «обстоятельств» взрыва в гостинице «Центральная» полковник милиции Константин Леонтьевич Мараков руководил из домашнего кабинета по телефону. Выходить из дома в ночь, плестись по темноте до гаража, заводить «Лэндкрузер» (автомобиль по размерам должен соответствовать габаритам владельца) и ехать через весь город, страсть как не хотелось. Можно было, конечно, вызвать дежурную машину, примчались бы мигом, но не любил Мрак служебные «волги» и «бобики» — нет комфорта, и бензином попахивает. Да ему вообще выходить из дома не хотелось.

И что такого особенного? Подумаешь, погиб какой-то приезжий бизнесмен. Случай, не то, чтобы рядовой, но и не выходящий за статистические рамки. Бизнесменов, коим несть числа во всех городах и весях необъятной Родины, часто взрывают, а меньше их не становится. В Москве такое едва ли, не каждый день случается, но и его город не исключение. Не так часто, но бывает.

Выполнять некоторые щекотливые поручения его подчинённым не впервой. Все всё прекрасно понимают, что к чему и зачем. Понимают и помалкивают. Он ведь тоже закрывает глаза на тот беспредел, который творится в подразделениях. Главное — отчётность. Наверх должно идти то, что ждёт высшее руководство. А жалобы некоторых представителей широких народных масс… с ними полковник Мараков умеет разбираться. У него и в городе и наверху всё схвачено.

Мараков спокойно, по-деловому, давал указания и принимал телефонные рапорты от подчинённых. Всё шло, как по маслу, и складывалось как нельзя лучше. Пулин — молодец! Всё понял с полуслова, клюнув на посул стать замом главного городского милиционера. Неожиданное появление на сцене Сидорова и его смерть тоже, как нельзя лучше, легли в строчку, и версия получилась — конфетка. Пальчики оближешь!

Мараков закрывал глаза, и перед его мысленном взором возникала белоснежная красавица-яхта. Ещё чуть-чуть, и он станет владельцем этой красавицы, мечта станет явью. Каких-то сто тысяч. Один рывок, можно сказать.

Яхта приближалась, медленно подплывая к берегу, на котором стоял он. Мрак видел её крутые борта, резные балясинки леера, гюйс, развевающийся на клотике капитанского мостика…

И вдруг, в памяти прозвучали слова, сказанные Пархомом: «На то я и хозяин, чтобы о своих холопах всё знать!».

Видение враз померкло, почернело, как передержанная фотография в кювете с проявителем. Нет яхты — одна чернота.

Положив трубку, Мараков долго сидел без движения и тупо соображал: взять из холодильника очередную банку пива или перейти к более радикальному средству успокоения и приведения мыслей в порядок? Да, пожалуй, пивом не обойтись.

Мараков потянулся к бару и поставил перед собой на стол бутылку финской водки из рифлёного стекла и чайный стакан в серебряном подстаканнике. Налил водки в стакан доверху, по тоненькую золотую полоску, запрокинув голову, влил в себя тёплую прозрачную жидкость, только дважды дёрнув кадыком. Тёплая водка — именно то, что ему сейчас нужно. Холодную пьют ради удовольствия, тёплую — во всех остальных случаях. А в таких, как этот — особенно.

Водка была хорошая, из дьюти-фри.

— Сука! — вслух сказал Мрак, сплёвывая чаинку, попавшую в рот вместе с водкой, налитой в неополоснутый стакан.

Ругательство было адресовано не чаинке. Вернее, не только ей.

Янка! Предательница! Проститутка! Дура тупоголовая!

Дура! А сам-то! Сыщик называется. Так облажаться!

Машинально Мрак налил себе ещё. Выпил. Сплюнул: опять эта долбанная чаинка!..

Что же теперь будет? Янка, проститутка, оказывается, на два фронта работает. И на него, и на Пархома. Многостаночница драная! Чем же её Пархом припугнул, что она его, Мрака, своего хозяина и благодетеля, так предательски сдала? Ведь не должна была, не должна была! Ведь в кулаке держал. Крепко. Думал — хрен пикнет. Пикнула. Видать, страшней смерти Пархомова угроза.

Мараков натянул на себя шерстяной спортивный костюм, кожан, кроссовки и вышел из дома.

Город вот-вот должен начать просыпаться. Горели только окна в квартирах, где жили те, кому, не смотря на праздничный день, приходилось вставать и собираться на работу или на службу. Ну, ещё, может быть, те, у кого бессонница. Янкины окна были тёмными.

Мараков поднялся на лифте на седьмой этаж, и, остановившись возле Янкиной двери, с силой вдавил кнопку звонка. Янка открыла через пару минут, как всегда, не спросив «Кто там?». Сегодня это обстоятельство порадовало полковника, хотя обычно отчитывал любовницу за беспечность.

— Котик?

Котик с порога залепил любовнице пощёчину. Впрочем, ударил не сильно, он давно научился дозировать силушку. Да и время, в течение которого он ехал через весь город, сыграло роль. Мрак немного успокоился, а, успокоившись, сообразил, что убивать коварную предательницу именно сейчас смысла нет: вся его недвижимость в Турции записана на Янкино имя.

Прикрыв за собой дверь, поинтересовался:

— А что, кого-то другой мог прийти? Или уже здесь? А я не вовремя.

— За что, Котик? — Янка хлопала глазами.

За мгновенно проявившееся на белой холеной щёчке ярко-красное пятно она не хваталась, руки держала наготове, одну — на уровне груди, другой прикрывала живот — учёная. Янкины ненакрашенные глаза вдруг показались полковнику узкими поросячьими глазёнками, они внимательно следили за его движениями, пытались определить, когда и в какое место прилетит следующая плюха.

Мрак больше бить не стал, хмыкнул и прошёл в комнату.

— Надо же, — с наигранным удивлением сказал оттуда, — одна.

— Котик! Как ты можешь такое говорить? Да я… — Янка пыталась расцветить голос нотками возмущения, но Мрак слышал: обеспокоилась девушка, сообразила, что если он неожиданно явился к ней ни свет, ни заря, возбуждённый и злой, значит, были основания.

— Хочешь сказать, что верна мне, как собака? — усмехнулся Константин Леонтьевич, — А как же Пархом? Ему ты тоже верна?

— Какой Пархом?.. — Янка вдруг осеклась и тяжело сползла по стене на пол. Она всё поняла: — Котик…

— Нет, — жёстко оборвал её полковник, — Котика больше нет. Сейчас пока можешь называть меня по имени-отчеству, Константином Леонтьевичем, а в понедельник, с утра, я для тебя гражданин начальник. Усекла?

— Котик… — Янка разрыдалась, спрятав лицо в руках. — Я всё расскажу, Котик…

— Константин Леонтьевич, — напомнил Мараков.

— Я всё расскажу, — говорила Янка сквозь рыдания, — я всё тебе расскажу, Котик. Он страшный человек. Нет, он не человек… Я сразу хотела тебе рассказать, но боялась. Не тебя боялась, его. Ты даже представить себе не можешь, что он со мной сделал и что пообещал… если я ему про тебя рассказывать не буду. А теперь мне всё равно. Лучше в тюрьму, на зону… Нет, не пойду в тюрьму, не пойду на зону, он меня и там найдёт, и сделает, что обещал. Он или его дружки. Лучше смерть! Убей меня, Котик. Убей, пожалуйста. Мне жизни нет. А не убьёшь, сама из окна выброшусь. Правду говорю.