Ад - Александра Маринина

Змей появился, как всегда, неожиданно. Камень решил изобразить обиду: ну что это такое — пропал внезапно, не предупредил, не попрощался, ничего не объяснил. Друзья так не поступают. Змей с тонкой усмешкой выслушал претензии и ничего не ответил. Повисло молчание, которое испугало Камня. Если играть в молчанку с Вороном он не боялся и всегда выигрывал поединок, то со Змеем этот фокус не проходил. Камень признавал его превосходство, и молчать с достоинством не удавалось.

— Но ты хотя бы что-нибудь посмотрел в рамках нашего общего проекта? — спросил он, стараясь придать голосу как можно больше страдальческого миролюбия.

— А как же! Я посмотрел ранние годы Лели Романовой, — ответил Змей спокойно, словно ничего не случилось.

— А зачем? — удивился Камень, тут же забыв о своих обидах.

— Захотелось понять, почему она такая получилась. С девочкой явно что-то не в порядке, слишком много спеси, снобизма. Откуда? Ни в матери, ни в отце, ни в бабушках этого не было. Нормальная семья, все веселые, трудолюбивые, все нормальные, а у девчонки вечная и непреходящая мировая скорбь. Может, был какой-то эпизод, который Ворон пропустил? Вот я и решил посмотреть.

— И что? — заинтересовался Камень. — Нашел? Ворон действительно что-то пропустил, недосмотрел?

— Нет, наш с тобой рассказчик ничего существенного не упустил, просто были мелочи, на которые он не обратил внимания. Ей с самого детства хотелось быть не такой, как все. Не в толпе, не одной из многих, а единственной, неповторимой, уникальной. Ну и кроме того, она от природы тонкая и чувствительная девочка, чуть что — плачет, температурит, болеет. И этим отличается от всех остальных деток и в садике, и в школе. Вот она и начала культивировать в себе тонкость, чувствительность, необыкновенность, непохожесть. Не одеваться, как все, не читать то же, что все читают в ее возрасте, переживать из-за того, чего другие и не замечают вовсе и равнодушно проходят мимо. Она делала это не сознательно, нельзя ее в этом винить. В принципе почти каждый человек хочет выделяться и не быть похожим на других, но все достигают этого разными способами, одни стремятся стать знаменитыми и суперуспешными, другие пытаются добиться этого при помощи освещения…

— Это как? — не понял Камень. — Специальные лампочки вкручивают, что ли?

— Это я фигурально выразился, прости. Многие люди, особенно женского пола, хотя и среди мужских особей такие встречаются, так вот, многие стараются оказаться поближе к тем, кто находится в центре внимания, чтобы и самим в этот центр попасть. Понял?

— Не очень, — признался Камень. — А если попроще?

— Ну, смотри. Есть звезда, причем любого масштаба: например, это может быть самый популярный мальчик в классе, красивый, спортсмен, сын богатых родителей или музыкант местной рок-группы, в общем, он на виду, он самый-самый, и многие девочки в классе стремятся завоевать его внимание, стать его девушкой, находиться рядом, чтобы другие говорили, мол, если она привлекла такого самого-самого, то она, наверное, из себя что-то представляет. Она всегда с ним, всегда рядом, и на нее смотрят так же часто, как и на него. А став взрослее, такие девушки стремятся привлечь внимание артистов, певцов, прочих популярных экземпляров и греться в лучах их славы. Теперь понял?

— Теперь понял. Ты давай дальше про Лелю.

— А что про Лелю? Леля таким путем не пошла, она слишком уважает сама себя, чтобы гнаться за чужими дивидендами. Она хотела выделяться при помощи собственных достоинств. Вот ты вспомни, что происходило, когда она была совсем крохой. Она жила с мамой и папой и была для них центром вселенной. Да еще и Тамара приходила постоянно, и тоже возилась с ней, играла, целовала в попку и говорила ласковые слова. И так всю рабочую неделю. А потом, в выходные, появлялся мальчик Коленька, братик, и с ним парочка до слепоты влюбленных в него бабушек — баба Клара и баба Соня. Еще и баба Зина подтягивалась. Мама и папа все внимание переключают на брата, потому как они его целую неделю не видели и соскучились. Бабушки ревнуют, потому что привыкли, что Коленька принадлежит им безраздельно, и тоже стараются своего не упустить, то есть не допустить, чтобы пацаненок, не дай бог, полюбил родителей больше самих бабок. Что бабки делают?

— Не знаю. Наверное, крутятся вокруг мальчика, сюсюкают с ним, разговаривают, в общем, делают все возможное, чтобы Коля от них не отвлекся и не переключился на маму и папу. Да? Нет?

— Да. Молодец, сечешь поляну.

— Что делаю?

— Это жаргон. Понимаешь все правильно. Извини, забылся, — виновато улыбнулся Змей. — Был бы на твоем месте наш всезнающий исследователь, он бы не переспрашивал, он жаргоном всех времен и народов лучше моего владеет, отдаю ему должное. Вернемся к теме. В выходные дни Коля становится центром внимания… Да, забыл еще одну деталь, о которой тебе Ворон, между прочим, рассказывал: Коля стремится быть самым любимым, и не потому, что ему любви не хватает, а потому, что самому любимому все разрешают и все прощают, и он с младенчества навострился подлизываться и ластиться, чтобы вызывать нежные чувства и устраивать все к собственному удовольствию.

— Это я помню, — Камень опустил веки, что должно было означать кивок.

— Стало быть, приведенный домой на выходные, Николаша начинает проделывать эти свои фокусы и с родителями, которые восхищаются его умом, сообразительностью, воспитанностью и хорошим характером. Ну как такого чудесного мальчика не любить? Вот и получается, что Коля регулярно становится центром внимания, любви и восхищения и все эти чудесные проявления отбираются у девочки Лелечки и отдаются ее брату. Причем отдаются, прошу заметить, совершенно незаслуженно. Леля-то у нас дитя чувствительное от природы, в мамочку и в прадедушку-купца пошла, она хоть и не понимает еще ничего, но нюхом чует, что мальчик притворяется и манипулирует взрослыми, которые послушно пляшут под его дудку. И что ей делать? Как бороться за свою долю внимания, любви и восхищения?

— Как? — послушно переспросил Камень, который внимательно следил за ходом рассуждений своего старого друга.

— И тут Леля соображает, что когда она плачет, болеет или иным каким путем проявляет свою природную тонкость и чувствительность, родители начинают вокруг нее виться, сидят рядом, предлагают разное вкусненькое, дают лекарства, измеряют температуру, озабоченно обсуждают ее здоровье и душевное состояние не только между собой, но и по телефону с другими родственниками. Короче, она попадает в тот самый центр и получает свою пайку внимания, интереса и заботы. Она делает эти выводы не сознательно, для сознательного поведения она еще слишком мала. Но суть в том, что она их делает и начинает, как бы это помягче выразиться… нет, не злоупотреблять, но пользоваться. Со временем она понимает, что ее чувствительность и болезненная хрупкость отличают ее от других детей и благодаря этому она привлекает внимание и интерес. Какой шаг она делает дальше?

— Вероятно, она понимает, что если хочет вызывать интерес и внимание в дальнейшем, то должна заметно отличаться от окружающих, — предположил Камень. — Да?

— Именно! Злостно эксплуатировать свою болезненность и симулировать ей и в голову не приходит, она все-таки не лгунья, в отличие от брата, и Лелечка начинает смотреть по сторонам в поисках того, чем бы ей отличиться, чтобы не быть похожей на других. Повторяю, все это происходит подсознательно. Можно заняться спортом и достичь заметных результатов, но это не подходит.

— Почему? — удивился Камень. — Ты сам говорил, что спортсмены попадают в центр внимания.

— Их много, спортсменов этих, — пояснил Змей. — Тут стояла бы задача выделиться не только среди всех, но и среди спортсменов тоже, а для этого надо или заниматься каким-нибудь редким видом спорта, или стать чемпионкой мира. Иными словами, надо посвятить себя всю этому негуманитарному занятию, а Леле такое дело не годится, она любит читать, рисовать, сочинять стихи, размышлять. Музыкантов-любителей тоже пруд пруди, а становиться профессионалом в ее планы не входит, хотя музыку она любит, но именно слушать, а никак не исполнять. Что остается? Остается хобби, узкая сфера интересов, да такая, какой ни у кого нет. Поэзию она любит искренне, английский язык ей легко дается, учителя все время хвалят, так что английская поэзия вытекает из такого расклада легко и естественно. А уж сделать так, чтобы об этом все знали и все с этим считались, — это вопрос времени и техники. Плюс понимание того, что она так тонко все чувствует и из-за всего переживает, даже болеет — вот до чего она чувствительная. Грубость и несправедливость мироздания повергают ее в страдание. Все, понимаешь ли, как-то живут в этом грубом и жестоком мире, и не просто как-то живут, а хорошо живут, радостно, в ладу с собой, потому что они не тонкие и не понимают, как это все на самом деле ужасно и болезненно. Ну, и так далее. Вот по кирпичику, по дощечке, по камешку и сложилась такая Леля, какую мы имеем к ее двадцати пяти годам.