Слепой. Живая сталь - Андрей Воронин

– Вчера я произвел что-то вроде разведки боем, – сообщил, наконец, генерал. – Договорился о встрече с человеком, который втянул меня в эту историю, и поговорил с ним начистоту: изложил известные нам факты, в том числе и те, о которых ты пока не знаешь.

– Ммм? – глядя на него поверх чашки, вопросительно промычал Глеб.

– Докладываю: твоя версия блестяще подтвердилась. Позавчера из Челябинска пришел, наконец, ответ на мой запрос. Для этого на них пришлось хорошенько надавить, и они нехотя, сквозь зубы признались, что в рамках подписанного соглашения передали Венесуэле документацию по этому твоему «Объекту сто девяносто пять». А еще направили туда группу специалистов по наладке оборудования и экипаж испытателей.

– Удивительно, как это они раскололись, – заметил Глеб. – Проект явно засекреченный, со строго ограниченным числом лиц, имеющих допуск к информации.

– Жареным запахло, вот и раскололись, – проворчал Федор Филиппович. – Твоя интуиция, как всегда, на высоте: договор-то оказался с душком, как ты и предполагал. На днях из Венесуэлы на завод пришло официальное уведомление о том, что он расторгнут ввиду очевидного несоответствия действующим в стране законам. Эти самые законы действуют там со дня принятия нынешней конституции. В момент подписания договора они, соответственно, тоже действовали, и твои недавние клиенты, вероятнее всего, отлично знали, что ставят свои подписи под документом, не имеющим в этой стране никакой юридической силы. Теперь Уралвагонзаводу ясно дали понять, что предусмотренных договором дивидендов им не видать, как своих ушей. О том, чтобы вернуть вложенные в строительство средства, оборудование или хотя бы техническую документацию по Т-95, естественно, нечего и мечтать: все это, сам понимаешь, национализировано и является достоянием свободолюбивого, а главное, кристально честного народа Венесуэлы.

– Ну, народ, – хмыкнул Сиверов. – Народ-то, как мне кажется, получит от этой аферы ничуть не больше, чем наши челябинские лопухи. А у лопухов, действительно, никаких шансов. Революционное правительство, до сих пор скорбящее по поводу смерти своего лидера, с администрацией какого-то там завода даже разговаривать не станет. А чтобы задействовать мощь российской дипломатии, придется для начала признаться, да не попу на исповеди, а Кремлю, что подарили шайке проходимцев набор «Собери танк». И не какой попало танк, а такой, какого пока нет на вооружении ни в одной стране мира, в том числе и у нас. Кому же захочется в таком признаваться? После таких признаний с людьми обычно происходят очень неприятные метаморфозы: заснул директором завода или, скажем, одним из главных акционеров, а проснулся безработным, да еще и подследственным. Нет, я бы не стал признаваться – аллах с ним, с заводом, не говоря уже о танке… Значит, вы прямо так поехали к нему и все это выложили? И что он?..

– Обещал во всем разобраться, – с кривоватой улыбочкой сообщил генерал.

– Это называется «нулевая реакция», – заметил Глеб. – Так говорят, когда сказать нечего. Или когда хотят уклониться от прямого ответа. Извиняюсь, конечно, но я не понимаю, чего, собственно, вы ждали от этого разговора.

– От разговора как такового я ничего не ждал, – заверил его Федор Филиппович, – я еще не настолько выжил из ума, что бы ты по этому поводу ни воображал. Мне было интересно посмотреть, как, собственно, он станет разбираться, с чего начнет, к кому обратится.

У Глеба чесался язык спросить, не опасался ли его превосходительство пули в затылок, но он благоразумно воздержался от этого обидного вопроса: Потапчук и впрямь еще не настолько выжил из ума, чтобы не предусмотреть такую возможность. А если бы выжил и не предусмотрел, то сейчас не сидел бы перед Глебом, попивая чаек, а лежал бы на обитом цинком столе в прозекторской, и какой-нибудь небритый хмырь в заляпанном кровью белом халате, держа в одной руке обкусанный бутерброд с котлетой, другой копался бы в его внутренностях, пытаясь установить, какие анатомические особенности отличают генерала ФСБ от рядовых граждан Российской Федерации.

– И каковы результаты? – спросил Глеб, чтобы не молчать.

– Результаты, как ты только что сказал, нулевые, – ответил генерал. – Ни да, ни нет – по-прежнему сплошная неопределенность. Мы встречались за городом, в Завидово. Сразу после нашего разговора он отправился в Москву. По дороге его машину расстреляли из гранатомета. Нападавшие были уничтожены на месте. Все четверо – чистокровные чеченцы, активные участники бандформирований, находящиеся в международном розыске еще со времен контртеррористической операции.

– Так это был Лужин! – сообразил Глеб. – Генерал-полковник, Герой России, гроза и ужас боевиков. Значит, они до него все-таки добрались. И теперь сам черт не разберет, было это исполнение старого приговора или отголосок нынешней истории.

– Ну, на этот вопрос я тебе отвечу легко, – заявил Федор Филиппович. – Причем не гипотетически, а вполне обоснованно, я бы даже сказал, доказательно. Это, Глеб Петрович, было и то, и другое. Кое-кому подсказали, где и когда можно свести с Лужиным счеты, и намекнули, что эта небольшая акция принесет исполнителям не только моральное удовлетворение. Полагаю, четыре машины ДПС, появление которых решило исход дела, тоже очутились там не случайно. Все это было очень тщательно организовано и разыграно как по нотам. Я говорю с такой уверенностью, потому что в кармане у одного из убитых чеченцев обнаружили мобильный телефон, а в нем – один любопытный номерок, известный очень и очень немногим людям…

– И чей же, если не секрет, это был номерок? – осведомился Глеб.

– Не секрет, – сказал Федор Филиппович. – Мой.

Сиверов поперхнулся кофе и некоторое время кашлял в кулак.

– Ну правильно, – сказал он, прокашлявшись. – Теперь понятно, к чему вся эта конспирация. Поздравляю, товарищ генерал. Свершилось! Я так и знал, что рано или поздно вам надоест разыгрывать из себя рыцаря без страха и упрека, вы бросите работать и начнете, наконец, зарабатывать. Недурная комбинация, шеф! Чур, я в доле.

– Очень смешно, – пару раз беззвучно ударив в ладоши, похвалил Федор Филиппович. – Я бы с удовольствием развил тему, да жаль, времени мало. Я, знаешь ли, в бегах, так что мне нынче не до твоих шуточек. Спасибо, вовремя предупредили, а то… – Он безнадежно махнул рукой. – Выбор, сам понимаешь, так себе: быть убитым при задержании или повеситься в камере следственного изолятора. Ну, или скончаться от какой-нибудь острой сердечной недостаточности. И быть похороненным с клеймом предателя на лбу.

– Да, выбор кислый, – перестав улыбаться, согласился Слепой. – Кстати, сердечная недостаточность – это мысль. Вы подумайте хорошенько, Федор Филиппович. Все равно ведь не отстанут!

– Я уже думал, – признался Потапчук. – А тебе не кажется, что не стоит так частить? Еще парочка подобных фокусов, и меня после очередного воскресения вызовут на ковер и проткнут осиновым колом – просто так, для окончательной ясности, чтоб больше не вводил народ в заблуждение.

Глеб осторожно усмехнулся. Шутка прозвучала мрачновато, но это была именно шутка, а не что-то иное – например, жалоба на то, что его, заслуженного, кристально честного человека, в жизни не прикарманившего ни одной казенной копейки, на старости лет выставили изменником, предателем государственных интересов, убийцей и казнокрадом. Да и вообще, его превосходительство сегодня выглядел, хоть и озабоченным до предела, но оживленным и даже чуточку помолодевшим. Неплохо его изучив, Глеб понимал, что это означает: Федор Филиппович был зол, как сто чертей, а из этого, в свою очередь, следовало, что скучать в ближайшее время не придется.

– Можно подумать, предыдущий вариант лучше, – сказал он, оставив все эти мысли при себе. – Не умрете понарошку – вам обязательно помогут сделать это по-настоящему. А насчет осинового кола бабушка надвое сказала. А другая бабушка, по имени Екатерина Вторая, она же Великая, очень правильно подметила, что победителя не судят. Так что подумайте, товарищ генерал. Правда, сердечная недостаточность – это, наверное, все-таки не вариант. При таком диагнозе опознать тело – раз плюнуть. А желающие вас опознать, чтобы лично убедиться в вашей безвременной кончине, полагаю, найдутся. Эти-то точно явятся в морг с осиновым колом за спиной – как вы сказали, для окончательной ясности. Надо бы придумать что-нибудь такое, этакое – яркое, с фейерверком и обугленным скелетом на выходе…

– Хватит смаковать подробности, – перебил его Потапчук. – Ишь, размечтался! В любом случае это не твоя забота. Твой военно-транспортный борт в Челябинск вылетает сегодня в двадцать один ноль-ноль. На ознакомление с аппаратом и приобретение первичных навыков управления даю двое суток, начиная с завтрашнего утра.

– С каким таким аппаратом? – невинно округлил глаза Сиверов.