Новый Мир ( № 1 2007) - Новый Мир Новый Мир

Двадцатое июля 1944 года

В этот день на совещании в Ставке полковник генерального штаба фон Штауфенберг поставил под стол фюрера портфель с бомбой. Покушение оказалось неудачным, Гитлер не пострадал. Полковник был схвачен и со странной поспешностью расстрелян. Перед смертью он выкрикнул слова о вечной Германии, кого-то из немецких романтиков.

На всех территориях Рейха началась расправа. Были арестованы тысячи людей, удары направлялись в основном против аристократии и военных. Арестованных приговаривали к виселице или расстрелу. Какая участь в действительности ждала многих из них, выяснилось поздней.

Но и во всем этом хватало странностей. Многим предлагали выбор: быть арестованным или покончить с собой. Боевые офицеры и генералы выбирали, естественно, второе. Было не ясно, чего больше жаждут карательные службы: с корнем вырвать заразу или скрыть ее масштабы и суть. В том числе и от себя самих.

Гитлеру удалось обескровить собственную армию, он повторил сталин­ский опыт. Правда, на ход войны это уже не влияло. Но восточного собрата ему удалось даже перещеголять. Арестованных, приговоренных к виселице, медленно душили фортепьянными струнами. Обезьяны нашли наконец для музыкального инструмента достойное применение.

Среди расстрелянных в Моабите был сын Карла Хаусхофера, духовного лидера Общества Туле. В окровавленной одежде молодого поэта нашли стихи. Он просил Бога пощадить своего отца: не ведая, что творит, тот распахнул двери ада.

К следствию был привлечен и Эрнст Юнгер. Доказательств его вины не нашли, и дело ограничилось увольнением из армии героя всех высших наград Первой мировой войны.

Несколько десятилетий спустя в демократической Германии развернулась волнующая дискуссия. Кто был Штауфенберг: можно ли считать его героем, ведь он был человеком реакционных взглядов? Тоталитарное столетие требовало простых и ясных классификаций. Нехорошему Гитлеру должен был противостоять хороший и надежный, прогрессивный человек. Для непрогрессивных рубрика предусмотрена не была. Проще всего было отнести их туда же, в гитлеровский стан.

Такая нехитрая операция проделывалась не раз, но со Штауфенбергом она явно не проходила. В конечном счете немцам удалось не опозорить себя, и в Берлине графу поставлен памятник. Но эта история лишний раз оттеняет суть вопроса: кто же были по своим взглядам Штауфенберг и его друзья?

Стоит лишь четко поставить некоторые вопросы, как становится очевидным и ответ на них. Едва ли не у каждого пятого из казненных перед фамилией стоит частица “фон”. Демократия в этой среде популярностью не пользовалась. Но и нацизм — тоже.

Перед нами консервативные революционеры — если термин этот относить не только к десяткам авторов, но и к читателям их. Тот немецкий культурный слой, который давно вычеркнут из истории. Недострелянный Гитлером, он туповатой денацификацией был морально добит.

Именно поэтому, наверное, Гитлер и не желал “популяризировать” заговор. Предоставив трибуну своим противникам (а сделать это ему бы пришлось, опыта сталинских процессов у него не было), он услышал бы от них идеи и лозунги консервативной революции. Спародированные нацистами и полностью поруганные ими.

Заговор против Гитлера был единственной политической акцией консервативных революционеров. Планы заговорщиков вынашивались долго, по меньшей мере с 1942-го. Поэтому для нас имеет смысл их программу рассмотреть.

Она была несложна. Нацисты не уничтожили традиционные немецкие институты, они лишь подмяли и частично подменили их. Поэтому внутри страны уничтожение нацизма уже решало многое. А оно в свой черед сводилось, по замыслу заговорщиков, к уничтожению Гитлера: НСДАП не была руководящей и направляющей силой, все держалось на личном авторитете фюрера, и после его устранения роспуск партии должен был пройти без особых осложнений. Ясна была и внешнеполитическая стратегия: кончить войну. Под крышей военной разведки (одним из заговорщиков был ее руководитель адмирал Канарис) Штауфенберг наладил контакты с западными союзниками: если нацистов не будет, то зачем им с Германией и воевать? В войне будет заинтересован лишь Сталин. Но переговоры с ним и не предполагались: с помощью дружественной Германии русские скинут большевизм и переговоры будут идти с национальным правительством. Пытаясь реализовать эти планы, Штауфенберг, вопреки прямым гитлеровским запретам, содействовал созданию в России антисталинских военных формирований.

Так немецкие консерваторы встали на сторону демократии, против двух диктатур. Это не было вопросом вкусового выбора. За них распорядилась история.

Но этот выбор не был взаимным: союзники никакого интереса к переговорам не проявляли, они жаждали сокрушения Германии и не желали разбираться во всяких там тонкостях. Было ли это простым непониманием ситуации? Мы никогда не получим ясного ответа на этот вопрос. Но какие-то данные, чтобы к нему подойти, у нас все же имеются.

Одним из существенных источников выявления заговорщиков стали передачи Би-би-си: радиостанция сообщала об арестах, они и производились. На следующий день . Самое простое объяснение, которое дают иногда: то был способ обескровить армию противника. Лишь при весьма специфическом уст­ройстве совести можно считать, что это оправдывает подобную провокацию; но можно ли так хотя бы ее объяснить?

Косвенные данные, их немало, указывают на иное. Среди таких данных есть и общеизвестные: ковровые бомбардировки Дрездена объяснения в рамках военной логики так и не получили. В оболочке Второй мировой войны в действительности шли многие войны, десятки народов без труда назовут свои. И, похоже, не только у консервативных революционеров было ощущение последней борьбы двух западных культур.

Несвоевременная “культура замков” оказалась в войне демократий с гитлеризмом в причудливом положении третьей силы. Противостоящая нацизму и отождествленная с ним, она никогда уже не смогла заявить о себе.

Консервативная революция осталась в истории последним ярким явлением немецкого романтизма. Западу нет до него дела, немцам, кажется, уже тоже. Оставлено это явление — нам, у России еще есть силы впитать его и обогатиться им. Но все это нисколько нас не интересует.

А еще запечатлелась консервативная революция — сокрушительным опытом политического поражения. Примером того, как не надо. Как все равно не получится.

И этот-то опыт мы считаем примером для себя и хотим повторить.

st1:metricconverter productid="1 См" 1 См /st1:metricconverter . “Новый мир”, 2003, № 8.

2 Breuer St. Anatomie der Konservativen Revolution. Darmstadt, 1993, S. 181.

3 Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918—1932. GrundriЯ ihrer Weltanschauungen. Stuttgart, 1950.

4 Не оговорка: Томас Манн в 20-х годах — убежденный, последовательный почвенник. Позже — в “Докторе Фаустусе”, интеллектуально-психопатологической интерпретации немецкой духовной драмы, — писатель разделывается именно с настроениями собственной молодости.

st1:metricconverter productid="5 См" 5 См /st1:metricconverter . в журнале “В мире книг”, 1975, № 6, стр. 73.

6 Хайдеггер М.Проселок. — В его кн.: “Работы и размышления разных лет”. М., 1993, стр. 240.

7 Свасьян К. А. Освальд Шпенглер и его реквием по Западу. — В кн.: Шпенг­лер О. Закат Европы. В 2-х томах, т. st1:metricconverter productid="2. М" 2. М /st1:metricconverter ., 1993, стр. 101.

8 Русскому читателю Доносо Кортес известен в основном по резкой полемике с ним Александра Герцена (“С того берега”).

9 Bendersky J. Carl Schmitt and the Conservative Revolution. — “Telos”, 1987, № 72, p. 27 — 42. (Цит. по: Филиппов А. Карл Шмитт. Расцвет и катастрофа. — В кн.: Шмитт К. Политическая теология. М., 2000, стр. 295.)

10 Положение несколько изменилось в 1943 году: нацистские лидеры заговорили о “Крепости „Европа””, а к официальному культу Фридриха Барбароссы присоединился культ Карла Великого. Впрочем, эти предсмертные шарахания так и не вышли из стадии верхушечного эксперимента, и принцип Гитлера “Нацизм — не предмет для экспорта!” по-прежнему действовал в полную силу.

11 Это тоже — из “Пруссизма…”.

12 Это имя уже упоминалось нами выше. Артур Мёллер ван ден Брук — один из ведущих немецких специалистов по Достоевскому, ключевая фигура

13 В подобной оценке консервативных революционеров фактически солидаризуются столь различные по своему подходу к проблеме исследователи, как К. Свасьян (указ. соч., стр. 109) и Л. Люкс (см. его книгу “Третий Рим? Третий Рейх? Третий путь? Исторические очерки о России, Германии и Западе”. М., 2002, стр. 99, 156 — 157, 283).