Эра беззакония - Вячеслав Энсон

— И такое я слышал, — устало ответил Калмычков. — Я много чего за эти годы наслушался.

— А не слышал ты, про свободу личности? Про главенство личных интересов над общественными? Своя рубаха ближе к телу — закон природы. О себе не позаботишься, Госдума уж точно про майора милиции не вспомнит.

— Хватит философии. Гнилая она у тебя…

— Лучше гнилая, чем никакая! — Шар не унимался. — Вот скажи мне, дорогой гражданин майор: что тебя заставляет соблюдать законы, которые тебя же и обирают? Что мешает взять — и поступить по справедливости. Не так, как бумажка пишет, а как тебе правильно и удобно?

— Если все начнут, как им удобно… — ответил Калмычков.

— Ты не думай про всех! Что тебе до них. Ты представь: написали закон, по которому срать предписано ртом, а жрать — задницей. Чего смеешься? Я на зоне по телеку такой мультфильм видел. «Южный парк», называется. Классный мультик!.. Разве мы с тобой подчинимся такому закону? Нет, конечно. Потому что он абсурдный. А другие, думаешь, умнее? — Шар о чем-то задумался. — Нет, Колян, пусть писюльки на бумажке трусливые и глупые выполняют. У сильных свое право! Да, да… Что смеешься?

— «Преступление и наказание» вспомнил.

— Ты не равняй, — сказал Шар. — Тогда и законы, и люди другие были. С другой начинкой. Раскольников-то сначала сам себя приговорил, а потом уж сдаваться пошел. Мужик потому что, не блатной. Другие были времена. Другие…

— Ты в школе вроде в отличниках не ходил? — удивился Калмычков.

— Жизнь лучше университета учит. И Достоевского читал, и церковь на зоне построили. Говаривал с батюшкой.

Он мне на пальцах объяснил разницу между «тогда» и «сегодня». «Во времена классиков, — сказал, — закон опирался на веру в Бога и Заповеди. Из них вырастала нравственность. Поповское понятие. Как жить, что плохо, что хорошо. Человек боялся совершить преступление не потому, что на бумажке написано, а потому, что верил в кару небесную за нарушение Законов бытия. Не писюльку боялся нарушить, а Правду Божию. Понимаешь меня? Основу, на которой мир стоит. Про которую даже мне, вору, совесть забыть не дает. В те времена на всю Российскую Империю за год, едва десяток убийств совершалось. И о каждом царю докладывали и газеты писали. Не знал?.. Ты много чего не знаешь.

А потом, помнишь, до чего дурные головы додумались. Совесть — на «свободу», «равенство», «братство» не глядя махнули. Дурилки… И понеслось!.. Брат на брата, сын на отца. Миллионы «свободных» и «равных» постреляли десятки миллионов «братских».

Тот закон, что на совесть опирался, в феврале семнадцатого под откос пустили. А тот, что на страх, — в девяносто третьем из танков расстреляли. Так что нынешний ваш Закон — вроде ваучера. Сплошное надувательство. Для бедных и дураков. Деньги правят. У них свои порядки: ни совести, ни Бога… Реальные пацаны, вплоть до самого Кремля, теперь по другим понятиям рассуждают. Под себя законы пишут. Выгодно — делай. Не рассчитал, промахнулся, будь добр, попой своей отвечай. Просто, логично, эффективно. А совесть твоя гребаная в этой системе как камень на шее у пловца. Ты уж определись…

— К чему клоните, Шаров? — спросил Калмычков задумчиво.

— К консенсусу, будь он неладен. К балансу интересов, — Шар облегченно вздохнул. Понял, что победил.

— В чем он заключается? — спросил Калмычков.

— В деле остается моя версия. Обрати внимание: я адвокатов не требовал и в отказ от показаний не шел. Надеялся на твое здравомыслие. Никаких допросов и очных ставок не производится. В ментовских и прокурорских верхах мои люди все сделают как надо, — он задумался. — Пятерик впаяют, меньше не получится. По УДО, в трешку уложусь. А ты, Колян, проси денег сколько хочешь. В пределах установленной таксы, конечно.

— Какая же у тебя такса? — поинтересовался неожиданно для себя Калмычков.

— Для майоров в отделениях невелика, конечно. Но мы же друзья детства! Десять тысяч долларов. Пойдет?

— За кого меня держишь? — возмутился Калмычков факту предложения денег. Шар понял по-своему.

— Конечно, Колян, шучу. Пятьдесят тысяч, хотел сказать…

— Да я тебя… — Калмычков встал, негодуя.

— Хорошо, сто! Но ни центом больше. Тебе даже делать ничего не придется. И не нарушаешь ничего. Такие бабки только за то, чтобы постоять в сторонке и лишний раз рот не открывать! — Шар искренне недоумевал.

— Я от тебя копейки не возьму! — Калмычкова слегка остудила мысль, что вот так, ни за что, он может получить огромную сумму. Иначе влепил бы Шару «хук справа».

— Коля! Последнее предложение. Удваиваю. Двести!

На эти деньги Калмычковы могли купить новую квартиру, машину, дачу. Больше ведь ничего в жизни не надо!

— И потом я у тебя и твоих паскудных дружков на кукане? Ты и вправду, Шар, за дурака меня держишь! — ответил Калмычков.

— Чего же ты хочешь? — Шар уставился на него исподлобья.

— В общем-то немного. Упрячу тебя на пожизненно, ну, на двадцатник, если не повезет. Буду себе жить-поживать, а ты там сгниешь на зоне. Зубы выпадут, туберкулез подхватишь. Что мне рассказывать, ты лучше знаешь.

— Может, сгнию, а может, и нет. Тебе-то, какая выгода? — спросил Шар.

— Никакой! Даже благодарность не объявят. Работа у меня такая, Шар, работа, — усмехнулся Калмычков.

— Ну, работай. Дураков работа любит, — разочарованно отвернулся к окну Шаров. — Зови охрану!

— Позову, не торопись. Мыслишка в голову стукнула… — Калмычков откинулся в кресле, обдумывая шальную мысль.

Шаровы построения, в принципе, правильные. Калмычков давно присматривал побочный заработок. В системе нельзя оставаться белой вороной — свои заклюют. И деньги нужны. Но не такой ценой. Отдавать судьбу в распоряжение уголовникам он не собирался ни за какие деньги. Нужен умный вариант.

— У тебя право собственности на баньку оформлено? — спросил он Шара.

— Да, купля-продажа. Месяц назад свидетельство получил. — Тот удивленно смотрел на Калмычкова. — Тебе зачем?

— Мне незачем. Это ты все предлагаешь по дружбе найти кон…, как его, консенсус, — ответил Калмычков.

— Я предлагаю, но ты-то отказываешься! — Во взгляде Шара ожила надежда.

— Я думаю! Продаваться не собираюсь. Выкуси! А вот пойти навстречу и получить адекватную выгоду почти согласен, — сказал Калмычков.

— Так чего мозги пудришь? Дай телефон, ребята через полчаса всю сумму доставят!

— Мне не нужны твои деньги, Шар. Мне нужна твоя банька. Причем чисто и законно.

— Ты мухоморов объелся? Знаешь, сколько она стоит?! — Шар не ожидал такой наглости.

— Меня не интересует цена. Тебе много пользы, за двадцать лет зоны, от этой баньки будет? Даже за десять? — Калмычков завершил в голове построение схемы возможной сделки и положился на судьбу. Сложится, так сложится. Нет, так нет. — Тебе решать, Шаров. Надо мной не каплет.

— Подожди, ты хочешь, что бы я переписал на тебя баньку? Но так ты подставлен еще больше, чем с деньгами! — удивился Шар.

— Не твоя головная боль, — ответил Калмычков.

— Дай сообразить… — Шар прикидывал что-то в уме. — Деньги точно не возьмешь?

— Не возьму… — ответил Калмычков.

— Лады! Договорились. Но не кинь, ментяра! — Шар заглядывал Калмычкову в глаза.

— Мы же друзья детства. Так ты, кажется, говорил? — ответил Калмычков.

Через час в калмычковском кабинете сидели: Женька, нотариус и шаровский юрист с бумагами. Юрист печатал договор купли-продажи и доверенности на регистрацию перехода права собственности. Все задним числом. Покупателем выступал Женька, пока ничего не понимающий, а потому помалкивающий в тряпочку. Нотариус, привычный к подобным делам, заверил все, что надо и, получив гонорар, отбыл. Юрист, в отличие от Женьки, все понимаюший, закончил печатать дополнительные документы, необходимые для регистрации сделки, и отдал их на подпись Шару. Не удержался, удрученно вздохнул. Шар вспылил.

— Что вздыхаешь, морда халдейская? Ты за меня десятку тянуть поедешь?.. Не последнее продаем. Вернусь, наверстаем!

Женька сгонял в круглосуточную лавку за водкой, и к шести часам утра сбрызнули покупку. Так глухой мартовской ночью Калмычков заложил основу их с Женькой бизнеса.

Шар умудрился отделаться четырьмя годами, чем остался крайне доволен.

Женька вступил во владение собственностью. Примерно полгода утрясал отношения с преступным миром. Поскольку за спиной стоял Калмычков, все остались живы, и в меру доставшихся в околобанном бизнесе долей, довольны. Калмычковское крышевание оказалось эффективней бандитского. И много дешевле. Чай, не девяностые на дворе.

Новорожденный бизнес приносил им с Женькой восемь-десять тысяч долларов в месяц. За год на эти деньги Женька открыл торговую сеть — несколько отделов в крупных магазинах города. Доходы выросли в шесть раз. Что-то приходилось отстегивать властям, делать подарки начальству. Но и с этими издержками чистая прибыль второго года перевалила за миллион зеленых. Всю до цента ее запустили в дело.