Средневековая философия и цивилизация - Морис де Вульф

I. Постоянное и неизменное

Есть ли в схоластике XIII века место для теории прогресса? Этот вопрос имеет отношение не только к системе человеческих законов, это общая проблема, и, следовательно, ее нужно решать в соответствии с общими принципами. Давайте рассмотрим вкратце, как преуспела схоластика в согласовании постоянного и переменного и до какой степени она допускает возможность перемены к лучшему.

Мы уже видели[274], какую важную роль играют стабильность и неизменность в концепции Вселенной в XIII веке. Сущности неизменны, и посредством их естественные виды неизменны; они есть имитации Божественной сущности; и степень подобия не изменяется. Из этого следует, что то, что составляет человека, его сущность, как тогда говорили, находится повсюду и всегда неизменна.

Нечто есть либо человек, либо не человек. Essentia non suscipit plus vel minus (существование не принимает модус более или менее). Точно так же первые принципы разума, то есть суждения, которые выражают фундаментальные отношения всех сущностей, предпосылки, что любая реальность может вступить в фактическое существование, стабильны и неизменны; их необходимость и их универсальность абсолютны.

Возьмем, к примеру, принцип противоречия: «то, что есть, не может не быть», или принцип причинной связи: quidquid movetur ab alio movetur (что бы ни двигалось, движимо другим). Схоластика ссылается на эти принципы как per se notae, познаваемые сами по себе; просто путем понимания субъекта и предиката можно постичь абсолютную необходимость отношений, которые их объединяют, независимо от всего опыта и в результате независимо от всего существования.

Первые принципы математики, хотя менее общи в том, что они имеют дело лишь с количеством, выражают таким же образом неизменные отношения.

Не иначе дело обстоит и с принципами морали и общественного порядка. С тем, что нужно творить добро и избегать зла, вряд ли кто-нибудь станет спорить. И то, что государство создано на благо индивидуумов, есть принципы, необходимые и постоянные, – это понятно; и мы видели, что существуют права, вытекающие из природы, которые ни одно человеческое законодательство не может нарушать. Тем не менее необходимость в этих моральных и социальных принципах есть другого рода, чем математические теоремы и принципы разума. Эти моральные принципы предполагают условие; а именно существование человечества в его существующем состоянии, – факт созидания. То же самое верно и в отношении принципов естественных наук. Отсюда подобные принципы не познаваемы простым анализом и сравнением их предмета и утверждения (per se notae); они явно опираются на наблюдение и опыт (per aliud nota)[275].

II. Прогресс в науке, морали, в светском и политическом правосудии, в цивилизации

С другой стороны, мир ограниченного существования влечет за собой изменения, и схоластика тщательно изучает проблему перемен. Доктрина акта и потенции – действенности и потенциальных возможностей в каждой меняющейся сущности – не что иное, как решение этой проблемы[276]. Изменения возникают повсюду в физическом мире. Но само изменение следует определенному единообразию, над ним доминирует конечная цель изменить себя, которая придерживается определенных закономерностей; в ней преобладает завершенность. Неизменная смена времен года, движение планет, цикл физических и химических законов, повторение жизненных циклов у растений и животных – все это демонстрирует поразительную регулярность, неотъемлемую в сфере перемен. Если рассматривать неорганические сущности, растительный и животный мир, это самое повторение не допускает никаких исключений. И не только виды неизменны, деятельность, демонстрируемая самыми разнообразными отдельными сущностями, не изменяется.

В отношении эволюции, как мы понимаем ее сегодня, динамическая метафизика схоластики не принимает и не исключает переход одних видов в другие. Этой проблемы не существует в XIII веке. И теория эволюции, и теория мутации несовместимы со схоластической теорией Вселенной. Действительно, как мы уже видели выше, субстанция всегда трансформируется в другие виды субстанции – и не важно, каким образом.

Но человеческие поступки, связаны ли они с тем же единообразием, или, наоборот, возможен ли человеческий прогресс на самом деле? Этот вопрос более интересен, поскольку в XIII веке люди считали, что он реализован в состоянии устойчивого равновесия, и поскольку их необычайный оптимизм заставляет поверить, что они достигли состояния близкого к совершенству. Соответственно, необходимо объяснить, что они считали, что человечество прошло через низшие ступени, чтобы достичь такой степени совершенства.

Точная формулировка украшена их метафизической психологией. Человеческая природа одинакова у всех людей, и, что бы ни основывалось на этой природе, оно стабильно и единообразно. Но способности – прямой источник деятельности – отличаются от человека к человеку в степени и гибкости. Интеллект и воля деятельны в большей или меньшей степени; они повержены совершенствованию с помощью образования, и это самоусовершенствование неограниченно. Повторение деятельности порождает постоянный характер (habitus), который усиливает попытку. Итак, место для прогресса в науке есть. То, что люди не были способны открыть в данное время, может быть открыто в любой момент гением, более проницательным. Фома Аквинский применяет это к геоцентрическим гипотезам, возможное вытеснение которых он предвидит[277]. Наука, более того, считается коллективным сокровищем, которое беспрерывно возрастает посредством вкладов последующих поколений[278].

В сфере морали и социальной справедливости место, отведенное переменам (конечно же переменам к лучшему), гораздо важнее. Проблема здесь не связана с ростом моральных или общественных суждений, как было в случае науки; но с реальной трансформацией и вытекающей из нее адаптацией, и подоплека тому находится в свободе человека. Кроме непреложных принципов (отправной пункт и стандарты морали), схоластика признает, что применение этих принципов относительно ясно и более менее непостоянно[279]. Эти принципы управляют большинством случаев, но они не допускают исключений. Разум должен взвешивать ценность всех обстоятельств, которые охватывают и практическое применение морального закона. Чем многочисленнее становятся эти обстоятельства, тем больше становится эластичность закона.

Этот вопрос хорошо и ясно изложен Фомой Аквинским[280], который говорит следующее: «Что касается должных выводов практических рассуждений, то ни один не будет истинным или правильным в равной степени для всех, а там, где это так, то не всегда это в равной степени известно всем. Таким образом, правильно и верно для всех действовать, как подсказывает здравый смысл, и, исходя из этого принципа, следует правильный вывод, что товар, доверенный другому, должен быть возвращен его владельцу. Так вот, это верно для большинства случаев, но может так