Четвертый под подозрением - Хьелль Даль

— Ты сам велел мне передать… — Она опустила глаза.

— Ничего страшного. Не бери в голову.

— Не спрашивай меня о нем, — быстро сказала она. — Я ничего не знаю, а если бы и знала, не сказала бы.

— О ком — о нем? — спросил Фрёлик.

— О Йиме, — ответила она.

Официантка принесла кофе. Фрёлик размешал сахар. Девушке подали пирожное «наполеон» и кока-колу. Она долго пилила его ребром ложки. Когда заварной крем потек на тарелку, она хихикнула:

— Есть «наполеон» — целая наука!

— Мой начальник говорит: если хочешь понять, как человек относится к жизни, посмотри, как он ест пирожное «наполеон».

— Рада, что твоего начальника нет с нами сейчас, — ответила она, опять выдавливая на тарелку крем.

— Как-то раз я видел, как слоеное пирожное ел один бухгалтер, — сказал Фрёлик. — Он подошел к делу систематически. Снял ложкой верхний слой, аккуратно переложил на тарелку, съел крем, нижний слой и так далее. Верхний корж, посыпанный сахарной пудрой, он оставил напоследок.

Она отправила в рот полную ложку заварного крема и сахарной пудры и зажмурилась от наслаждения.

— Тот твой бухгалтер сам не знал, что потерял, — пробормотала она с набитым ртом.

— Вибеке! — окликнул ее Фрёлик.

Она испуганно посмотрела на него:

— Что, Франк?

Они долго не сводили друг с друга глаз. Она набрала еще ложку крема с сахарной пудрой, проглотила и воскликнула:

— Ты тоже многое теряешь!

Фрёлик отвел глаза — не потому, что ей недоставало утонченности, а просто чтобы не видеть ее усталое, изнуренное лицо.

— Я снова вышел на работу, — медленно сказал он. — Я полицейский.

Вибеке молчала.

— Сейчас я на службе.

— Ну и что? Твоя работа запрещает тебе есть «наполеон»? — хихикнула она, но сразу присмирела, увидев выражение его лица.

— Вибеке! — повторил он.

— Да, Франк? — Она снова улыбнулась — вызывающе и вместе с тем жалко.

— Мне нужно кое-что узнать об Элизабет.

— Тебе о ней наверняка известно больше, чем мне.

— Но ты знала ее, когда она еще была с Ильязом.

— Ты что, ревнуешь?

— Нет. То, что было у нас с Элизабет, прошло.

Фрёлик задумчиво оглядел зал. Больше всего здесь было постояльцев отеля, которые проходили куда-то дальше через кафе. За столиками сидели пожилые дамы с подсиненными седыми волосами и едва заметными морщинами. В высокие окна проникало зимнее солнце. За окнами по улице Карла-Юхана шли прохожие. Перед парламентом остановилась патрульная машина ночной смены. Какой-то старик сидел на скамье под одним из львов у здания парламента и играл блюз на электрогитаре; здесь, в кафе, музыка была почти не слышна. Когда он снова повернулся к Вибеке, она уже доела «наполеон».

— Ильяз был большой любовью Элизабет. Она могла отдать за Ильяза жизнь, что бы он ни натворил, — сказала она.

Фрёлик задумался. На секунду увидел перед собой горящий загородный домик. Он откашлялся и, набравшись храбрости, спросил:

— Элизабет была бисексуалкой?

— С чего ты взял?

— Мне так показалось.

— Бисексуалкой? — Вибеке задумалась. — Не люблю навешивать ярлыки.

— В самом деле?

— Это неуважительно по отношению к тем, о ком ты говоришь.

— Я подозреваю, что у Элизабет была связь с женщиной.

— Возможно, — задумчиво ответила девушка. — По-моему, Элизабет… — Она поморщилась. — А тебе самому никогда не хотелось попробовать? Например, переспать с другом?

— Нет.

Она хихикнула:

— Я тебе верю. Ну а Элизабет… Легко могу представить, как она ложится в постель с женщиной. Правда, ее вкусы ничего не меняли. Их с Ильязом объединяла всепоглощающая страсть.

— Расскажи еще что-нибудь, — попросил Фрёлик.

— Да я почти ничего не знаю, — ответила Вибеке.

— У них были сложные отношения?

— Ты хочешь узнать, ссорились ли они? Да, наверное. Ты ведь знаешь, как оно иногда бывает — хочется любить и убить одновременно.

На миг он увидел перед собой босую ногу Элизабет. Ярко-красные ногти. Тонкую золотую цепочку на лодыжке.

— Иногда они скандалили, потому что Ильяз плохо себя вел.

— Что значит «плохо себя вел»?

— Он изменял ей с другими женщинами. Часто.

— Значит, он не считал их отношения прочными?

— Да нет же, все не так. Я уверена, что он был влюблен в нее так же сильно, как и она в него. Только он, как ребенок, обожал показывать всем, какой он крутой. Ему все время нужно было напоминать остальным, что он мужчина. Он часто срывался. В конце концов ей все надоело, и она нашла себе другого.

Другого… Фрёлик вспомнил слова Гунарстранны насчет четвертого.

— Кого?

— Кого-то из высшего общества.

— Как его звали?

— Не знаю.

— Ну а кем он работал?

— Понятия не имею.

— Когда они познакомились?

— Не помню.

— А ты постарайся вспомнить. Должно быть, это случилось пять или шесть лет назад, а может, и раньше. Ильяза посадили шесть лет назад.

— Правда? Как время летит. Для меня все годы похожи один на другой. Легче вспомнить учебу в школе, но…

— А ты, кстати, чем тогда занималась?

— Работала в баре. Я всегда работала в барах.

— В каком баре?

— Шесть лет назад? В баре на Богстадвейен. Сейчас его закрыли.

— И ты еще тогда знала Элизабет?

— Она работала в магазине «Фернер Якобсен». — Вибеке мотнула головой в сторону Стортингсгата. — Элизабет из тех, кто шикарно выглядит в любой одежде. Наверное, управляющий быстро понял, что такая сотрудница для них дороже золота. Кажется, с тем новым кавалером она познакомилась на работе. Он был у них постоянным покупателем. И денег у него была целая куча.

— Бандит?

— Либо бандит, либо… там иногда одеваются и простые богачи. А тот тип все время приглашал ее на ужин и злился, потому что она ему отказывала. Так все и началось. И однажды, когда Ильяз слишком увлекся какой-то красоткой, Элизабет приняла приглашение, и они с тем типом стали жить вместе. Кажется, вскоре Ильяза посадили.

— И долго Элизабет с ним жила?

— Не помню.

— Ты видела того типа?

— Ни разу. Никому не разрешалось с ним знакомиться.

— Почему?

— Элизабет — она такая. Обожает таинственность. Ты-то, наверное, знаешь. Она, например, никого не приглашает к себе домой.

Фрёлику стало не по себе. Вибеке говорила об Элизабет в настоящем времени.

— Элизабет умерла, — сказал он. — Разве Йим тебе не сказал?

Вибеке покачала головой.

Молчание затянулось. «Почему она не спросит об Элизабет? Почему не спросит, как она умерла? Что с ней случилось?» Фрёлик задумался, а потом спросил:

— Вы с Йимом живете вместе?

— Живем ли мы?.. Нет. — Она так сосредоточенно смотрела в стол, что казалось, будто ее глаза закрыты.

— Но ты передала Йиму мои слова насчет ключа. Ты знала, кто я такой, когда я пришел смотреть твое выступление.

— Мы с Йимом разговариваем — иногда. Но серьезных отношений у нас нет.

— Скорее всего, его обвинят в убийстве.

— Кого, Йима? — Вибеке по-прежнему не поднимала глаз.

— Кто-то поджег загородный дом, в котором была Элизабет.

— Когда?

— В ночь на двадцать девятое ноября. С воскресенья на понедельник.

— Поджог устроил не Йим. — Вибеке наконец подняла голову, задумчиво посмотрела на Фрёлика и сказала: — Ту ночь Йим провел у меня.

Оба долго молчали. До их слуха начали долетать шумы: звон тарелок, звяканье столовых приборов, приглушенный гул голосов.

— Ты уверена? — сипло спросил он.

Вибеке едва заметно улыбнулась:

— Конечно, уверена.

— Я насчет времени…

Она кивнула. Потом в очередной раз смущенно улыбнулась и пояснила:

— Извини, но я не хочу тебя обманывать.

Они вместе шли по улице Карла-Юхана в сторону Центрального вокзала. Фрёлик остановился на перекрестке с Киркегата и сказал:

— Мне туда.

Вибеке несколько секунд смотрела на него, а потом спросила:

— Точно?

Он кивнул. Она встала на цыпочки, коснулась губами его щеки и зашагала дальше по улице Карла-Юхана. Он смотрел, как ее гибкая фигурка исчезает в толпе, а потом и сам зашагал прочь — в другую сторону, к Киркеристен.

Он спустился в метро и поехал домой, горя от нетерпения. Добравшись, тут же бросился к машине. Счистил снег с багажника, достал скребок и лопату. Выкопал колеса из сугроба. Сел за руль, завел мотор и поехал на Третье кольцо. Повернул на Драмменсвейен и, выехав из Осло, направился в сторону Стейнсхёгде. Ему снова было не по себе; он старался ни о чем не думать и смотрел на дорогу, на заснеженные деревья. Наступила зима. В Бейнадале он повернул на Фагернес. Однако на сей раз перед его глазами уже не плясали языки пламени и длинные трубчатые кости. Только безостановочно сосало под ложечкой. И думать он начал по-новому: пересматривать каждую крошечную подробность, вспоминать произнесенные слова, пытаясь угадать, что же они означали.