Новый Мир ( № 5 2013) - Новый Мир Новый Мир

Мы привыкли к выражению «христианская Европа» и не привыкли к «христианской Африке». Между тем христианство распространилось в Африке  уже в ранние свои века и не только на средиземноморском побережье, входившем в состав Римской империи, но и много южнее — в Нубии (сейчас это Судан) и Эфиопии. А в IV — V веках Александрия Египетская была, пожалуй, главным интеллектуальным центром христианства. Опираясь на подобные факты, некоторые чернокожие теологи где-нибудь в Лагосе или Киншасе берут на себя смелость утверждать, что подлинной родиной христианства является именно Африка. Такого рода «присвоение» христианства знакомо нам и по другим краям, включая Россию (где даже в составе клира дело доходило иногда до полного отрицания греческого наследства в прошлом; да и сегодня среди простых  верующих немало тех, кто считает, что православие — «русская вера»).

Верно то, что вплоть до VII века основным ареалом распространения христианства оставались Ближний Восток и Северная Африка. Надо только помнить, что за исключением Нубии и Эфиопии это был эллинистический мир и все духовенство состояло здесь из греков или этнических не-греков, овладевших греческим языком и культурой (Блаженный Августин, например, был этническим бербером, а в IV и V веках два бербера даже занимали престол римских пап). Но паства состояла в основном из аборигенов, а паства, как известно, способна оказывать влияние на клир и даже направлять его.

Зато монашеское движение своим происхождением целиком обязано африканцам. Его инициаторами стали два копта (с греческими именами), в начале IV века удалившиеся в Фивейскую пустыню, — преподобный Антоний Великий и преподобный Пахомий Великий; первый положил начало одинокому и скитскому отшельничеству, второй — киновийному, общежительному. За ними в пустыню потянулись десятки тысяч. В основном это были simpliciores, «простецы», которые истину Христа «выбирали сердцем». (Впрочем, среди них встречались и умудренные теологи: история сохранила память о блаженном Апу, судя по имени, нубийце, который одержал верх в диспуте с архиепископом Александрийским.) Это был новый в христианстве путь — «юродствующей сотериологии». Потом в пустыню потянулись и греко-римляне — перенимать опыт; хотя для их благородных желудков пища, состоявшая из акрид и колючек, была нелегким испытанием (например, святой Иоанн Златоуст, происходивший из аристократического рода, шесть лет провел в пустыне, где заработал жестокий катар желудка, из-за чего всю оставшуюся жизнь вынужден был питаться одной только жидкой рисовой кашкой).

К сожалению, мусульманское завоевание оставило лишь немногие следы христианства в Северной Африке. Только в Египте сохранилась коптская община (копты — потомки древних египтян), составляющая примерно одну десятую часть населения страны. Нубийцы сопротивлялись завоевателям на протяжении нескольких столетий, но в конце концов тоже приняли ислам. Лишь далеко на юге эфиопы сохранили свою восточнохристианскую веру, хотя бы и монофизитскую [8] . Это о них писал Вячеслав Иванов столетие назад: «Ревнуют внуки смуглые с тройных уступов гор / О древлем благочинии…». (Кстати, эфиопы были и есть смуглые, а вот растворившиеся в других народах нубийцы были чернокожими.)

Нынешняя христианизация Черной Африки представляется неожиданной в свете той информации, которой мы до сих пор о ней располагали. Мы привыкли считать, что Черная Африка безнадежно больна, что это край, где большинство населения прозябает в нищете, где раздолье для преступников, где не прекращаются межплеменные войны, жизнь человеческая ничего не стоит и т. д. Американский социолог Роберт Каплан в книге «Грядущая анархия» (интеллектуальный бестселлер 2001 года) писал, что Черная Африка — «гиблое место», что с нею ничего нельзя сделать и оттуда можно только бежать.

Это продолжение и развитие темы известной повести Джозефа Конрада «Сердце тьмы» (1902). Но у Конрада тьма, каковую являет на его взгляд Черная Африка, хотя бы локализована географически. А у Каплана она наползает на весь остальной мир. То есть пока еще от нее можно бежать, но рано или поздно она настигнет вас в вашем же доме. Вместо того чтобы следовать путем Запада, на что полвека назад надеялись покидавшие ее европейцы, Черная Африка становится прообразом хаоса, который ожидает весь остальной мир. Пугающие западного человека африканские бидонвили, пишет Каплан, «вселяют в вас зловещее предчувствие того, на что могут стать похожими американские города в будущем» [9] . Такая вот безрадостная картина.

Замечено, что там, где возрастает добро, там в рост ему подтягивается и зло. Но должно быть верно и обратное! Коль скоро Африка превратилась в «гиблое место», позволительно предположить, что в «стратегии Бога» на нее обращено и особое внимание: существует ли более важная задача, нежели просветить «сердце тьмы»?

Конечно, из того факта, что история Христа «вдруг» овладела африканским воображением, еще не следует, что все новообращенные африканцы стали христианами, заслуживающими этого имени. Таковых даже в «старых» христианских странах в лучшие их времена было не так уж и много. Вероятно, к очень большой части новообращенных применимы слова святого Григория Богослова о «младенцах веры», вплетающих в христианство совсем нехристианские представления. Так бывало и встарь: достаточно напомнить о только еще выходивших из состояния варварства германцах, которые послушно отстаивали обедню, а в ночь полной луны уходили в лес приносить жертву Вотану или Тору и даже день святой Вальбурги (Вальпурги) умудрились превратить в нечто наоборотное — языческий праздник «весны священной» («Вальпургиева ночь»). Подобным же образом нынешний африканец может одинаково «уважать» священника (который тоже не всегда оказывается на высоте: наблюдатели говорят о недостаточной вышколенности значительной части африканского клира) и заклинателя змей и опасаться колдуна, в котором видит реинкарнацию крокодила.

И все-таки христианство «работает» с этой, как еще недавно казалось, «неподъемной» в духовном смысле человеческой массой, и «работает» успешно. Вот одно из многих тому свидетельств: корреспондент лондонской «The Times» Мэтью Пэррис, долгие годы живущий в Африке, пишет, что «христианство изменяет сердца африканцев. Оно несет с собою духовное преображение, что очевидно. Обновление реально. Перемена благотворна» [10] . Свидетельство тем более убедительное, что сам автор этих строк заявляет себя твердым атеистом.

В XIX веке известный английский колонизатор Сесиль Родс заметил, что можно вытащить негра из джунглей, но нельзя вытащить джунгли из негра. Родс все-таки ошибался. А сегодня, может быть, как раз европейская душа потерялась в «джунглях» в гораздо большей степени, если сравнивать ее с душою Африки, — я имею в виду, конечно, христианизированную Африку.

Прозелиты, как это часто бывает, исполняются религиозным рвением, в данном случае еще подогретым африканским темпераментом. Среди африканских христиан, особенно среди католиков (составляющих около половины всех крещеных), все настойчивее звучит укоризна в адрес Запада, который «морально разлагается». И — о, чудо! — Африка сегодня шлет к северным «нехристям» своих миссионеров. Еще в силу инерции из Европы и Северной Америки летят и плывут в Африку свои миссионеры, а уже встречный поток набирает силу [11] . Духовные вожди Африки поставили своей целью «реевангелизацию Запада», не забывая, конечно, что и у себя дома дел у них, как говорится, невпроворот.

Иногда на Западе можно услышать, что в Африке водворилось какое-то «другое христианство». На самом деле в африканском христианстве есть нечто от раннего христианства — свежесть религиозного чувства, упор на коммюнотарность; отчетливее звучит мотив «труждающихся и обремененных», приглушенный в западном христианстве. Что здесь действительно непохоже на Европу, так это культурная среда.

И. А. Ильин писал, что вся история христианства есть не что иное, как поиск христианской культуры. И начинается поиск с преображения культурного мира, существующего на момент принятия христианства. В 1930-е годы Леопольд Сенгор, поэт и христианин (позднее «танцующий президент» Республики Сенегал) запустил в оборот понятие негритюд , передающее специфику культурного мира Черной Африки. По мнению Сенгора, для греков, заложивших основы европейской культуры, руководящим началом была мысль, а для африканцев таковым является интуиция. Негр воспринимает окружающий мир сразу всеми своими чувствами. Силой, связывающей воедино его многоразличные жизнеощущения, является ритм: он пронизывает пение, танец, чередование масок, различные игрища и даже трудовой процесс; он врывается даже в сень смертную, вовлекая почивших в общую племенную жизнь (видели вы где-нибудь еще, чтобы покойников провожали на кладбище, приплясывая?).