Баклан Свекольный - Евгений Орел

Воскресным вечером Жора является домой раньше обычного. С порога на него набрасывается Карина:

– Что ты наделал? Зачем ты его искалечил?

– Я не понял. Кого? – удивляется Жора.

– Федьку! – истерично вопит она. – Не гони дурку! Всё ты понял!

– Ах, Фе-едьку! А тебе уже его жалко? И это Артист его так, а не я! – назвал он погоняло своего «боевика». – Санёк, между прочим, тоже говорил, что этот кадр цепляется к его чуве, этой, как её… Ленке. Так что твой Баклан пристаёт не только к тебе.

– Лучше бы он и в самом деле ко мне цеплялся, – в сердцах вырывается у Карины.

– Чё-о? Я шо-то плохо не понял! Так значит, всё, шо ты мне говорила – это фуфло? Он к тебе не приставал?

– А ещё лучше, чтобы ты ко мне приставал!

– Не-е, обожди, киця, я в натуре не врубаюсь… Чё я должен к тебе приставать? Ты ж и так моя!

– Какой же ты придурок, Жорка, – грустно констатирует Карина.

– Шо?! Ты за базар-то отвечай, овца! Я тебе в натуре всё даю: и хавку, и шмотки. Чё тебе ещё надо?

– Если я овца, то ты – баран безмозглый! Неужели ты не понимаешь, что мне… Ты мне совсем не уделяешь внимания!

– Не понял, как это? – Жора озадачен. Такие нагрузки на мозг его утомляют.

– Болтаешься вечно где-то, дома не бываешь! – со слезами в голосе упрекает его Карина. – Ты лучше вспомни, когда мы с тобой в последний раз в кино ходили? Забыл?

– Не, я не помню, – задумался Жора.

– А потому и не помнишь, что никогда не ходили!

Из-за скудоумия и простодушия Жора не улавливает момент перехода с Бакланова на себя, и Карине легко удаётся заговорить ему зубы.

– Я знаю, – говорит Жора, – что Артисту ничего нельзя поручить. Сказал же ему – только разобраться, а он…

– У тебя только одни разборки на уме! А меня ты вообще в упор не видишь! – гнёт она своё. – Дома почти не бываешь! Что это за семья у нас такая? Я детей хочу, понимаешь?!

Жора стоит пристыженный, а Карина продолжает моральный прессинг:

– Ты когда в последний раз меня выводил хоть куда-нибудь? Хотя бы в кабак! Вечно где-то болтаешься, то на стрелках, то чёрт знает где. Ты обещал носить меня на руках, а топчешь мою душу ногами!

Слёзы неудержимо брызжут, рыдания Карины перерастают в истерику.

Ошеломлённый неожиданными упрёками, Жора понимает, что и в самом деле позабыл о существовании жены. Смущённо выдавливает из себя:

– Слышь, зая, прости меня, в натуре, я виноват.

Подходит к Карине и, как умеет, загребает её в медвежьи объятия. Ещё какое-то время она плачет навзрыд, после чего успокаивается, повиснув на могучих мужских плечах.

В ту ночь её супруг остался дома и даже отключил мобильник.

В потоке неистовых страстей Карина вспомнила о Феде только утром, поняв, наконец, что раз ему не нужна – то с глаз долой, из сердца вон.

Понедельник,11 октября 1993 г.

Время – 09:55.

– Аллё, это институт? – трубка выдаёт скрипучий голос пожилой женщины.

– Да, а кто вы? – безразлично спрашивает Ольга.

– Это из Городской больницы скорой помощи. Ваш сотрудник Бахманов…

– В смысле Бакланов? – уточняет она, догадавшись, что речь идёт о Фёдоре. На лице Ольги отражается тревога, что замечают вошедшие завы отделов (на десять назначена планёрка у директора).

– Да, – после паузы соглашается женский голос, – Бакланов. Тут так надряпано, что и не разберёшь… Так вот, он умер полчаса назад.

– Ка-ак?… – не веря услышанному, Ольга задаёт совершенно неуместный вопрос: – Вы серьёзно?

– Девушка! – возмущаются с того конца провода. – Какие тут шутки? Вы что, издеваетесь? Вот чётко записано…

– Да где же чётко, если даже фамилия неправильная? – тщетно пытается Ольга уцепиться за хоть мало-мальски возможную ошибку.

– Его звали Фёдор Михайлович? Так?

От шока Ольга бледнеет, будучи не в силах и слова сказать.

– Алло! – пытается докричаться та, которой поручено нести недобрые вести. – Вы меня слышите? Алло!

Рука вместе с трубкой опускается на стол.

В наступившей тишине из телефона слышится приглушённое «Алло! Алло!», сменяющееся короткими гудками.

Мрачным взором Ольга осматривает пришедших. Язык не поворачивается произнести страшную новость, хотя все и так поняли: случилось несчастье.

Из кабинета выходит Саврук, чтобы объявить о переносе планёрки из-за срочного вызова на коллегию в министерство.

– Бакланов умер, – сообщает ему один из сотрудников.

– О, господи… – на мгновение теряется директор, но тут же взяв себя в руки, отдаёт распоряжение: – Оля, позвони Ковалёвой, пускай профком занимается…

Не договорив, чем надо заниматься профкому, Саврук покидает приёмную.

Заведующие отделами расходятся, и новость моментально облетает институт.

В зале заседаний собирается профсоюзный комитет. Подходят сотрудники отдела цен, по понятным причинам не нуждающиеся в приглашении. Подтягиваются коллеги из других секторов и отделов. Анатолий Ерышев, как член профкома, тоже являет себя народу, испытывая двойственные чувства по поводу кончины ненавистного Бакланова.

У окна неподалёку в безутешных рыданиях стоит Лена Овчаренко, не решаясь войти.

О нападении на Бакланова Виктор Ефимович Приходько узнал ещё в субботу днём, и его свалил сердечный приступ.

Выясняется, что хоронить Федю некому. Родители в разводе, отец пьёт, а мать в эмиграции. О родственниках сведений нет, друзей Бакланова тоже никто не знает.

Об этом и докладывает Ковалёва:

– Товарищи… ой, извиняюсь, пани и панове, – на ходу исправляется она, – сегодня утром, как вы уже знаете, умер младший научный сотрудник отдела цен Бакланов Фёдор Михайлович. Вчера ему исполнилось тридцать лет.

Голос её вздрагивает, Ковалёва берёт паузу, с трудом удерживая подступивший к горлу комок.

Пришедшие грустно кивают, женщины всхлипывают. И не столько по Бакланову как человеку, сколько потому что «такой молодой, жизни не повидавший…»

После короткого обсуждения делается вывод: институту надо взять на себя расходы, да и вообще организацию похорон.

– Жаль парня. Он ведь на самом деле был не так плох, каким казался. Скорее даже не казался, а выставлял себя с плохой стороны, – замечает Кацман.

– И ужасно несамостоятельный, – сокрушается Примакова.

– Да, и неконтролируемый, – прибавляет Цветин.

– Это вы чересчур, Виктор Васильевич, – не соглашается Кацман. – В контроле Федя не нуждался, ему просто нужен был наставник, а точнее, добрый советчик. Понимаете? Не ментор ему был нужен, а хороший друг.

– Ну да, наставник, – иронизирует Цветин, – вот Приходько пытался его «наставить», говорил, потенциал у Бакланова большой. И толку с того?

– Перестаньте, Виктор Васильевич, – одёргивает его Примакова, – человек умер, а вы о нём… Да и неважно сейчас, какой у него был потенциал.

В разговор влезает Романченко:

– Ладно, я вообще промолчу.

– Вот и промолчите! – раздражается Примакова. – Я же помню, как вы его постоянно третировали. Да вы кого угодно достанете!

– Та я ничего, я же говорю, что промолчу, – Романченко понимает, что его реплики выглядят, как поход свиньи в посудную лавку.

– Грамотно и хорошо умел писать, излагать свои мысли, – Зинаида Андреевна возвращается к достоинствам Бакланова.

– Грамотно, вам ли не знать, – не сдерживается Романченко, – хорошо он вас тогда на место поставил с этим «согласно чего».

– Да хватит вам! – неожиданно вмешивается Ольга Выдрина. – Учёные, понимаешь ли, доктора-кандидаты, а грызутся, как бабы на Подольском рынке!

Спорщики опешили. Ольга сквозь слёзы продолжает:

– У него мать за границей, а с отцом Фёдор не общается… в смысле, не общался. Он вообще один!

– Уж тебе ли не знать, – снова ёрничает Романченко.

– Это вы на что сейчас намекаете? – строго спрашивает Ольга.

– Да нет, ничего, – осёкся он, – это я так. У тебя же с ним что-то было?

– Что – было? – настаивает Ольга. – Какое вам дело?

– Люди, да перестаньте, – умоляюще вмешивается Ковалёва. – Хватит вам собачиться! Человека уже нет, и он вам не ответит, а вы тут устроили чёрт знает что такое!

В возникшей тишине, ни к кому не обращаясь, Выдрина говорит:

– Грешно, конечно, плохим словом поминать покойника, да вот гадость он мне сделал: кляузу написал, будто я… такая-растакая… – она не решается уточнять, какая именно. – Типа такой образ жизни веду… – и добавляет вполголоса: – Из-за этого мне и материальную помощь не дали…

Сотрудник отдела технологий Сергей Иванин в это время пил воду. Услышав Ольгины обвинения, он едва не поперхнулся:

– Позвольте, Оля, что вы такое говорите? Бакланов ничего на вас не писал! Это Ерышев рассказал на заседании профкома о том… Ну, одним словом…

– Как – Ерышев? – изумляется Ольга.

Ещё несколько человек подтверждают, что на заседании профкома именно Анатолий делал устное сообщение о якобы похождениях Ольги Выдриной.