Река Ванчуань - Ван Вэй

Песня в горах Луншань{32}

Юноша из Чанчэня ищет бесстрашныхХрабрецов, готовых на бой.

Ночью всходит он на дозорную башню,Глядит на звезду Тайбо{33}.

Над горами Луншань обходит заставыНочным дозором луна.

Где-то путник бредет усталый.Флейта в горах слышна.

И юноша, натянув поводья,Льет слезы под грустный напев.

Герои из Гуанси,{34} полководцы,Как сдержать вам печаль и гнев{35}?

Не сосчитать ваших подвигов смелых,Больших и малых боев,

А ныне за трусость дают уделыВ десять тысяч дворов!

Су У{36} сохранил обветшалое знамяВ долгом плену у врагов.

Какими же он награжден чинами?Скромнейшим из всех: «дяньшуго».

Наблюдаю за охотой

Свежий ветер свищет,Роговые луки звенят.

То в Вэйчэне{37} охотойПолководцы тешат себя.

Сквозь сухие травыЛовчий сокол зорко глядит.

Снег в полях растаял,Стала поступь коней легка.

Вот Синьфэн{38} проскакали,Мчатся мимо во весь опор.

Вот уже воротилисьВ свой военный лагерь Силю{39}.

Оглянулись на кручи,Где охотились на орлов.

В облаках вечерних —Небеса на тысячу ли!

Юноши

Превосходно вино из Синьфэна,Десять тысяч стоит кувшин.

Лучше нет удальцов из Сянъяна,Молоды и собой хороши.

Познакомятся и подружатся,Угощают друг друга вином,

А коней к зеленеющей ивеУ харчевни привяжут рядком.

Провожаю господина Шэнь Цзы-гуя в Цзяндун{40}

Уж было почти безлюдноНа Ивовой переправе.

Гребцы налегли на весла,И мы поплыли в Линьци.

У нас на душе так тревожно,Как будто весна дохнула…

Я с вами не в силах проститьсяДаже на том берегу!

В девятый день девятой луны вспоминаю братьев, живущих в Шаньдуне

Один живу я гостем на чужбине,Вдали от милых сердцу моему,Но каждый раз, когда настанет праздник,Мне с новой силой вспомнятся они.

На горный склон взойдут сегодня братья,Украсят волосы цветком «чжуньюй».В кругу друзей, пирующих беспечно,Одно лишь место будет пустовать.

В горах Чжуннань

До самой Небесной столицы{41}Доходят горы Тайи{42}, —

До самого берега моряРаскинули цепи свои.

Сомкнулись белые тучкиВокруг вершины кольцом.

Пониже — темная дымкаЗавесила все кругом.

На области с разной погодойВершина страну рассекла{43}:

Здесь, в этой долине, — солнце,А в той — туманная мгла.

Где на ночь приют найти мне?Нигде не видать жилья.

Спрошу-ка я дровосекаНа том берегу ручья.

В горной хижине

Средины жизни я достиг и нынеПуть истины взыскую в тишине{44}.

У гор Чжуннань один живу в пустыне.На склоне лет мир снизошел ко мне.

И каждый раз, почуяв вдохновенье,Иду бродить один в глубинах гор.

Как были тщетны прежние волненья!Бывалые заботы — жалкий вздор.

Я часто дохожу до той стремнины,Где в вышине рождается река.

Присяду и смотрю, как из долиныВолнистые восходят облака.

Порой случайно дровосека встречу —С ним говорю с открытою душой,

Шучу, смеюсь и даже не замечу,Что уж пора, давно пора домой.

Проводы друга{45}

Я вас проводил по тропинке.Смеркалось в глубинах гор,

Когда я в плетне убогомКалитку закрыл на затвор.

Весна возвратится снова,Трава взойдет, как всегда.

Но вы-то, мой друг почтенный,Вернетесь ли вновь сюда?

Смотрю с высоты на реку Ханьцзян{46}

На южном пределе княжества Чу{47}«Три Сяна»{48} в соседстве с ней.

С «Девятью рукавами» она слиласьНа склоне горы Цзинмэнь{49}.

Далеко, далеко течет она,Дальше земли и небес.

За необъятной ширью речнойТеряются пики гор.

Выплывают из волн ее чередойСеленья и города,

А она, извиваясь змеей, бежитС небосклоном слиться вдали.

Так посетим же Сянъян{50}, друзья,В первый погожий день.

За чаркой вина, как Почтенный Шань{51},Полюбуемся далью речной.

ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ АКАД. Н. И. КОНРАДА

Гуляю у храма Сянцзисы{52}

Не знаю, где храм Сянцзисы.Прошел уже несколько ли, вступил на облачную вершину.Старые деревья… Тропинки для человека нет.Глубокие горы. Откуда-то звон колокола.Голос ручья захлебывается на острых камнях.Краски солнца холодеют среди зелени сосен.Вечерний сумрак. У излучины пустынной пучиныВ тихом созерцании отшельник укрощает ядовитого дракона.

В этих стихах рисуется картина, характерная для мест, где обычно располагаются уединенные буддийские обители. Дорога в гору идет через лес из старых, высоких деревьев. Тропинка совсем исчезает. По каменистому руслу бежит горная речка, и ее голос как бы захлебывается среди камней. Для усиления настроения поэт погружает все в вечерний сумрак, вводит звук отдаленного удара колокола. И вот среди всего этого — человек. У излучины реки над омутом видна одинокая, неподвижная фигура человека, сидящего в позе, которую обычно принимают при размышлении. Видимо, этот человек, возможно монах из обители, укрощает своей мыслью злого дракона — того дракона, который гнездится в пучине, а может быть, того же дракона, только таящегося в его собственной душе? Человеческая фигура сразу же придает всему пейзажу особый смысл. Картина, нарисованная стихами, оказывается законченной.

Я. И. Конрад

***

В пустынных горах опять прошел дождь.Наступил вечер. Осень.Ясный месяц светит среди сосен.Прозрачная речка бежит по камням.Бамбуки зашумели: идут домой женщины, стиравшие белье.Зашевелились кувшинки: плывут назад челны рыбаков.

В китайской пейзажной живописи есть прием, называемый дяньцзин — «внесение чего-то в пейзаж». Если рисуют горы, в горный пейзаж вводится фигура человека; если рисуют сосны, в пейзаж вводится изображение камня, скалы. Считается, что это придает полноту и законченность изображению. Ван Вэй-поэт перенял этот прием в своей пейзажной лирике, соединяя природу с человеком.

Н. И. Конрад

ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ А. И. ГИТОВИЧА

1. У потока в горах, где поет птица{53}

Цветы опадают,И горный поток серебрится.

Ни звука в горахНе услышу я ночь напролет,

Но всходит лунаИ пугает притихшую птицу,

И птица тихонькоТревожную песню поет.

К слюдяной ширме друга

У друга в домеШирма слюдяная

Обращена к цветам,К деревьям сада.

В нее вошла природа,Как живая,

И оттогоРисунка ей не надо.

Покидаю Цуй Син-цзуна{54}