Ядерный рэп, или Сақтан поездың - Виктор Смоктий

Через каждые два часа метеоролог должен заглянуть в метеобудку и записать все, что он там увидит на термометре, на психрометре, термометре максимальной температуры и термометре минимальной, на барографе, на термографе. Направление и сила ветра можно определить, не выходя из домика, достаточно включить циферблат стационарного аэрометра, который стоит на открытом месте. Этот процесс ничто не должно остановить, даже если на Землю упадет метеорит и ранит или контузит метеоролога, тот должен сначала записать показания приборов, и только после этого он, умирая, может звать на помощь. Но следующий метеоролог, который придет ему на смену, тоже сначала посмотрит на приборы, а уж потом приложит ухо к груди коллеги, бьется ли его сердце. И здесь не бывает исключений – сначала показания приборов, потом все остальное.

Братство метеорологов не знает границ; на всех метеостанциях земного шара, в одно и то же время, метеорологи записывают показания приборов, потом передают их в свои Центры, где эти данные кодируются и передаются дальше. В конце концов, погода на земном шаре предстает в виде шпионской криптограммы, где данные с метеостанций зашифрованы пятистрочными и пятизначными группами цифр. На основании этих данных аналитики и составляют свои прогнозы по законам метеорологии, кто как их понимает и чувствует. Сейчас, наверное, собирает данные спутник, анализирует суперкомпьютер, он предсказывает погоду на два дня, на пять, десять, даже на год и больше, а раньше за каждой цифрой были люди, за каждый показатель термометра шла нешуточная борьба. Особенно ценились градусы, добытые в глухомани, в тайге, тундре, на заполярных островах, где обычные люди не живут, только метеорологи.

Известен случай, когда на остров Нордостланд, что тупо лежит, согласно названию, северо-восточнее Шпицбергена, в августе 1944 года гитлеровская субмарина высадила 11 человек метеорологов, восемь из которых имели воинские звания. Они оборудовали там метеостанцию, которая должна была обслуживать авиацию и военный флот Германии, но 12 мая 1945 года из передачи норвежской радиостанции они узнали о капитуляции их фатерлянда.

Только 4 августа начальник метеостанции – майор вермахта и профессор Вильгельм Деге – смог подписать безоговорочную капитуляцию, поданнyю ему на клочке бумаги английским офицером. Часть сложила табельное метеорологическое оружие гарнизона: один пистолет, один пулемет и девять винтовок. Эта метеостанция оказалась последним подразделением, где дольше всех билось живое сердце вермахта, сдача этой части произошла даже на два дня позже капитуляции Японии.

Все материалы экспедиции, дневники и кинопленки профессор закопал на острове, где спустя тридцать лет их нашел его сын, тоже ученый, что говорит о том, что метеоданные могут иметь не только научную ценность, но и выступать в качестве полезных ископаемых.

Но стойкость и упорство германских метеорологов не спасли их армию от столкновения с русским «генералом Морозом», думаю, и Наполеон, называвший метеорологию бессмысленной, смог к концу жизни оценить и роковую роль для его армии русского холода, пробирающего до костей, и гибельное для его здоровья тропическое ненастье острова Святая Елена, когда он становился вялым и подавленным, как во время битвы при Ватерлоо…

Когда приближалось время «работы», полковник Воропаев мечтательно говорил:

– Нам бы хорошую реальную метеокарту, – и пренебрежительно сбрасывал со своего стола фотокарты с размытыми синюшными изотермами и изобарами.

Эти слова воспринимались как приказ. В каждой смене метеоотделения были выпускники Качинского летного училища, радисты-слухачи, которые, слушая морзянку, за четыре часа заполняли метеоданными полторы тысячи точек, расположенных на большой немой карте Советского Союза, где не было никаких названий, только берег Ледовитого океана и нитки рек. Это могли делать все наши метеорологи с лётческими петлицами, но доверяли такую работу только асам. В нашей смене эту работу виртуозно делал замкомвзвода старшина Василий Николенко. Еще вечером он начинал готовиться к ритуалу составления карты: пил кофе, раскладывал на столе проверенные перьевые ручки, чернильницу-непроливайку с тушью, сигареты, спички, печенье и кружку воды. В полночь он надевал наушники и начинал священнодействовать. Каллиграфическим почерком он быстро выписывал микроскопические цифры и буквы рядом с точками, обозначавшими метеостанции, и эта работа продолжалась три или четыре часа. Потом он разгибался и давал нам полюбоваться территорией СССР, испещренной иероглифами, в которых, при внимательном прочтении, можно было разглядеть и температуры, и направления, и скорость ветра, и облачность. Сейчас такую работу делают машины, но тогда это выглядело как акт искусства.

– Ну, это совсем другое дело, – удовлетворенно говорил утром полковник Воропаев, разворачивая эту карту на своем столе, – теперь есть что докладывать, – и он решительными твердыми движениями художника соединял изотермы и изобары, от чего даже нам становилось понятно, куда ветер задует.

Однажды на его столе я увидел похожую карту с направлениями господствующих ветров и радиационным следом в атмосфере после неудачного взрыва в штате Невада.

– А у нас есть карты наших неудачных взрывов? – спросил я майора Муравьева.

– Ты что, – засмеялся он, – они же засекречены. У нас открыты только американские взрывы, у них – наши.

ЗИП

Новости дня:

1967.05.18 Председателем КГБ назначен Ю. В. Андропов.

1967.05.09 Мухаммед Али (Mohammed Ali) лишился титула чемпиона мира в тяжёлом весе среди профессионалов советом ВБА (Всемирной боксёрской ассоциации) после выдвинутого против него обвинения в отказе служить в армии США.

– Пора, Смоктий, вам познакомиться с боевой машиной, – сказал старший лейтенант Белоглазов, отомкнув висячий замок и впустив нас с Грушевиным внутрь радиолокационной станции, которая сейчас, в зимнее время, обогревалась небольшим электрокамином, – а через две недели, когда после сессии из Академии вернется старший лейтенант Титов, вы покажете себя в запусках радиозондов.

«Значит, Белоглазов тоже в этой технике ничего не смыслит», – с облегчением подумал я, оглядывая панель, утыканную пока еще незнакомыми ручками, тумблерами, оснащенную индикаторами и экранами осциллографов. Первое впечатление было такое, что попал в кабину самолета, столько тут всего должно быть включено в каком-то неведомом еще порядке, который надо будет, похоже, запомнить наизусть.

– Вот инструкции и описание, – показал Белоглазов на два толстых тома в серых картонных обложках, – проверьте ЗИП. Знаете, что такое ЗИП?

Я кивнул, что по-болгарски означало – нет.

– Ну, вот и хорошо, а мы с Грушевиным пройдем в другую станцию, они одинаковые.

Я остался один в теплой уютной рубке, дружелюбно потрогал механизм подачи на рабочий стол ленты, на которой еще остались напечатанные метки предыдущей работы – время, угловые координаты. Открыл инструкцию, там было четко обозначено – повернуть рубильник семь, подождать 10—15 секунд, пока не прогреются катоды ламп, затем последовательно включить тумблер шестнадцать, и так далее. Первый страх перед незнакомой техникой прошел. Если она будет работать, как-нибудь справлюсь, а вот если чего-то не заладится… Но об этом сейчас думать не хотелось. Дошел до описи ЗИПа, который оказался всего-навсего перечнем запасных частей, инструментов, принадлежностей. В ящиках один над другим, в несколько этажей, помещались плоские фанерные пеналы, в которых в специальных ячейках, где-то на войлоке, где-то просто на гофрированной бумаге лежали запасные лампочки – триоды, тетроды, пентоды, был даже запасной клистрон, работающий в усилителе электромагнитных колебаний СВЧ.

Про него я, к счастью, тоже знал, так как в техникуме у меня была на эту тему курсовая: я должен был нарисовать электронную схему блока импульсного модулятора системы наведения американского бомбардировщика. Внешне он выглядел как металлическая полусфера радиусом сантиметров тридцать, которая прикрывала саму электронную начинку. Вся сложность восстановления электрической схемы заключалась в том, что, когда крышка приподнималась, срабатывала защита, и схема механически разрывалась в двадцати местах. Я нашел штук десять разомкнутых контактов, но схема все равно не вытанцовывалась, и тогда пришлось позвать на помощь отца. У него было какое-то чутье на все эти электронные секретки, и мы за два часа разгадали этот американский секрет.

В другом ящике оказались вещи, указывающие на то, что станция должна работать не только вблизи города, но и в лесу, в поле: там была пила, топор, примус, брезентовая палатка с алюминиевыми колышками, ведро, сделанное из автомобильной камеры, большая фляга, даже коробка охотничьих спичек. Я понюхал, во фляге было когда-то что-то хмельное. Да с таким вооружением – с клистроном, топором, палаткой, флягой, где угодно не пропадешь, можно хоть на Марс высаживаться.