Ядерный рэп, или Сақтан поездың - Виктор Смоктий

Недели через три он взял меня на спецсклад, где мы забрали двадцать рулонов обычной бумаги для телетайпа, несколько рулонов химической бумаги для телекса, два барографа и метровый пластмассовый круг на дюралевом основании в брезентовом плоском конверте, назначение которого я еще не знал.

– Петро, давай через лабораторный корпус проедем, – сказал Титов нашему водителю Астафьеву.

– Это ж крюк, – меланхолически возразил Петя.

– Надо, – настоял Титов.

Петя пожал плечами, развернул машину, и мы поехали в степь. Скоро посреди степи я увидел высокий забор, который опоясывал большое овальное пространство, как будто огораживал футбольное поле. За забором мерно поднималась и опускалась гигантская серая туша, как будто там лежала выброшенная на берег сказочная рыба-кит.

– Что это? – не выдержав, спросил я.

– Тот самый дирижабль, – сказал Титов, – который из окна видели. Здесь его гнездо.

И действительно, на краю «стадиона» возвышалась гигантская катушка, к которой он был прикован.

Титов приказал тормознуться неподалеку от небольшого стоявшего особняком ярко-белого здания в виде повернутой влево буквы L. Из основания и высокой ножки друг дружке навстречу были устремлены электрические изоляторы, напоминающие детские сборные пирамидки, уменьшающиеся от основания к вершине. Титов ушел по своим делам, а мы от нечего делать закурили и заговорили о несправедливостях судьбы:

«Служба моя началась с сумасшедшего фарта: нам, выпускникам техникумов Москвы, Ленинграда и областей, нескольким тысячам человек призыва 1966 года, дали защитить дипломы в декабре, а в армию стали забирать только в январе 1967 года».

– Это выходит, я уже полгода портянки наматывал, пока тебя призвали? – философски спросил меня водитель из Чирчика Петя Астафьев, чем-то неуловимо напоминавший Юрия Никулина, но при этом ни на секунду не верящий в существование справедливости. Случай с моим призывом служил тому убедительным подтверждением; нас привезли на полигон в январе 1967 года, а Петю в июне 1966, хотя год призыва у нас значился один и тот же – 66-ой.

– Махрово устроились, – усмехнулся он, когда я ему объяснил, что это был спецпризыв для тех, кто заканчивал техникум. Просто нам дали защитить диплом в декабре, какая уж тут хитрость. – Да, да, – многозначительно хмыкал Петя.

Тут я вдруг увидел, что внизу белой эмалевой буквы L открылась маленькая дверца, и из нее вышел маленький-маленький, как муравей, солдат и стал выбивать о стену веник. И внезапно стало понятно, что это не игрушечное здание, а огромный небоскреб. В степи всегда трудно определить размеры, если не с чем сравнивать: вот открылась дверка, вышел человек, и стал понятен масштаб этой галлюцинации.

– Петь, что это там? – указал я на гигантское здание с маленькой дверцей внизу. – Вот где интересно было бы служить.

– Вот этого только не надо.

– А ты знаешь, чем они там занимаются?

– Чего тут знать? Раз в неделю у них там внутри шарахает молния.

– Это, наверное, конденсатор атмосферного электричества, – предположил я, начитавшись в свое время журнала «Наука и жизнь». – Может быть, даже Ковчег Завета! А? – восторженно воскликнул я.

– Может быть, – не спешил меня разочаровать Петя, – только потом они дней пять сажу выскребают.

– Товарищ старший лейтенант, а что делают в этом здании? – спросил я Титова, указав на конические изоляторы.

– Это интересная работа, – начал было Титов, укладывая на заднее сиденье новенькие барографы, но больше так ничего и не сказал.

Телевизор

Новости дня:

1967.05.16 В Ленинграде на заводе им. Козицкого изготовлена первая партия цветных телевизоров «Радуга».

Перед чемпионатом мира по хоккею 67 года в казарме, ко всеобщей радости, установили большой телевизор, ребята даже картинки сносной добились, но через некоторое время я понял, что телевизор в казарме – это все равно, что увольнение в степи, которое тебе вроде бы положено, только идти особо некуда, а просто сидящий без дела солдат и так уже вызывает у начальства тихую ненависть, тем более, если он сидит перед телевизором. Если у солдата есть свободное время, он найдет, чем заняться, но ни за что не будет мозолить глаза начальству. Поэтому в казарме у солдата не то что часа, минуты свободной нет, чтобы рассиживаться у телевизора.

Могут быть, конечно, какие-то запредельные ситуации, например, фильм про Ленина из какой-нибудь «Золотой серии» истории Коммунистической партии, тут старшина шесть раз подумает, прежде чем выключателем щелкнуть.

Но такие фильмы барнаульскому телевидению показывать не доверяли из-за запредельно низкого качества студийной работы. Мы иногда перед построением на вечернюю поверку ради смеха включали голубой экран. Почему-то запомнился один вечер. Сначала шел нормальный фильм «Большая семья», потом он внезапно оборвался, и на экране появилась красивая рисованная заставка с зимним лесом и указательным пальцем, который этот лес долго поправлял. За кадром раздался испуганный возглас: «Что вы делаете? Вам за это попадет!», и палец исчез, а на заставке началась песня «Нарьян Мар, мой Нарьян Мар. Городок не велик и не мал, у Печоры у реки, где живут оленеводы и рыбачат рыбаки…».

Песня кончилась так же внезапно, как и возникла, уступив место на экране лысым злобным марсианам из телеспектакля «Аэлита», которые пытались помешать светлой любви советского инженера Лося и марсианской принцессы Аэлиты. Потом, опять же без всякого предупреждения, марсиан сменили казаки легендарного красного атамана Вани Кочубея. Вот такие кошмары у нас были вместо колыбельной.

А чемпионат мира по хоккею никто толком не увидел из-за разницы во времени, где-то часов шесть или семь, а смотреть, когда знаешь счет, охотников мало. Я, например, помню только один раз в своей жизни, когда мне сказали счет – 6—0, а я смотрел матч даже с еще большим интересом. Это был Кубок Вызова 1979 год, а в ворота Тихонов поставил необстрелянного Мышкина. И, зная счет, как раз интересно было смотреть, как шайба никак не может попасть даже в пустые ворота.

Убрать телевизор было нельзя, он все-таки олицетворял достигнутый материальный уровень и цивилизованность, но я не помню, чтобы его кто-нибудь зачем-нибудь включал: программы телестудии напоминали русскую рулетку, никогда не ожидаешь, чем они выстрелят тебе в голову в следующую минуту.

Конец ознакомительного фрагмента.