Начало перемен - Алексей Славич

— Ты спи, а я тебя немного полечу, — сказала Катя, поворачивая его на живот и плотно прижимая ладошку на поясницу, где сразу стало чуть–чуть пощипывать.

— От чего?

— От многого. Гипертония у тебя. Предстательную надо поправить. Не бери в голову. Спи. А то трудно.

Через несколько дней, перед тем, как поехать в театр, Гуров с Катей сидели в ее квартире и пили чай — Катя приучала его к элитному развесному китайскому чаю. Вдруг щелкнул замок — Катя удивленно повернула голову — и в квартиру зашли двое мужчин примерно возраста Гурова.

— Добрый день, господа, — поздоровался один из них, слегка похожий на кавказца трудноопределимой национальности. Второй, с нейтрально европейской внешностью и несколько скованными движениями, молча слегка поклонился. — Прошу прощения за вторжение, но мы здесь официально по вопросам, касающимся… э-э… некоторых аспектов ваших взаимоотношений. Моя фамилия Иванов, а моего коллегу можно называть… э-э… — господином Петровым. В его облике здесь персонифицирована раса… э-э…, интересы которой затронуты.

Гуров посмотрел на Катю. Она внимательно слушала, заметно побледнев.

— Прежде всего, — продолжал Иванов, — прошу Катерину подтвердить, что она идентифицирует меня как известную ей и… э-э… облаченную определенными полномочиями личность.

Катя откашлялась и, кивнув, тихо сказала:

— Да, подтверждаю.

— Далее, я фиксирую свое заключение, — сказал Иванов, обращаясь к Кате, — что господин Гуров не был в достаточной мере осведомлен о том, что его взаимоотношения с вами могли затронуть чьи–либо интересы. Нет ли у вас возражений или дополнений?

Катя кивнула.

— Я согласна.

Иванов вопросительно посмотрел на «Петрова».

— Соответственно, я фиксирую свое заключение, что господину Гурову не могут быть предъявлены какие–либо обвинения и он не может нести какой–либо ответственности.

— Согласие подтверждается, — сказал «Петров» с легким акцентом.

— Тогда, — констатировал Иванов, — дальнейшее не требует присутствия господина Гурова.

И он посмотрел на Катю.

Она кивнула, медленно встала, подошла к вставшему Гурову. «Петров» отвернулся и стал смотреть в окно.

— Иди, Сережа, — сказала Катя, грустно глядя ему в глаза. — Это внутренние разборки.

— Нет, — жестко ответил Гуров, — никаких разборок с тобой без моего участия не будет.

И повернулся к Иванову.

— Насколько я понимаю, апеллировать куда–либо по поводу правомочности или справедливости ваших действий бессмысленно?

Иванов медленно кивнул:

— Правильно. Дело находится вне компетенции вашей цивилизации и мы… э-э… последняя инстанция.

— Могу ли я спросить, какие… перспективы?

Иванов замялся и покачал головой.

— Я не уполномочен отвечать на Ваши вопросы по данному делу, поскольку вы не его официальный участник.

— Но ведь Катерина гражданка России, у нее есть соответствующие права…

Иванов опять покачал головой:

— Сергей Александрович, еще раз повторю: дело находится абсолютно вне компетенции вашей цивилизации.

— А примете ли вы мое заявление, что я считаю Катерину своей женой и хочу разделить с ней любую ответственность за любые аспекты наших взаимоотношений?

— Сергей, немедленно прекрати! — воскликнула Катя.

Иванов, удивленно подняв брови, покосился на внимательно слушающего «Петрова» и мягко, увещевающе сказал:

— Сергей Александрович, я бы вам не рекомендовал, так сказать, не зная брода, соваться в воду.

— Так примете или нет? — спросил Гуров.

— Это может быть очень чревато, Сергей Александрович, вы…

— Тогда тем более, — перебил Гуров, — я требую принять …

В этот момент Катя бросилась на «Петрова». Тот что–то откуда–то выхватил, раздался негромкий хлопок и Катя упала лицом к его ногам. Из–под головы ее показалась и стала расширяться темно–красная лужа. Гуров на подгибающихся ногах подошел к Кате, хотел встать на колени, — но тут голова у него закружилась, в ней что–то звонко и болезненно лопнуло и он потерял сознание.

Очнулся Гуров в кровати, в небольшом гостиничном номере. Одежда его была аккуратно повешена в шкафу, мобильник и бумажник — в карманах. Посмотрел на часы: было утро следующего дня. Чувствовал он себя неплохо, только слегка болела голова. Попытался открыть дверь — она оказалась не запертой и выходила в длинный коридор.

Проделав гигиенические процедуры и одевшись, Гуров решил, что самое разумное — нажать вмонтированную на заметном месте кнопку с колокольчиком. Через некоторое время пришла по–офисному одетая дама лет сорока, вежливо поздоровалась, сказала, что примерно через час с ним хотел бы встретиться господин Иванов, и предложила пока позавтракать в ресторане.

Войдя в небольшую переговорную, где его ожидали Иванов и «Петров», Гуров, не отвечая на приветствие, спросил:

— Что с Катей?

— Катерина погибла, Сергей Александрович, — вздохнув, ответил Иванов. — Позвольте выразить вам соболезнования.

Гуров тяжело сел на стул.

— Что вам от меня нужно? — спросил он.

— Мне — ничего, — ответил «Иванов». — Но у господина…э-э… «Петрова» есть для вас сообщение. А мне как одному из…э-э… кураторов вашей цивилизации в подобных сложных ситуациях желательно присутствовать.

Гуров перевел взгляд на «Петрова».

— Во–первых, мы хотели бы выразить печаль, — сказал «Петров», — что наш путь следования непреложным правилам и традициям привел к смерти вашей любимой. Хотя мы любим совсем по–другому, нам хорошо понятна ценность любви и боль от ее потери. Если бы мы не опасались оскорбить вас, мы выразили бы вам свое сочувствие.

«Петров» сделал паузу. Гуров молча ждал.

— Во–вторых, — продолжил «Петров», — мы считаем, что хотя определенные аспекты этой ситуации следовало считать недопустимыми и оскорбительными, они одновременно делают вас в определенной степени нашим … собратом.

Бросившему мельком взгляд на Иванова Гурову показалось, что тот с трудом скрыл удивление.

— Теперь, — продолжал «Петров», — когда проблема чести урегулирована, мы хотели бы заявить, что в случае нужды будем рады оказать вам помощь и поддержку в любой ситуации. В частности, поскольку подобное, например, при катастрофах, допускается правилами и традициями вашей цивилизации, мы просим вас рассмотреть возможность принятия материальной компенсации за смерть вашей любимой.

— Катя мне ничего не рассказывала про их анатомию, — обратился Гуров к Иванову. — Раз уж вы тут присутствуете, не могли бы вы максимально аутентично, с сохранением всех оттенков выражений перевести пожелание засунуть их сраную компенсацию в собственную жопу?

Иванов с «Петровым» повернулись друг к другу. Повисла пауза. После чего «Петров» встал и с совершенно не изменившимся выражением лица сказал:

— Мы еще раз подтверждаем, что с нашей стороны господину Гурову не могут быть предъявлены какие–либо обвинения. При необходимости наша цивилизация будет рада оказать господину Гурову помощь и поддержку.

После чего вышел из переговорной.

— М-да… — задумчиво протянул Иванов. — Между прочим, очень влиятельная раса. Вырисовывались интересные варианты работы с вашим участием. Удивительно, что они оставили, так сказать, дверь открытой.

Гуров пожал плечами и сказал:

— Ну, если для вас тут есть интересы, хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Слушаю вас.

— У меня возникло подозрение, что когда вы писали наши с Катей разговоры, то писался не звук, а Катино сознание. И что вообще ее сознание систематически писалось. Так?

— Я сомневаюсь, что у меня есть полномочия отвечать на эти вопросы, — подумав, ответил Иванов. — Зачем вам это?

— Можно ли восстановить Катю? — спросил Гуров.

— Политически — абсолютно исключено. По крайней мере, в данный момент.

— А физически?

— Не исключаю этого. Нужен дополнительный анализ.

— Ну что ж, если у вас ко мне будут какие–то предложения, я, прежде всего, жду ответа на этот вопрос.

— Хорошо, я подумаю. И позвольте совет: срочно займитесь своей гипертонией. Катя начала вас лечить, микроинсульт мы вам компенсировали, но нужна систематическая терапия. Секретарь вас проводит к выходу.

Встав, Иванов протянул Гурову руку. Поколебавшись, Гуров ее пожал.

2

Добравшись домой, Гуров, как говаривала в подобных случаях его покойная мама, распался на составные части. Наткнувшись на недавний Катин подарок, небольшое зеркало с рамкой в форме печального клоуна, он тяжело сел на кровать и беззвучно, судорожно сглатывая, заплакал.

Несколько очнувшись, он отменил все запланированные на ближайшие дни дела, выключил телефоны, дверной звонок, задернул шторы, прямо в одежде упал на кровать и в позе эмбриона впал в тягостную полусонную прострацию.