Валенсия и Валентайн - Сьюзи Кроуз

– Да. Нет. То есть собиралась. – Ее слова сливались одно с другим. – Не знаю зачем, – пробормотала она, глядя в пол. – Думала, что появлюсь у его двери. Разве это не безумие? Это безумие.

– Ты не сумасшедшая, – сказала Грейс. – Должна признать, однако, что я беспокоюсь о тебе. Ты же знаешь, что мне не все равно, верно? Я не пытаюсь совать нос в чужие дела. Это ссора с этим парнем так сильно повлияла на тебя или, может быть, есть что-то еще?

Валенсия чувствовала – Грейс ожидает, что она разрыдается или обидится, но все ее эмоции испарились, как вода в кастрюле.

– Я в порядке, – сказала она. – Может, нам вернуться на работу?

Грейс села рядом с подругой, и ее темные брови сошлись под волосами, как будто обсуждали что-то свое. Валенсия озадаченно наблюдала за столь очевидным проявлением заботы со стороны другого человека. Чувства вдруг представились ей неким иностранным понятием, другим языком.

– Нет. Поговори со мной, девочка. Что происходит?

Валенсия пожала плечами. Хорошо. Вести разговоры – почему бы и нет. Хотя лучше бы поспать.

– Как ты думаешь, та женщина, которая ответила на звонок, была женой Джеймса Мейса? – Вопрос слетел с ее губ, и она чуть не оглянулась, чтобы посмотреть, кто его задал.

Грейс угрюмо насупилась.

– У него есть жена?

– Насколько я знаю, нет, но… – Валенсия подумала о том, как тихо он говорил, как будто не хотел, чтобы его подслушали, и как резко он иногда заканчивал их разговоры. Это, безусловно, объяснило бы, почему он не хотел, чтобы она появлялась в его доме в Нью-Йорке. Оставался вопрос, что она должна чувствовать. Что ее унизили? Может быть, предали? Или ее удел – печаль?

Нет, просто усталость.

Грейс смеялась.

– Значит, нет. Конечно, нет.

– Почему ты так уверена?

– Потому что если бы у него была жена и если бы я разговаривала в тот день с его женой, она бы отреагировала. Верно?

– Ну… да, – согласилась Валенсия. Если только он не использовал вымышленное имя, когда звонил. – Что это было за выражение у тебя на лице после того, как ты повесила трубку? Когда перезвонила по моему телефону? – Валенсия чувствовала себя так, словно вела разговор через кого-то, кому был важен предмет разговора, но кто сам ничего не чувствует.

Грейс неловко замялась, поерзала на сиденье и застегнула куртку. Потом расстегнула, засунула руки в карманы и посмотрела на Валенсию, прищурившись, словно на солнце. Беспокоиться о том, что подумает Валенсия, ей не следовало; Валенсия уже знала, что ей наплевать в любом случае.

– Ладно. Я не слышала, как зазвонил телефон. Я спала.

– Да. И что?

– Так вот. Когда ты говорила по телефону, я тоже никого на другом конце не слышала.

– И что? – Валенсия зевнула.

– Как получилось, что я перезвонила буквально через минуту, а он уже ушел? Что тот, кто мне ответил, никогда не слышал о ком-то, кто предположительно только что позвонил с этого номера? И как получилось, что этот человек звонит тебе каждый божий день на работу по телефонной линии с сотнями добавочных номеров? Ты когда-нибудь давала ему свой добавочный номер или он просто звонит на входящую линию и каждый раз случайно попадает на тебя?

Валенсия наморщила лоб, но все еще была скорее смущена, чем расстроена. Она чувствовала, что должна расстроиться из-за того, что Грейс употребила это слово – предположительно. Она даже попыталась изобразить некоторое возмущение, но вместо этого ощутила лишь легкий дискомфорт. Мимо прошла женщина со спящим малышом на руках и чемоданом – не таким, что на колесиках, а таким, который предназначен для переноски. Наблюдая за женщиной, она поняла, о чем беспокоилась Грейс, и попыталась сыграть роль оскорбленной, возмущенной подруги.

– Так ты хочешь сказать, что я солгала тебе о нем?

– Нет! Нет… Я имею в виду… я не знаю, предполагаю я что-нибудь или нет. Я просто в замешательстве из-за всего этого и пытаюсь понять, как все это возможно. А еще я беспокоюсь о тебе, как я уже сказала. И хочу помочь.

Валенсия уставилась на нее, не зная, как это воспринять. Ее мозг складывал фрагменты воедино, и этот медленный процессинг, должно быть, казался назревающим гневом.

Грейс поморщилась и шумно выдохнула.

– Я просто… ну, мне тут подумалось, что, может быть, на днях, когда я спросила тебя, что случилось, ты сказала, что дело в парне, чтобы не рассказывать мне, что произошло на самом деле. Например, может быть, никакого Джеймса Мейса не существует, может быть, ты просто не знала, как сказать мне, что на самом деле было не так? Или кто тебе на самом деле звонил. Или что-то в этом роде. Я просто чувствую, что есть что-то, чего я не знаю во всей этой истории. А это гадко, потому что я твоя подруга. Я знаю, что мы едва знакомы, но мне не все равно. Я не хочу, чтобы тебе приходилось притворяться со мной.

Грейс снова сжала плечо Валенсии. Похоже, она переживала, что сказала что-то не то. В каком-то смысле так оно и было. Но может быть, она также сказала именно то. Может быть, никакого Джеймса Мейса и не было на самом деле. Может быть, Валенсия и есть лгунья. Может быть, она лгала самой себе. В конце концов, она же сумасшедшая.

– Грейс, ты слышала фортепианную музыку в моей квартире?

– Что?

– Не бери в голову. Грейс?

– Да?

– Ты знаешь Питера? Того, что у нас на работе?

Грейс покачала головой:

– Вообще-то я никого у нас на работе не знаю, кроме тебя.

– О’кей.

Глава 24

Валюта была единственной вещью на острове Фого, которая имела что-то отдаленно общее с Саскачеваном, крошечной точкой на карте у берегов Ньюфаундленда. Мы отправились туда на пароме и сняли спальню в «солонке с крышкой» прямо на берегу океана. Несмотря на то что здесь у океана были все те же свойства – прежде всего много воды, – что и у океана, который мы оставили в Принсипи, этот отличался по всем остальным статьям.

Фого, как нам сказали, означает «огонь», и я предположила, что своим названием он обязан похожему на дым туману, из-за которого казалось, что остров все время горит. Мне это не понравилось. Место казалось мне удушающим, особенно после открытых просторов Принсипи.

Нашим хозяином в пансионате типа «постель и завтрак» был старый рыбак с бакенбардами по имени Серж, у которого были крошечные грустные глаза. Он был тихим и в основном держался подальше от нас в первые несколько дней нашего пребывания там. Мне он казался человеком, у которого есть секрет.

Через четыре дня после нашего приезда мистер Валентайн слег с каким-то желудочным расстройством и