К востоку от Эдема - Джон Стейнбек

— Я человек железных принципов, — заявил он. — Уж если что решу, то стою на своем как скала. Я все взвесил, все обдумал, и вот мое последнее слово — Джо с нами не поедет. Вы же не хотите, чтобы ваш отец отказывался от собственных слов.

— Прямо сейчас пойду и поговорю с ней, — сказал Джо.

— Только не перегибай палку, сынок, — вдогонку ему посоветовал Самюэл. — Действуй с умом. Веди себя так, чтобы мать сама все решила. А пока я напущу на себя непреклонный вид.

Два дня спустя с ранчо Гамильтонов выехал большой фургон, груженный досками и инструментами. Том правил четверкой лошадей, а рядом с ним, болтая ногами, сидели Самюэл и Джо.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Когда я сказал, что Кэти была монстр, я действительно так думал. Но сейчас, когда я, фигурально говоря, вчитываюсь в неё, как в книгу, сквозь лупу разбираю набранное петитом и заново изучаю сноски, меня одолевают сомнения. Загвоздка в том, что мы не знаем, чего Кэти хотела, и, следовательно, нам не понять, добилась она своего или нет. И если её жизнь была не столько продвижением к намеченной цели, сколько бегством от некой опасности, мы всё равно не поймем, удалось ли ей спастись. Кто знает, может быть, Кэти не раз пыталась объяснить людям, что она собой представляет, но ей мешало отсутствие общего языка. Возможно, она выражала себя через свои поступки, которые и были её языком, лаконичным, емким, не поддающимся расшифровке. Сказать, что Кэти была плохая, легче всего, но это мало что дает, если мы не знаем, почему она была такой.

Женщина, спокойно поджидающая конца беременности, а до тех пор живущая на нелюбимой ферме с нелюбимым человеком, — вот та Кэти, которую рисует мне мое воображение.

Целыми днями она сидела под дубом в кресле, и её сложенные замочком руки, казалось, любовно оберегали одна другую. Она очень растолстела, её тучность была ненормальной даже по меркам тех лет, когда женщины почитали за великое счастье рожать крупных детей и гордились каждым фунтом, набранным за время беременности. Тугой, тяжелый, надутый живот обезобразил её фигуру; стоять Кэти могла, лишь опираясь обо что-нибудь руками. Но, если не считать этого огромного, торчащего вперед бугра, в остальном Кэти не изменилась. Её плечи, шея, руки, лицо не расплылись и были по-прежнему тонкими, как у девочки. Грудь не увеличилась, соски не потемнели. Молочные железы даже не набухли — организм вовсе не готовился вскармливать новорожденного. Когда Кати сидела за столом, вы бы не догадались, что она беременна.

В те годы при беременности не измеряли ширину и объем таза, не делали анализов крови и не прописывали кальций. Женщины теряли зубы, каждый ребенок обходился в один зуб. Это уж был закон. А ещё беременные часто бывали необычайно капризны в еде, их, как злословили некоторые, тянуло на дерьмо; считалось, что подобные причуды — расплата женщин за не прощенный Еве первородный грех.

В сравнении с иными дамами у Кэти были простые прихоти. Плотники, чинившие старый дом, жаловались, что у них постоянно пропадает мел, которым они пользовались для разметки. Ноздреватые белые бруски исчезали один за другим. Кэти воровала их и дробила на части. Набивала этими кусочками карман передника и, когда рядом никого не было, крошила мел зубами в мягкую известковую кашу. Говорила Кэти очень мало. Взгляд у неё был отстраненный. Казалось, она перенеслась куда-то далеко, а вместо себя, чтобы скрыть свое отсутствие, оставила механическую куклу.

А вокруг Кэти кипела бурная деятельность. Адам, полный замыслов, радостно созидал свой Эдем. Самюэл с сыновьями, пробурив сорок футов, дошли до воды и установили в колодце новомодную и дорогую обсадную трубу, потому что Адам признавал все только самое лучшее.

Перенеся буровой станок на новое место, Гамильтоны начали бурить следующую скважину. Спали они в палатке, еду готовили на костре. Но каждый день один из них непременно ездил домой — то за инструментами, то что нибудь передать Лизе.

Адам бестолково суетился, как пчела, ошалевшая от роскоши цветника. Он присаживался рядом с Кэти и захлебываясь рассказывал про корешки ревеня, которые только что пришли по почте. Он рисовал ей эскиз крыла, придуманного Самюэлом для ветряной мельницы. Эта конструкция позволяла менять угол наклона крыла и была неслыханным новшеством. Он мчался верхом на буровую площадку и своими вопросами отвлекал Гамильтонов от работы. И вполне понятно, что если с Кэти он обсуждал строительство колодцев, то разговоры, которые он вел, заглядывая в колодец, в основном касались родов и ухода за детьми. Для Адама то было прекрасное время, он о таком и не мечтал. Жизнь раскинулась перед ним во всю ширь, и он царил над этим простором. А лето переходило в жаркую благоуханную осень.

На буровой площадке Гамильтоны только что перекусили бутербродами из выпеченного Лизой хлеба с дешевым сыром и запили этот нехитрый обед горьким, как яд, кофе, который сварили в жестянке на костре. Глаза у Джо слипались, и он прикидывал, как бы улизнуть в кусты и слегка вздремнуть.

Самюэл, опустившись на колени в кучу песка, рассматривал поломанные и развороченные лопасти бура. Как раз, когда Гамильтоны собирались сделать перерыв и пообедать, они наткнулись на глубине тридцати футов на что-то непонятное, искромсавшее бур, словно он был не из стали, а из свинца. Самюэл поскоблил обломанный резец перочинным ножом и вгляделся в крошки, упавшие ему на ладонь. Глаза его засияли детским восторгом. Он пересыпал крошки в руку Тома.

— Посмотри, сынок. Как по-твоему, что это?

Джо лениво поднялся со своего места возле палатки и тоже подошел посмотреть. Том внимательно изучал кусочки породы, лежавшие у него на ладони.

— Не знаю, но что-то очень твердое, — сказал он. Алмаз… вряд ли, алмазы такие большие не бывают. Скорее похоже на металл. Может, там паровоз закопан?

Самюэл засмеялся.

— И ведь на какой глубине! — с восхищением воскликнул он. — Тридцать футов!

— Похоже на инструментальную сталь, — заметил Том. — У нас даже нечем поцарапать, чтобы проверишь. Только тут он увидел мечтательный восторг в глазах отца, и от радостного предвкушения его пронизала дрожь. Дети Самюэла любили, когда отец давал разгуляться воображению. В такие минуты им открывался мир, полный чудес.

— Говоришь, металл, — сказал Самюэл. — Думаешь, сталь. Том, я сейчас попробую угадать, а потом отправим в лабораторию и тогда посмотрим, прав я или нет. Итак, моя гипотеза — слушай и запоминай. Я думаю, в состав этого вещества входит никель и, может быть, серебро, а также углерод и марганец. Как бы я хотел вытащить эту штуку наверх. Она лежит в морском песке. Ведь в скважине как раз пошел слой морского песка.

— Постой, — озадаченно сказал Том. — И никель, и серебро… Тогда что там, по-твоему?

— Произошло это, должно быть, много тысяч лет тому назад, — начал Самюэл, и сыновья поняли, что отец мысленно видит то, о чем рассказывает. Возможно, кругом была вода… возможно, здесь было море и над ним с криками носились птицы. И если это событие случилось ночью, то зрелище, наверно, было удивительно красивое. Сначала блеснула короткая вспышка, потом она вытянулась в длинный луч, луч превратился в сноп ослепительного света и длинной дугой прочертил небеса. Потом вода взметнулась фонтаном, а над ним выросло, как гриб, огромное облако пара. В тот миг, когда море взорвалось, с неба на землю обрушился пронзительный оглушительный рев. А вслед за тем опять наступила ночь, и после того ослепительного света она казалась ещё чернее. Постепенно стало видно, как из глубины вод всплывает, отливая серебром, мертвая рыба, и птицы с криками слетаются на пир. Только представьте себе, до чего грустная и прекрасная картина… Верно?

Как всегда, он сумел рассказать так, что они словно увидели все воочию.

— Значит, ты думаешь, это метеорит? — тихо спросил Том.

— Да, и анализ должен это подтвердить.

— Тогда давайте его выкопаем! — возбужденно предложил Джо.

— Ты и выкопай, Джо, а мы будем бурить колодец.

Лицо у Тома стало серьезным.

— Если анализ покажет достаточное содержание никеля и серебра, может, стоит заняться разработкой?

— Ты, сынок, весь в меня, — улыбнулся Самюэл. Мы же не знаем размеров метеорита. Может, он величиной с дом, а может, уместится в шапке.

— Но мы могли бы сделать пробные замеры.

— Могли бы, но только тайком и при условии, что все наши предположения мы пока оставим при себе.

— Почему? Что тут такого?

— Ты что же, Том, совсем не думаешь о матери? Ей, сынок, и так с нами несладко приходится. Она мне очень ясно дала понять, что если я потрачу на патенты ещё хоть доллар, нам с вами небо с овчинку покажется. Пожалей её! Подумай, какой для неё будет позор, когда её спросят, чем мы занимаемся. Она ведь лгать не умеет. И должна будет сказать правду. Они выкапывают из земли звезду, скажет она. — Самюэл весело рассмеялся. Такого стыда ей не пережить. И уж она задаст нам перцу. На три месяца без пирогов оставит.