Гевара по прозвищу Че - Пако Тайбо II

Че улучил минуту поздравить своего юного помощника: «Ты хорошо вел себя, ты заработал себе оливковую форму». Хоэль Иг-лесиас обиделся и был близок к тому, чтобы уйти из отряда — как же так, ему собирались дать всего-навсего форму, когда он хотел получить оружие! Естественно, Че выбрал момент, чтобы попрощаться с партизаном по имени Гильерос — тот получил серьезное ранение, и отряд не мог взять его с собой.

«Я мог только дать ему кое-какие транквилизаторы и наложить на грудь повязку так, чтобы дышать ему было полегче. Мы попытались спасти его единственным возможным тогда способом: взяв с собой четырнадцать пленных и оставив там, в руках врагов, наших двоих раненых, Леаля и Гилье-роса под честное слово армейского медика. Когда я сообщил об этом Гильеросу, используя общепринятые успокаивающие выражения, он ответил мне кривой улыбкой, которая сказала куда больше, чем могли бы выразить простые слова; она очень хорошо показывала его уверенность в том, что с ним все кончено. Мы тоже знали это, и мне хотелось поцеловать его в лоб; но если бы кто-нибудь, а особенно я, поступил бы так, это было бы признанием того, что положение нашего товарища безнадежно. Долг подсказывал мне, что я не имел права еще больше отравлять его последние моменты, подтверждая мысли, в которых он сам был почти уверен».

В тот день колонна снова поднялась в Сьерру, чтобы похоронить своих погибших. Во время краткой церемонии Фидель предупредил, что надвигаются трудные дни. Несомненно, армия бросит значительные силы для преследования партизан. В то время как главный корпус под командой Фиделя попытается уйти как можно дальше от этого района, Че останется здесь, во главе маленького отряда, состоящего в основном из раненых. «Утром мы проводили победоносные отряды; они с печалью расста вались с нами. Со мной остались мои ординарцы, Хоэль Иглесиас и Оньяте, а также разведчик по имени Синесио Торрес и Хуан Вита-лио Вило Акунья, который остался с раненым дядей Мануэлем». Кроме них, было еще семеро раненых, четверо из них достаточно серьезно.

Как ни странно, городская организация Движения 26 июля подняла восстание в Камагуэе в тот же самый день, когда партизаны напали на лесопильный завод: 28 мая. Было намечено ударить по военно-морской базе, захватить оружие, а затем направиться в горный массив Эскамбрей, занимающий центральную часть острова. Восстание должно было состояться и в Гаване. Первое выступление провалилось (Д26 предали, и тридцать пять человек были схвачены властями и замучены), но в Гаване акция прошла более успешно. В два часа утра, после мощного взрыва бомбы, в столице начались массовые волнения.

Тем временем над той частью Сьерры, где совсем недавно разделились две партизанские колонны, летал самолет. С помощью двух рабочих с лесопилки Че и его группа сумела добраться до заброшенной хижины в четырех километрах от места расставания. После дня, посвященного отдыху, обильной еде и ловле множества цыплят, они были вынуждены поспешно уйти, так как прошел слух, что армейские подразделения находятся совсем рядом. Альмейда, у которого были две серьезные раны, горько жалел, что из-за спешки не успел оценить вкусовые качества приготовленного Че супа.

«Имея в своем распоряжении нескольких человек, мы начали короткий, но очень трудный марш, спускаясь к так называемому Индейскому ручью и карабкаясь вверх по узенькой тропке туда, где жил кампесино по имени Исраэль с женой и шурином. Мы пережили немало волнений, когда тащили товарищей по крутым склонам троих из них несли в гамаках, но все же преодолели этот путь».

Чтобы дотащить раненых, им пришлось оставить свое неисправное оружие и вещи. Че, к тому времени наученный опытом, прошел эту дорогу еще раз, уничтожив за собой следы группы и подобрав оружие, хотя оно и не действовало. Он не имел никакого желания вновь получать выговор от Фиделя.

«Благоразумнее всего было бы как можно скорее обрести подвижность». Маленькая группа покинула хижину и направилась в заросли кустарников — как раз вовремя, поскольку армия схватила семейство, которое давало им приют, и начала прочесывать окрестности. Прибытие трех новых добровольцев по крайней мере должно было облегчить будущие передвижения. Скитаю щийся отряд видел признаки серьезной активности армии; часто летали самолеты. Ходили слухи о том, что на Кубу высаживаются новые группы повстанцев и что армейские колонны направляются в Сьерру.

«Переходы были очень короткими и невероятно утомительными». Раненых нужно было переносить по очереди. «Толстые ветки, к которым были привязаны гамаки, буквально врезались в плечи носильщиков, и те вынуждены были меняться каждые десять-пятнадцать минут, так что в этих условиях для переноски одного раненого требовалось шесть, а то и восемь человек».

Одним очень дождливым утром несколько до крайности изможденных людей подошли к дому молодого крестьянина Рамо-на «Гиле» Пардо. Это было место явки; именно сюда Че намеревался явиться. Несколько партизан должны были провести здесь не один месяц.

Находясь там, Че третьего июня завел очень ценное знакомство. Он повстречался с Давидом, надсмотрщиком с близлежащей плантации. Как часто бывает, встреча носила символичный характер. Увидев, как Че ест лимон вместе с кожурой и семечками, Давид предложил ему сыр, масло и крекеры. Че ответил, что возьмет все это, чтобы поделиться с ранеными. Отношения укреплялись, и через некоторое время Давид сменил свои обязанности: из квартирмейстера нового партизанского подразделения он стал связным и поддерживал контакты с Сантьяго. Там он позднее был арестован и подвергнут «варварским пыткам. После возвращения Давид был сильнее всего обеспокоен тем, как бы мы не подумали, что он проговорился».

Группа несла свою бдительную бессменную вахту в доме Пардо около месяца, пока раненые собирались с силами. Они были почти полностью лишены контактов с внешним миром. Порой до них доходили различные слухи — например, однажды они услышали, что Селия Санчес арестована или даже убита. Это должно было явиться трагедией для партизан, так как лишало их связи с городской сетью Д26. Тем временем армия проводила выселение населения и бомбежки, пытаясь опустошить местность, а Че налаживал деловые и дружеские отношения с кампесинос.

Несмотря на сохранившуюся с детства нелюбовь к гигиене, Че часто ходил на берег реки Пеладеро, протекавшей невдалеке от дома, и купался там в чистой заводи. С тех пор как кончились медикаменты, его астма возвратилась с новой силой. «Мне пришлось перейти на такой же неподвижный образ жизни, какой вели раненые; мне удалось ослабить приступы болезни с помощью курения листьев какой-то травы, которая является в Сьерре народным средством против астмы».