Колыбельная белых пираний - Екатерина Алексеевна Ру

– Мне хочется просто сдаться. Отступить в темноту, исчезнуть, признать поражение.

– Ну что ты скисла? – говорит Кирилл.

Точно так же говорила мама, когда семилетняя Вера увидела за окном автобуса придавленного железом водителя.

– Я не скисла. Я просто задумалась.

– Перестань, Веронька. Все пройдет, все уляжется. Что бы у тебя там ни произошло на работе. Все непременно вернется в привычное русло. Лучше подумай о приятном. О том, например, что совсем скоро мы с тобой вместе поедем в отпуск. Отправимся в тропики, в дождевые леса Амазонии, как и планировали.

Вера вздрагивает и резко поднимает голову:

– Я же говорила, для такого путешествия мы уже не успеем сделать прививки. Даже если удастся достать билеты на самолет, в чем я сильно сомневаюсь.

– Ну, значит, ближайший отпуск проведем где-нибудь неподалеку. А зимой, когда сюда нагрянут морозы, отправимся в тропики. Осенью как раз успеем сделать все прививки и билеты за божескую цену подыскать. Договорились?

– Посмотрим.

Кирилл обнимает ее, прикасается к виску теплыми губами. Словно обволакивает кожу живым целительно-душистым медом.

– Ты только пообещай мне, что не будешь так легко сдаваться, ладно?

– Ладно. Я попробую.

– Вот и прекрасно. Давай зайдем уже наконец в дом, а то все стоим тут на пороге, как бедные родственники.

И Вера вслед за Кириллом проходит в квартиру, уже совсем не свою, не родную, до краев напитанную чужими запахами.

15

Чужое место

В эту ночь Вере снится привычный амазонский сон, только заканчивается он по-другому.

Когда Вера после Манауса оказывается среди затопленного тропического леса, вокруг неожиданно возникает множество лодок, наполненных ее знакомыми разных лет. Вот Тоня – живая, цветущая, пронизанная яркой, первозданной свежестью; вот одноклассники, вот Алина, вот некоторые недавние пациенты, Марьяна, коллеги по отделению и многие другие. В одной лодке с Верой сидят несколько однокурсников, в частности Сережа Гринкевич, а также его не умершая мама Маргарита Львовна. Все весело переговариваются, ловко шевелят ножами сырое наживочное мясо, предназначенное для пираний. Затем неспешно нанизывают кусочки на рыболовные крючки, слегка надавливая пальцами, отчего из мяса сочится жидкая бледно-розовая кровь.

И вдруг за Веру цепляется изогнутая крепкая ветка. Не отпускает, решительно тянет ее назад, а лодка равнодушно продолжает движение. Вера отчаянно пытается отбиться от настойчивых кустарниковых объятий, но в конце концов вываливается за борт и плюхается в мутную, засыпанную опавшими листьями воду.

При падении она рассекает кожу на руке, и теперь из раны обильно хлещет кровь – такая же розоватая и водянистая, как из мертвого наживочного мяса. Словно в Вериной крови почти не осталось гемоглобина. При этом рана не болит, не набухает мучительной резью. Легко выпускает из себя бледно-розовую жидкость, мгновенно исчезающую в бурой речной мути. А в Вериной памяти тут же всплывает статья про пираний из той самой книги.

Ведь они чувствуют кровь за километр! Они сейчас приплывут. Они вот-вот будут здесь и разорвут меня на мелкие кусочки. Разгрызут мне суставы и кости.

Никто как будто и не заметил Вериного падения. Ее знакомые в лодках продолжают медленно удаляться, ласково поглаживая веслами речную гладь, и ни один из них не пытается помочь Вере выбраться из воды. Словно все идет своим чередом и ничего достойного их внимания не случилось.

– Подождите! – кричит Вера им вслед.

Она пытается плыть, пытается выбраться на плотное сухое место, но тело упорно не слушается. Да и вокруг простирается одна лишь бескрайняя, необозримая вода, полностью поглотившая лес.

– Помогите, меня же съедят пираньи!

Вера отчаянно барахтается, пытается держать голову на поверхности. Но река настойчиво затягивает ее в себя. Еще чуть-чуть, и вода сомкнется над головой – коричневатой жидкой молнией патологоанатомического мешка.

– Подождите! Остановитесь! Иначе меня съедят!

И тут Вера видит, как в ее сторону несется стая белых рыб. Пираньи уже совсем близко, всего-то в нескольких метрах. В бурой водяной мути горят их печеночно-красные круглые глаза, растекаются голодной чернотой огромные зрачки. И Вера уже мысленно сдается, уже готовится быть растерзанной мощными бритвенными челюстями.

Ну что ж, значит, и мне пришел конец.

Но в этот момент к ней неожиданно поворачивается сидящая в ближайшей лодке Тоня. Пожимает плечами и произносит с мягкой невозмутимой улыбкой:

– Да не бойся ты, чего они тебе сделают?

А затем, проворно закинув удочку, улыбается и Константин Валерьевич:

– Вера, ну правда, что вы панику разводите? Как они могут вас съесть? Вас же не существует.

И тут Вера понимает, что пираньи только что пронеслись мимо нее. Мимо ее раненой руки, испускающей ленточку розоватой крови. Мимо ее бултыхающегося, вконец ослабевшего туловища. Все они жадно накинулись на брошенную Константином Валерьевичем мясную наживку.

– Ну вот видите? Ничего страшного. А вы все: спасите, помогите. Ну от чего, скажите на милость, вас спасать?

Все усмехаются, окидывают Веру благодушно-снисходительными взглядами. И тут же отворачиваются, поглощенные рыбалкой. А растерянная, оцепенелая Вера медленно и окончательно уходит под воду, в густую непроглядную темноту.

В этот момент в потемневший водяной кошмар вливается утренний свет. Вера просыпается в ледяном поту – таком обильном, будто она и правда только что вылезла из воды. Вырвалась из объятий намертво вцепившейся в нее речной темени. И теперь вокруг светлеет знакомая комнатная обстановка, внезапно и необратимо потерявшая со вчерашнего вечера что-то родное, кровное. Будто солнечные крошечные цветки, пробивавшиеся отовсюду, неожиданно поломались и сгнили.

Кирилл уже ушел на работу. Сегодня пятница, и у него утренние занятия с «продвинутой» английской группой. Приходится подменять Алину, которая вынуждена заботиться о свой телесно развинченной, с каждым днем слабеющей матери.

Вера медленно поднимается с постели, стирая со лба крупные холодные капли.

Ничего, это просто сон. Я обещала Кириллу попробовать побороться. И значит, сейчас я пойду в «Новый город» и поговорю с Коршуновым. Если нужно будет – подожду, но разговора добьюсь. А потом сразу же отправлюсь в больницу. Как ни в чем не бывало.

На этот раз Коршунова рядом с «Новым городом» нет. Вера решительно заходит в здание, пересекает прохладный пряно пахнущий холл и в последний момент заскакивает в лифт. Едва успевает проскользнуть сквозь закрывающиеся двери.

Внутри светло-серой кабины, с трех сторон покрытой мутноватыми прямоугольными зеркалами, теснятся несколько человек. Все празднично одеты, густо надушены, и у каждого в руке наполненный фужер.

Странно: день только начался, а у них уже корпоратив…

Видимо, до того как Вера впрыгнула в лифт, было сказано что-то веселое, и теперь кабина разражается влажным обильным смехом. Словно тропический лес под ливнем. Вера