Урочище Пустыня - Юрий Сысков

И давай снова слезы лить.

— Что поделаешь — война… — я ему. И как-то сам собой у меня вырвался вопрос:

— А ты о ком скорбишь — о погибших красноармейцах?

— Обо всех. Они все — люди.

— И о немцах тоже? Они ведь наших убивают…

— Немцы — это те, кто в мундирах мышиного цвета?

— Ну да.

— А, это они делают лица красноармейцев серыми…

Тогда я не понял, что он хотел этим сказать. Понял потом.

— А если тебя, дурачок, они убьют, тоже будешь их жалеть? — спрашиваю.

— Тоже. Но меня не убьют. Как можно меня убить? Никак…

— Пожалуй, тут ты прав, — не стал спорить я. — Но ведь ты можешь просто замерзнуть. Совсем продрог уже. Полезай ко мне под тулуп, согрейся. Скоро смена, отведу тебя в землянку. Поешь, поспишь в тепле, а там командир решит, что с тобой дальше делать…

Так мы и порешили. И вот мое дежурство подошло к концу, меня сменил мой товарищ и мы с Алешенькой пошли отогреваться в штабной блиндаж, к которому я был приставлен для караула. А там комбат наш боевой — сидит у стола в раздумьях, колдует над топографической картой. Увидел пацаненка. И сразу — кто такой будешь? Откуда взялся? Я объяснил ему что да как. Недолго думая, комбат приказал отвести мальчонку в тыл, накормить и передать на попечение кому-нибудь из местных жителей. Не место, говорит, ему на передовой.

Как только Алешенька понял, что от него хотят избавиться, с ним случился припадок. Посинел вдруг ни с того ни с сего, будто ощипанный куренок, потом побледнел и сделал «мостик», как на уроке физкультуры. Судорога его скрутила. Тут же послали за нашим санинструктором, я тебе рассказывал о ней. Таня — так ее звали — была нарасхват. Ее хотели переманить к себе все — от начальника медсанбата до начсандива, но она предпочла остаться на передовой, вместе со своим суженым. И только она прибежала, запыхавшись, Алешенька, будто по волшебству тут же пришел в себя. Увидел меня, зашелся плачем и бросился обнимать.

— Я хочу, — говорит, — остаться с дядей папой Ваней! Не прогоняйте меня! Я научусь стрелять во врага!

— И то правда, товарищ капитан. Как-нибудь приютим. А то пропадет ведь…

Комбат посмотрел на него внимательно и спрашивает:

— Как ты его назвал?

— Дядя папа Ваня.

— А где твой настоящий отец?

Мальчонка показал пальцем вверх.

— Ясно. Божий человечек. Только ты все-таки определись, кто тебе этот боец. Если дядя, то он не может быть папой. А если папа, то он не может быть дядей.

— Давайте его ко мне. Бинты будет стирать и сушить, — сказала санинструктор Таня.

— Тетя мама! — обрадовался мальчонка.

— Что ты будешь делать! — усмехнулся комбат. — Он и маму себе тут нашел…

В общем, остался он у нас. Кем-то вроде сына полка. Как сейчас вижу его и душа разрывается на части… Вот он стоит передо мной, несчастный, полуживой, потерявший нить жизни оборвыш, а я все сокрушаюсь, спрашиваю себя — кто же мы, если не можем защитить своих детей, если смогли допустить такое. И тогда я понял, что ради спасения одной только этой жизни готов идти с одним патроном в трехлинейке на пулеметы, готов принять самую лютую смерть…

— И что с ним, с этим Алешенькой было потом? Чем закончилась эта история?

— А дальше, Фриц, началось самое удивительное. До сих пор у меня в голове не укладывается… Мальчонка-то и в самом деле будто свыше послан нам был. Кем-то вроде вестника. Хотя поначалу ничего особенного никто за ним не заметил. Припадки больше не повторялись. Правда, однажды, увидев зажженную спичку, Алешенька закрылся руками и заскулил, как собачонка… Ну, с кем не бывает. Может, вспомнил что. Говорил чудно, это да… По-церковному. Так дети еще и не такое скажут. Но однажды случай произошел, который все изменил. Сидим мы как-то в землянке — тепло, огонек в печурке, байки разные друг другу рассказываем. На переднем крае изредка ухает, немец иногда для острастки палит, запускает осветительные ракеты, а так, в общем, спокойно. Мы только-только Горбы взяли, к штурму Пустыни готовились. А до него без малого три дня еще оставалось — для фронта целая вечность…

Помню, земляк-уралец тогда рассказывал, как Алешенька разрисовал оперативную карту. С нанесенной обстановкой. А дело было так. Комбат проводил совещание с командирами рот — объяснял поставленную перед батальоном задачу. Противник неустановленной численности и нумерации закрепился в деревне Пустыня, которая расположена на возвышенности и командует над окружающей местностью. Задача — взять ее. Что не понятно? Все понятно. Замысел боя такой: атакуем в лоб. С криком «Ура»! Такова стратегия штарма, то бишь штаба армии. Что не понятно? Все понятно. Авиации не будет. Обещают дать три танка «Матильда», 0,5 заправки. Хватит, чтобы доехать до переднего края противника и заглохнуть. Обратной дороги нет, потому что нет горючего, товарищи. Провизии — 1 сутодача. Больше уже не понадобится. Кормить-то будет некого. Артподдержка из расчета 0,2 боекомплекта боеприпасов — чтобы достойно отсалютовать в честь павших героев. Вопросы есть? Нет вопросов. Вот оно, биение мысли командира!.. «Короче, мертвые не сдаются, победа будет за нами», — сделал вывод мой земляк, прослушав диспозицию. Он там как раз у входа на часах стоял. И тут комбат показал ротным на карту, мол, ознакомьтесь с замыслом боя. А там домики с окошками, солнышко да цветочки. Благодать! И все это аккуратненько так, цветными карандашиками. Надо было видеть налитую кровью физиономию нашего боевого командира. Чуть не прибил Алешеньку. Хорошо, что тот на глаза ему не попался. Чудом его тогда в тыл не спровадили… Но рассказ не об этом. Был тогда с нами в землянке один связист. В каждой роте есть такие балагуры — умеют рассказывать всякие истории в лицах, не хуже любого артиста. Он еще рта не раскрыл, а тебе уже смеяться хочется.

— Да, у нас тоже в них недостатка не было. Мой друг Отто, например. Такие люди поднимают настроение. И укрепляют боевой дух. Извини, я перебил тебя…

— Да, так тот связист и говорит — это еще что, у них, мол, бывает и похлеще. Как-то вызывает его и командира роты новый начсвязи полка — прежнего убили накануне — и ставит задачу: «Обеспечить связь через кабельно-шестовые и постоянные линии». Ротный ему: «Разбомблены вражеской авиацией». «Телеграфом Бодо». «Вышел из строя». «Через рацию». «Нет питания». «Лыжными эстафетами!» «У нас нет лыж». «Конными вестовыми!» «Последнего коня пустили на фарш еще в феврале». «Ну на