Конан, варвар из Киммерии - Роберт Говард

Несмотря на огромный вес, мужчина двигался легко, с изяществом леопарда. На нем ничего не было, кроме набедренной повязки. Кожа исцарапана и покрыта грязью, правая рука перевязана тряпицей, густые черные волосы падали на широкий лоб, глаза на утомленном лице горели неутомимым огнем.

Услышав позади себя в лесу пронзительный крик, который звучал, почти как вой волка, он внезапно остановился. Яростно сверкнув глазами, киммериец побежал дальше по тропе, мимо густого, заполняющего все пространство кустарника. Между ним и тропой лежал покрытый травой ствол дерева. Увидев его, киммериец остановился и оглянулся назад, на четкий след, который без труда прочитают его преследователи. Он беззвучно зарычал, как загнанный зверь, готовый вступить в борьбу не на жизнь, а на смерть.

Мужчина быстро опустился на тропу и стал притаптывать траву, достигнув задней части ствола, он вспрыгнул, на него, повернулся и легко побежал назад. Никакой, даже самый острый глаз не мог различить, что человек этот вернулся назад. Поравнявшись с самым густым кустарником, он, как тень, исчез в нем.

Время тянулось очень медленно. Серые белки, беззаботно занимавшиеся своими делами на деревьях, внезапно спрятались в ветвях. На поляне появились трое мужчин, так же бесшумно, как и киммериец. Темнокожие, приземистые, с мускулистой грудью и сильными руками. На них были расшитые бисером набедренные повязки, черные волосы украшали перья орла. А их тела были разрисованы сложными узорами.

Они осторожно двигались вплотную друг к другу, как леопарды, идя по следу, оставленному киммерийцем. Первый преследователь остановился, что-то пробормотал и указал своим копьем с широким наконечником на примятую траву, где тропа снова уходила в лес. Его товарищи тотчас же остановились, и их черные глаза-бисеринки стали обыскивать густую стену леса. Наконец они снова пошли по слабым следам, которые оставила их жертва.

Едва они миновали то место, где спрятался киммериец, как он выпрыгнул, крепко сжав оружие: в левой руке кинжал с длинным медным лезвием, а секира с медной рубящей частью — в правой. Нападение было таким быстрым и неожиданным, что у пикта не было никаких шансов спастись. Киммериец вонзил ему кинжал между лопаток, клинок вошел в сердце.

Два других пикта обернулись с быстротой захлопывающейся ловушки, однако киммериец уже вытащил кинжал из тела своей первой жертвы и взмахнул правой рукой, секира взвилась и обрушилась на одного из пиктов, расколов ему череп.

Оставшийся пикт, предводитель, схватил алое медное острие своего орлиного пера и с невероятной быстротой бросил в грудь киммерийца, когда тот вырывал секиру из головы убитого. Обрушившаяся секира отбросила острие противника в сторону, а кинжал в левой руке киммерийца распорол раскрашенный живот снизу до верху.

Сложившись пополам и истекая кровью, пикт издал ужасный вопль звериной ярости. Дикие — крики множества глоток ответили ему издалека. Киммериец пригнулся как загнанный волк, смахнул пот с лица. Из-под повязки на левой руке сочилась кровь.

Сдавленно бормоча проклятия, он повернулся и пустился бегом. Киммериец больше не старался скрыть свои следы, рассчитывая только на быстроту и выносливость своих ног.

Некоторое время в лесу позади него было тихо. Потом он услышал резкие крики — преследователи обнаружили убитых.

Из открывшейся от бега раны капала кровь, которая оставляла легко видимую дорожку. Надежда, что эти трое пиктов — последние, кто его преследовал на протяжении вот уже сотни миль, прошла. И при этом он знал, что эти ищейки никогда не потеряют кровавый след.

Теперь все стихло, и это значило, что они бегут за ним, а он не мог остановить кровь, которая обозначала его путь.

Западный ветер дул ему в лицо, неся с собой соленую влагу. Уже близко море, значит, преследование длится намного дольше чем он думал.

Однако скоро оно подойдет к концу. Даже его жизненная сила истощалась от непрерывного напряжения. Дыхание с трудом вырывалось из горла, и в боку кололо. Ноги дрожали от усталости, а прихрамывающая нога болела при каждом шаге, словно в ее сухожилия вонзали нож. До сих пор он следовал инстинкту дикаря, каждый нерв и каждый мускул были напряжены и каждый его трюк служил для того, чтобы выжить. Теперь же, в своем бедственном положении, им овладел другой инстинкт: он искал такое место, где мог продать свою жизнь как можно дороже.

Киммериец не покинул тропу и не нырнул в чащу, зная, что безнадежно прятаться от этих преследователей. Он бежал дальше, кровь все сочилась, а в ушах стучало, и каждый вздох вызывал боль в его пересохшем горле. Позади раздался дикий вой. Это пикты почти наступают ему на пятки. Как голодные волки, они теперь каждый свой прыжок сопровождали диким воплем.

Внезапно деревья кончились, оглядевшись, он понял, что здесь есть скала, которая, как каменная башня, возвышается над лесом.

В юности киммериец, как коза, карабкался по скалам и горам у себя на родине. Но теперь, с его ранениями и при его потере крови, у него не было никаких шансов на это. Он не взберется выше двадцати или тридцати футов, прежде чем пикты выбегут из леса и пронзят его своими стрелами.

Может быть, с другой стороны скала менее крутая? Тропа поворачивала направо. Он торопливо побежал и увидел, что она ведет между каменных глыб и расколотых камней к широкому карнизу, находящемуся возле вершины скалы.

Этот карниз был не самым худшим местом, где он мог умереть. Вдруг у него потемнело в глазах, но он продолжал двигаться по тропе вверх сильно хромая, а затем опустившись на четвереньки.

Он еще не достиг карниза, как несколько десятков раскрашенных пиктов-дикарей, воя, как волки, столпились вокруг скалы. Стрелы свистели около киммерийца, но он упрямо карабкался вверх. Одна стрела вонзилась в его икру. Не останавливаясь, он вырвал ее и отбросил в сторону. Достигнув края карниза, он с яростью перевалился через него и уставился вниз, на преследователей. Видны были только его черная грива и горящие глаза.

Над киммерийцем просвистело еще несколько стрел. Преследователи увидели, что их жертва остановилась. Пикты легко прыгали с камня на камень у подножия скалы. Первым крутой части достиг сильный воин. Он положил стрелу на тетиву и наполовину натянул ее. Но стрела так никогда и не была выпущена. Вождь застыл в неподвижности как статуя, и жажда крови в его черных глазах сменилась испуганным удивлением. С ревом он отпрянул назад, останавливая наступающих товарищей. Хотя киммериец на уступе слышал их голоса, но он находился слишком высоко, чтобы понять смысл выкрикиваемых вождем приказов.