Волшебники - Лев Гроссман

— Спорю, они нас считают жуткими снобами, — сказала как-то Элис, — мы ведь всегда держимся в стороне.

Они сидели на холодном каменном ободе фонтана, известного как Сэмми — репродукции римского Лаокоона. Змеи душили жреца-оппозиционера и его сыновей, но изо рта у всех персонажей весело била вода. Они собирались удалить пятно с юбки Элис с помощью одного снадобья, которое лучше было применять на пленэре — но забыли самый главный ингредиент, куркуму, а назад идти им пока не хотелось. Было славное субботнее утро — собственно, почти уже день, и осенняя погода грозила перекинуться из тепла в холод.

— Ты думаешь?

— А ты разве нет?

— Ты, наверно, права, — вздохнул он. — Ублюдки бездушные. Сами снобы.

Элис бросила в фонтан желудь — тот отскочил от колена гибнущего жреца и плюхнулся в воду.

— По-твоему, мы в самом деле такие? — спросил Квентин.

— Не знаю. Нет, не такие. Мы ведь ничего против них не имеем.

— Вот именно. Среди них есть вполне приличные люди.

— Заслуживающие самой высокой оценки.

— Вот именно. — Квентин окунул пальцы в воду. — Ну и что же ты предлагаешь — быстренько пойти подружиться?

— Это единственные маги нашего возраста на всем континенте, — пожала плечами Элис. — Больше нам дружить не с кем.

Деревья на яркой синеве четко отражались в фонтане.

— Ладно… но не со всеми же.

— Господи, нет. Надо выбрать кого-нибудь, и еще неизвестно, захотят ли они-то с нами дружить.

— Точно. Кого выбираем?

— Да все равно.

— Нет, лиска, не все равно. — Квентин называл Элис «лиской» в память об их антарктическом приключении. — Они ведь не все одинаковые.

— Ну и кого же?

— Сурендру.

— Ладно, давай. Хотя нет: он ходит с этой паршивкой-второкурсницей. Ну, с зубами которая. Всегда пристает с сочинением мадригалов после обеда. Как насчет Джорджии?

— Мы слишком перегибаем с планированием. Надо, чтобы это случилось естественным образом.

— Ладно. — Элис рассматривала ногти с характерной для нее птичьей сосредоточенностью. Какая же она красивая, думал Квентин, что она только во мне нашла. Ему иногда вообще не верилось, что она существует на свете. — Только это будет твоя задача. Я для таких дел не гожусь.

— Знаю, что не годишься.

Она кинула в него желудем.

— Поддакивать было необязательно.

С этого дня они вышли из ступора и начали запоздалую кампанию по внедрению в социум своего курса, с которым совсем было потеряли контакт. На первый план вместо Сурендры и Джорджии неожиданно выдвинулась Гретхен, блондинка с тростью. Случилось это в основном потому, что Гретхен и Элис, к их гордости и смущению, выбрали старостами. Почти никакой ответственности этот пост за собой не влек — просто очередное инфантильное заимствование из системы частных английских школ, симптом англофилии, столь глубоко внедрившейся в ДНК Брекбиллса. Старостами назначались четверо студентов четвертого и пятого курсов, имеющих наивысший средний балл. Им полагалось носить на лацкане серебряную пчелку и вменялись в обязанность разные мелочи — например, наблюдение за очередью к единственному в кампусе телефону (древнему дисковому монстру, втиснутому в фанерную будку под задней лестницей). Взамен они получали доступ в гостиную для старост; эта комната с большим красивым окном помещалась в восточном крыле, и там всегда имелся запас приторно-сладкого шерри, которое Квентин с Элис через силу вливали в себя.

Сексом заниматься там тоже было очень удобно, если заранее договориться с другими старостами — это обычно не составляло проблемы. Гретхен, у которой тоже был бойфренд, охотно шла им навстречу. Третьей старостой стала Беатрис, симпатичная блондиночка со стрижкой сосульками, удивившая всех наличием столь высокого балла — она гостиной вообще не пользовалась. Главной задачей было не напороться на четвертого, которым был не кто иной, как Пенни.

Это назначение так поразило весь колледж, что разговоров о нем хватило на целый день. Квентин после той драки почти не разговаривал с Пенни, да и случая такого у него, собственно, не было. Пенни с тех пор сделался одиночкой, призраком. Это не просто осуществить в такой маленькой общине, как Брекбиллс, но у него, видимо, был талант. На переменах ледяное выражение его сковородочно-круглой физиономии пресекало всякие попытки общения, за столом он мгновенно уминал свою порцию и уходил. В неучебное время он либо бродил по окрестностям, либо сидел в своей комнате, укладывался рано и поднимался чуть свет.

Никто не знал, чем он занимается кроме этого. На специализации в конце второго курса его не причислили ни к одной группе: склонности Пенни, по слухам, не умещались ни в какие традиционные рамки. Правда это была или нет, рядом с его фамилией в списке студентов появилась характеристика НЕЗАВИСИМЫЙ. После этого он почти не ходил на занятия, а если и являлся, то сидел сзади с руками в карманах блейзера, ничего не записывал и вопросов не задавал. Весь его вид показывал, что он знает нечто, чего не знают другие. Иногда его видели с профессором Ван дер Веге, под чьим руководством он будто бы проходил интенсивный независимый курс.

Гостиная старост приобрела для Квентина и Элис решающее значение, поскольку Коттедж больше не был для них убежищем. Квентин как-то не подумал о том, что в прошлом году у физиков лишь по чистой случайности не появилось никого нового, что позволило им сохраниться в прежнем составе. По результатам последней специализации в группе прибавилось сразу четверо, и новенькие, каким бы вопиющим этот факт ни казался, имели столько же прав на Коттедж, сколько Квентин и Элис.

Старые физики продемонстрировали спортивное поведение. В первый день занятий они терпеливо сидели в библиотеке, дожидаясь, когда новенькие проникнут в дом. После долгих серьезных дебатов об угощении остановились на шампанском приличной марки, к которому — старички не хотели быть эгоистами, хотя и ощущали себя таковыми — прилагались дорогущие закуски в виде икры, устриц с тостами и крема из взбитой сметаны.

— Круто! — восклицали один за другим новые физики, разглядывая обширный интерьер, антиквариат, пианино и расставленные по алфавиту прутья разных деревьев. Выглядели они до невозможности юными. Квентин и Элис, памятуя, как их самих принимали здесь, старались блеснуть знаниями и остроумием.

Новенькие уселись рядком на кушетке. Они в ускоренном темпе пили шампанское — как дети, которым не терпится выйти из-за стола — и вежливо расспрашивали о картинах и библиотеке. Можно ли выносить книги наружу? Правда ли, что здесь имеется первое издание «Азбучной Арканы», написанное самим Псевдо-Дионисием? Надо же. А когда был построен Коттедж? Ух ты. Старина какая — древность, можно сказать.