Анжелика. Королевские празднества - Анн Голон

— Мое сердце рвалось на части при виде рыданий сестры и дочери. Но когда эти мальчики бросились мне на шею, плача, как дети, я был так потрясен, что мне пришлось уйти! — рассказывал Филипп IV.

Не прошло и часа, как король выехал из Фонтарабии в Уазу и, отужинав в доме сеньора Мартена де Амольезы, поскакал верхом по дороге на Рентерию. Вечером того же дня он прибыл в Эрнани. Филипп IV вовсе не был таким уж старым и больным, каким его хотели видеть недруги.

В среду, девятого июня, на рассвете он вновь отправился в путь и к ночи уже был в Толосе.

Вечером четырнадцатого числа он приехал в Мондрагон. В субботу пятнадцатого пересек долину Салинаса[196] и еще до захода солнца успел в Витторию, где его встречали пушечными выстрелами и фейерверком. В воскресенье шестнадцатого Филипп IV провел ночь в Миранде-де-Эбро. Двадцатого июня в честь прибытия короля устроили большой праздник в Вальядолид. Двадцать второго он проехал через Эскориал и двадцать шестого прибыл в Каса-де-Кампо.

Казалось, король бежал от собственной скорби, стремился поскорее встретиться с семьей — четырехлетним сыном, цепляющимся за жизнь несмотря на слабое здоровье, и молодой женой, к счастью, снова носившей под сердцем ребенка, и можно было надеяться, что это будет здоровый сильный мальчик.

Дома, в соборе Нотр-Дам д'Аточа, испанский монарх наконец-то смог преклонить колени перед Богоматерью Утешающей и помолиться. Чем обернется для Испании этот почти противоестественный союз с потомком французских королей, извечных врагов испанцев? Не пошатнул ли он, не поставил ли под угрозу наследие своего прадеда, Карла Первого Испанского и Карла Пятого Австрийского в одном лице — великого императора, во владениях которого «никогда не садилось солнце»? Положившись на милосердие Господа, Филипп IV принялся за письмо к «монахине в синем».

Глава 13

Королева Мария-Терезия ступает на французский берег. — «Ambigu». — Золотой голос королевства поет для Анжелики

7 ИЮНЯ в Сен-Жан-де-Люзе Анжелика предложила свои услуги Мадемуазель, но та, скрепя сердце, отказалась, сказав, что у нее в подчинении и так слишком много помощниц, вместе с которыми они готовят дом королевы-матери к приезду Марии-Терезии. Именно здесь новой королеве, согласно обычаю, присягнут на верность старшие офицеры и принцесса Палатин, которая станет главной камер-фрейлиной. Затем королева сможет удалиться в приготовленные для нее покои и отдохнуть.

На следующий день, вечером накануне свадьбы, состоится короткое, без претенциозности представление ей королевского двора.

Неисправимый аббат де Монтрей собрал друзей, чтобы те смогли разделить с ним радость. Из окон дома, где поселился мессир де Лионн, открывался прекрасный вид на дорогу, ведущую к дворцу, так что оттуда можно будет во всех деталях рассмотреть прибытие молодой королевы в Сен-Жан-де-Люз. Аббат сумел получить в свое распоряжение все окна второго этажа, чтобы вместе с друзьями насладиться зрелищем, которое невозможно пропустить, — прибытием Марии-Терезии, супруги короля Людовика XIV, в сопровождении личной охраны и военных в первый город ее королевства. Сен-Жан-де-Люз встречал новую королеву овациями.

Анжелика позволила аббату еще раз уговорить себя присоединиться к ним, так как уверилась в его непричастности к заговору на празднике Тела Господня. Поразмыслив, молодая женщина пришла к выводу, что никакого заговора или злого умысла не было и в помине. Просто она еще не привыкла к напоминающей всеобщее сумасшествие суматохе, которая неожиданно захватила и закружила ее в водовороте светской жизни, тогда как придворные считали подобное существование естественным. Они давно привыкли к беспокойству и легкой театральности королевского двора, вечного спутника монархов, олицетворяющего их величие.

Удобно устроившись перед окнами с шербетом в руках, они беседовали, ожидая появления процессии.

Говорили о разочаровании Мадемуазель, которой пришлось остаться в Сен-Жан-де-Люзе и заняться подготовкой дворца к прибытию новой королевы, что помешало ей присутствовать на Фазаньем острове в торжественный момент. Неожиданно вспомнили отца принцессы, Гастона Орлеанского, и кое-кто из придворных заметил, что герцог много потерял, не дожив до нынешних празднеств. Он умер почти внезапно — как раз тогда, когда двор только собирался в путешествие к границе, на свадьбу короля.

Смерть унесла двух законнорожденных сыновей Генриха IV, разорвав звенья непрерывной цепи поколений. Гастон Орлеанский был еще довольно молод, на целых семь лет моложе своего брата Людовика XIII, умершего в сорок два года.

Смерть герцога Орлеанского стала для многих большой утратой. При дворе так не хватало его приятной компании.

Гастон, как это часто бывало, исчез именно тогда, когда на него больше всего рассчитывали.

Герцог де Виваре рассказал о заговоре в Амьене, в котором он, будучи еще совсем юным, участвовал, хоть и без особого пыла.

В те годы считалось хорошим тоном пытаться уничтожить Ришельё, даже если поводом для заговора служила всего лишь месть за гибель де Шапелля и де Монморанси-Бутвилля[197], неисправимых дуэлянтов, обезглавленных за неподчинение новым эдиктам о дуэлях, согласно которым участников поединка ждала смертная казнь. Мать одного из осужденных, их друзья и вся знать бросились в ноги Людовику XIII с мольбой: «Сир! Пощадите!» Но и это не помогло. Оба дворянина были прилюдно обезглавлены на площади. А народ, собравшись у эшафота, пел Salve Regina[198].

Так вот, Амьенский заговор должен был свершиться 1 января 1627 года.

На этот раз заговорщики не сомневались в успехе. Их словно охватило предвкушение чуда.

Они условились ждать появления кардинала на верхних ступенях лестницы огромного и величественного здания ратуши. Именно там участники заговора решили наброситься на Ришельё, когда тот спустится до середины, и каждый должен был ударить его кинжалом.

На герцога Орлеанского возложили задачу подать сигнал.

И вот на верхних ступенях появился Ришельё и стал совершенно спокойно спускаться вниз.

А вдруг его заметят? Как всегда, впечатлительность брата Людовика XIII взяла верх. Вместо того чтобы подать сигнал, он вздрогнул и побежал по лестнице к входу в ратушу. Господин де Pea, его секретарь, кинулся вслед за ним, чтобы остановить, прежде чем на странное поведение герцога обратят внимание. А заговорщики застыли на месте с кинжалами, спрятанными под полами камзолов. Кардинал Ришельё, целый и невредимый, продолжал спокойно спускаться, а затем исчез в полумраке кареты.