Анжелика. Королевские празднества - Анн Голон

Среди собравшихся Анжелика заметила знакомого мужчину, и прошло несколько мгновений, прежде чем она его узнала. Он отличался величественной осанкой и изысканностью костюма. На испанце был богато обшитый серебряным кружевом наряд, украшенный кастильским воротником, и короткий плащ с вышитым на нем красным крестом Сантьяго. На шее сверкала золотая орденская цепь. Она узнала королевского распорядителя, того, который показывал им дворец, — знаменитого дона Диего Веласкеса, придворного живописца Филиппа IV.

Мессир де Бар радостно сказал Анжелике:

— Он все-таки получил орден Сантьяго, несмотря на подозрение в «lipieza de sangre». Кажется, Его Величество Филипп IV лично обратился к папе Александру VII с просьбой почтить художника особой милостью. На этот раз главы ордена Сантьяго не посмели возразить и подчинились приказу короля, но подчеркнули, что этот рыцарь всегда будет ниже рангом и останется парией среди них.

— Не важно, мне кажется, что он счастлив. А вы заметили ножны и эфес его шпаги из чеканного серебра, выполненные знаменитым итальянским мастером? Какая великолепная, тонкая работа!

Должно быть, для Веласкеса это — великий день: он видел, как столь пышная церемония проходит на маленьком острове посреди Бидассоа в атмосфере всеобщего согласия и в уютной обстановке созданного им дворца.

Но Анжелика обратила внимание на то, что распорядителя по-прежнему мучил навязчивый кашель. Она подумала: «Интересно, есть ли у испанцев тайная медицина — ведь она есть у всех. Или они отправили на костер почти всех знахарей, а заодно с ними арабских и еврейских врачей?»

Прошел еще час.

Неожиданно стихли все голоса и во дворце наступила полная тишина. В конце длинного коридора за стеклянной дверью началось какое-то движение: министры приблизились к королям и дали знак, что пришло время принести клятвы и подписать мирный договор.

Как только короли встали, стеклянные двери тотчас же отворились и в зал вошли свидетели. Со стороны Франции это были принц Конти, граф Суассон, герцоги, маршалы и офицеры Франции, а также офицеры короля, королевы и Месье. Премьер-министры поставили в центре комнаты по обе стороны от пограничной линии два стола.

Короли вышли вперед и остановились лицом к лицу.

Маркиз де Малфика, дворецкий испанского монарха, принес подушку, и Филипп IV опустился на нее на колени. Аббат де Куаслен, в свою очередь, сделал то же для короля Франции.

Затем дон Алонсо Перес де Гусман, патриарх обеих Индий, положил на стол перед Филиппом IV распятие и раскрытое Евангелие. То же самое проделал и Мазарини для Людовика XIV.

Дон Фернандо де Фончека Руис де Контрерас, маркиз де Ла Лапилла, секретарь Филиппа IV, проговорил текст клятвы, стоя перед королем Испании, а мессир де Бриенн, государственный секретарь Франции, — перед своим правителем. После довольно долго зачитывали брачный договор. И наконец, торжественно, преамбулу мирного соглашения.

«Не имея иного мотива или намерения, кроме чувства сострадания к бедам их верных подданных, оба короля ради всеобщего блага выражают отеческое желание облегчить страдания измученных войной христиан. Они нашли способ положить конец невзгодам, забыть причины вражды и искоренить разделение народов, дабы во славу Господа и ради торжества святой католической веры установить искренний, добрый, нерушимый мир и братские отношения…»

Когда чтецы замолчали, королей попросили принести клятву на распятии.

Филипп IV ответил решительным голосом:

— Si, уо juro[193].

А Людовик добавил:

— А я клянусь не только в мире, но и в дружбе.

Оба монарха поднялись с колен и нежно обнялись, а королева-мать заплакала.

Вошли французские придворные, и Мазарини представил каждого испанскому королю, в то время как дон Луис де Аро называл Людовику XIV имена подходящих к монарху испанских дворян.

Когда перед Филиппом IV предстал Анри де ла Тур д'Овернь, виконт де Тюренн, представитель одной из старейших и благороднейших дворянских фамилий Франции, потомок Гийома Молчаливого, принца Оранского, по линии матери Елизаветы де Нассау, король долго разглядывал его, после чего пробормотал:

— Me ha dado de muy mala noches![194]

Несмотря на сарказм, в голосе испанского короля прозвучало восхищение воинской доблестью противника.

Под темно-красным бархатным с золотым орнаментом потолком, среди великолепных гобеленов на темы из «Апокалипсиса» и с сюжетами из «Метаморфоз» Овидия собралось столько знатных особ, что торжественный день подписания Пиренейского мира навсегда вошел в историю человечества. Ведь здесь, в маленьком дворце на Фазаньем острове, встретились Людовик XIV в самом расцвете молодости, на заре славы и Филипп IV, который правил вот уже сорок лет, неизменно сохраняя гордый и величественный вид, что, казалось, ни недуги, ни заботы, ни несчастья не в силах его сломить. Две королевы — обе дочери Австрии, о чем свидетельствует их титул. Черные одежды первой говорили о жизненном опыте, особенно заметном на фоне невинности ее юной невестки. Кардинал-итальянец, на плечи которого легла мантия Ришельё, пожинающий плоды своих трудов, предвкушая славное будущее Франции в этом новом союзе. Хладнокровный и ловкий дон Луис де Аро, принимающий почести, приличествующие его новому рангу, — только что испанский монарх пожаловал ему титул Принца Мира. А также Тюренн, увенчанный славой победы в дюнах, старый маршал де Вильруа и молодой герцог де Креки, Медина де лас Торрес — воплощение и образец истинного испанского гранда, и молодой романтик де Гиш; Монтерей и Эллиш, Ноай и д'Аркур, Гусман и Толеда… И наконец, знаменитый Веласкес, придворный живописец и распорядитель испанского монарха.

Представление придворных королям закончилось. Наступил решающий момент церемонии — монархи должны были скрепить подписями мирный договор, после чего он наконец вступит в силу.

По узким коридорам, один из которых был посвящен «Ромулу и Рему», а второй — «Знаменитым матронам», короли и министры прошли в узкие кабинеты, называемые «ретрет»[195], которыми оканчивался каждый коридор. В маленькие комнатки открывалась одна-единственная дверь, а стало быть, ни один шпион под видом участника действа не смог бы проникнуть туда в этот торжественный и судьбоносный момент вместе с сильными мира сего. Больше того, сегодня министры не позволили бы войти в кабинеты даже слуге с перьями и чернилами. И вот, в уединенных комнатках, немного напряженную атмосферу которых усиливали полотна, изображающие «Страсти Христовы», монархи подписали и скрепили печатью бесчисленные документы, выверенные и продуманные ранее их министрами, Мазарини и доном Луисом де Аро, до мельчайших подробностей.