Совокупность лжи - Дэвид Игнатиус

— Я тебя любила, — сказала она. — Но это кончено. Я не могу любить тебя после всего этого. Уходи. Мне надо подумать.

Она пошла в спальню и закрыла за собой дверь. Феррис собрал бумаги и вышел из квартиры.

На следующий день рано утром в отдел главного инспектора позвонил адвокат. Он сказал, что представляет интересы Гретхен Феррис, и объяснил, что миссис Феррис получила дополнительную информацию относительно своего мужа. Она не готова свидетельствовать против него и отзывает свое заявление насчет нарушения им, в качестве сотрудника ЦРУ, федеральных законов и актов. Затем адвокат позвонил Шихэну и изложил ему то же самое. Также он сообщил, что миссис Феррис поручила ему передать, что она согласна на развод.

Эта победа оставила у Ферриса лишь чувство внутренней пустоты. Он понимал, что злоупотребил ее доверием. Она пыталась причинить ему боль, но лишь из любви. Он причинил ей боль в ответ, чтобы защитить себя. На этом все кончилось. Если нет любви, то у Гретхен нет никаких причин дальше возиться с этим делом. Она не тот человек, который берется за безнадежные дела, и очень скоро у нее отбоя не будет от поклонников. Она лакомый кусок, и она это знает. Феррис рассчитывал на ее здравый смысл, но и представить себе не мог, насколько быстро это произойдет.

— Давай за работу, — сказал ему Хофман. Ему позвонили по защищенной телефонной линии и сказали, что расследование Управления в отношении Ферриса закрыто. Хофман сказал Феррису, чтобы тот немедленно садился в самолет, принадлежащий Управлению, и сегодня же вылетал. Он не сказал куда, но вполне очевидно, что не в Амман.

— Хочу посмотреть на Гарри Микера, — сказал Феррис.

— Гарри Микер ждет тебя в морозильнике. Поверь мне, он никуда не денется. И мы уже почти готовы подбросить его в пещеру Сулеймана. Осталось подготовить всего пару вещей. Поэтому я и вытребовал для тебя самолет. Наступает час «Ч». А нам надо сделать эти последние стежки красиво и аккуратно.

Феррис замолчал. Он был готов отправляться, даже, можно сказать, рвался в бой. Но где-то в глубине его сознания таился небольшой вопрос, любопытство относительно того множества маленьких загадок, которые Хофман оставлял неотгаданными.

— Можно вас кое о чем спросить?

— Конечно. Спрашивай, о чем хочешь. Вот отвечу ли я — это совсем другое дело.

— Зачем вам был нужен юрист? Что вы такого сделали, что пришлось покрывать Марку Шихэну?

Хофман ответил усталым голосом, словно вспоминая что-то очень неприятное:

— Не думаю, что ты обрадуешься, это услышав.

— Я хочу услышать это, — сказал Феррис. — Ведь это еще что-то общее в наших судьбах, так?

— Скажем так, я пересек черту. Большую красную черту. А Шихэн убедил людей в том, что лучше сделать вид, что я этого не делал.

— Какую же черту вы пересекли?

— А вот это тебе совсем не понравится.

— Не надо так, Эд. Я отправляюсь на поле боя, заниматься грязной работой, а вы со мной в игры играете. Так что это была за черта?

Хофман тяжело вздохнул. Ему было проще рассказать, чем спорить с Феррисом.

— Я пересек черту, на которой написано, что мы не должны убивать людей. Никто не хочет признавать, что это часть нашей работы, но мы делаем то, что должны. И я сделал это. Нечто похожее на то, что произошло с тобой в Йемене, с тем заключенным, но это продолжалось дольше, и людей замешано было куда больше. И никогда больше не спрашивай меня об этом. Но и не забывай: когда дело касается операций и я говорю, что надо сделать все, что потребуется, я говорю это всерьез.

Глава 25

Анкара, Инкирлик

Спустя два дня белоснежный «Гольфстрим» с Феррисом на борту приземлился в Анкаре. Выйдя из шумного и грязного аэропорта, Феррис поймал такси и поехал в «Хилтон Анкара», оплот чистоты в этом городе, башней возвышающийся посреди дипломатического квартала. Стоял морозный декабрьский день, город продували суровые ветры с Анатолийской равнины. Турки на тротуарах жались к стенам домов, кутаясь в свитеры и шарфы и ругаясь на холод. Серая пена пара струилась от машин, домов и изо рта у людей. Несколько десятков лет назад это был город сотен мечетей, но, казалось, без единого мусульманина, столь строго блюли военные отделение церкви от государства. Но теперь турки снова возвращались к исламу, и вне международного квартала города сложно было увидеть женщину без традиционного платка на голове.

Устроившись в номере, Феррис позвонил в Амман, Омару Садики. Он говорил в деловом стиле, как это должен был делать Брэд Скэнлон, но дал понять, что возникло срочное дело, точнее серьезная проблема. Шеф инженерного отдела Юнибанка, заведующий ближневосточным сектором, просмотрел проект филиала в Абу-Даби, разработанный «Аль Фаджер». У него возникли вопросы насчет номенклатуры используемой теплоизоляции и способности здания адекватно обеспечивать режим работы кондиционеров. В Абу-Даби суровый климат, летние температуры превышают сорок пять градусов. Специалист усомнился в том, что в «Аль Фаджер» учли этот фактор. Указанная в номенклатуре теплоизоляция вполне пригодна для Иордании, но не для Эмиратов. Здание не сможет адекватно удерживать внутреннюю температуру, создаваемую кондиционерами, и его последующая эксплуатация может оказаться очень дорогой.

Садики удивился.

— Это хорошая теплоизоляция, — сказал он. — Такая же, какую мы используем в Саудовской Аравии. А в Хафр-аль-Батине даже жарче. Уверен, тут не может быть проблем.

— Что ж, вам придется объяснить это нашему инженеру. Он в Анкаре, там же, где и я. Гражданин Турции. Ему необходимо поскорее увидеться с вами. Иначе, по его словам, он приостановит выполнение проекта.

— И что это значит? — спросил Садики.

— Это значит, что вам не заплатят. Извините. Я обескуражен не меньше вас. Дело не займет много времени. Вы можете прилететь сюда и отправиться домой в тот же день. Сотрудник нашего бюро путешествий может все оформить и доставить вам билеты прямо в офис.

Феррис старался не выглядеть настойчивым, но от успеха этой уловки зависело многое.

— Когда вы хотите меня увидеть? — спросил Садики скорее заинтересованно, чем обеспокоенно.

В строительных проектах всегда возникают непредвиденные задержки.

— В среду. Послезавтра, — ответил Феррис. — Это единственный день, в который наш главный инженер может с вами встретиться. Извините, но вынужден просить вас об этом. Он не будет разговаривать с кем-то другим.

— Минуту, подождите, — сказал Садики.

Он включил удержание линии на телефоне, чтобы поговорить с кем-то еще. Вероятно, со своим начальством. Это заняло несколько минут. Феррис уже забеспокоился, что может услышать отрицательный ответ. У них с Азхаром был страховочный план и на этот случай, но не слишком хороший.

Он услышал шум помех, когда Садики вновь включил микрофон своего телефона.

— Итак, мы договорились? — спросил Феррис.

— Вы оплачиваете поездку? — спросил Садики.

— Все расходы. Билет в бизнес-класс и все остальные дорожные расходы, когда мы решим проблему. Нам действительно очень жаль.

— Что ж, хорошо. Я прилечу в среду, двадцать первого декабря, если будет на то воля Аллаха.

Феррис объяснил, где они должны будут встретиться. В старом мусульманском квартале города. Сказал, что билеты будут доставлены в офис Садики в Аммане завтра с утра. Садики ответил, что не надо так беспокоиться. Иорданец, как всегда, был очень сговорчив. Возможно, Ферриса это и могло бы обеспокоить, но этого не случилось.

Вечером того же дня Феррис сел в американский военный вертолет и отправился в Инкирлик. Здесь, в четырехстах километрах юго-восточнее Анкары, располагалась крупная база ВВС США. Во время активной фазы боевых действий в Ираке она служила промежуточным аэродромом для операций американской авиации. Когда он прилетел на место, уже стемнело. У обветшавшего КПП его ждал агент Управления, лицо которого показалось Феррису знакомым. Может, они встречались в кафетерии в штаб-квартире в Лэнгли. Это был лысеющий и немного сутулящийся мужчина лет сорока с небольшим, он представился сотрудником отделения ЦРУ в Анкаре. Ближневосточный отдел поручил ему оказать помощь в транспортных вопросах. Он отвел Ферриса к паллете, на которой был закреплен мешок с его грузами, а потом к поджидавшему их «хаммеру», на котором они проехали с километр, оказавшись рядом с металлическим ангаром, лишенным какой-либо маркировки.

Внутри ангара, положив ноги на свой рюкзак, сидел Джим, армейский офицер, с которым Феррис познакомился в Риме. Он держал в руках потрепанный номер журнала «Пипл». Темные очки-обруч были сдвинуты на лоб, он не снял их, даже несмотря на то, что уже стемнело. Хотя на дворе был конец декабря, на нем была только рабочая рубашка с закатанными рукавами. Джим выглядел еще более подтянутым и крепким, чем в Риме. Такое впечатление, что последние недели он не вылезал из спортзала.