Плач - Кристофер Сэнсом

– Сворачиваем туда, – вдруг сказал он.

Мы повернули в узкий проход между домами, где от тени собора было еще темнее. В пыли что-то клевали цыплята. Сесил остановился у двери с облупившейся краской. Рядом, перегораживая почти весь проход, стояла повозка, крытая просмоленной парусиной. Мой спутник тихонько постучал в дверь: два раза быстро и один раз после паузы – очевидно, условным сигналом.

Дверь открыла женщина за сорок, невысокая и худая, в отличие от рослого и сильного Элиаса. На ней было бесформенное серое платье, и она даже не покрыла голову чепцом, а наспех заколола свои темные волосы на затылке. В ее широко раскрытых глазах виднелся страх и ужас. На ее манжетах я заметил красные пятна. Она посмотрела на меня, а потом на Сесила и испуганно спросила:

– Кто это?

– Мастер Шардлейк. Юрист, – ответил Уильям. – Он, как и я, не преследует людей за их взгляды. Можно войти, любезная Рук?

Беспомощно ссутулившись, хозяйка дома кивнула и отвела нас в бедно обставленную комнату, где за столом сидели две исхудавшие девочки лет восьми и девяти. У младшей, как у матери, было маленькое птичье личико, а старшая массивностью сложения и черт лица напоминала Элиаса. Обе в страхе уставились на нас. Я заметил на полу ведро и швабру, а рядом – брошенный скомканный передник в красных пятнах.

– Девочки, – ласково проговорила добрейшая Рук, – поднимитесь в спальню. Но не входите в комнату брата. Клянетесь?

– Клянусь, – сказала ее старшая дочь.

Она взяла сестру за руку, и они вместе проскользнули мимо нас. С деревянной лестницы послышались их шаги, а их мать села.

– Его сестрам не надо этого видеть, – сказала она и добавила прервавшимся голосом: – Да и матери тоже.

– Девочки знают? – тихим голосом спросил Сесил.

– Они думают, что его избили, а не убили. Было нелегко удержать их в комнате прошлой ночью, когда я поднимала его тело по лестнице. Они высунулись на шум и спрашивали, что такое. – На мгновение миссис Рук положила лоб на дрожащую руку, а потом подняла голову и в отчаянии посмотрела на нас: – Не знаю, что мне теперь делать, джентльмены.

– Мы попытаемся вам помочь, – сказал Уильям. – А пока не могли бы вы рассказать еще раз, что случилось, этому джентльмену?

– Если это не слишком для вас, – добавил я.

– После того, что я видела, рассказывать – это легче, – без всякого выражения сказала женщина и глубоко вздохнула. – Мой муж умер в прошлом году. Слава богу, Элиас получил работу у мастера Грининга. Но он проводил там слишком много свободного времени, разговаривая с мастером Гринингом и его друзьями. Кое-что из того, что они обсуждали, – ее глаза заметались между нами, – было очень опасно.

– О том, вы говорили мне, что вера и Библия – единственные ключи к благодати, и подвергали сомнению, что социальное устройство было предписано Богом, – уточнил молодой человек.

Рук кивнула:

– Я сердилась на Элиаса, что он говорит о таких вещах перед сестрами. Отец поколотил бы его. И все же, – ее голос смягчился, – мой сын был молод и злился, что мир так несправедлив, он был полон вновь обретенных идей. Элиас был хороший мальчик, он не пил и не транжирил, и мы втроем жили на его заработок. – Она провела рукой по волосам. – А теперь не знаю, что с нами будет. Девочки…

– Я посмотрю, что можно сделать, – сказал Сесил.

– Так что случилось прошлой ночью? – чуть погодя спросил я.

Женщина посмотрела на меня:

– Было около десяти, девочки уже легли, слава богу, и я сама уже собиралась наверх. Я беспокоилась, потому что прошлой ночью Элиас не пришел домой. Он был угрюм и неспокоен после убийства бедного мастера Грининга. Потом я услышала его голос снаружи, он кричал: «На помощь! Мама!» – Она безутешно покачала головой. – Последние слова, которые он произнес в жизни, и это было слишком поздно. Я думала, он ходит вокруг дома, проверяя, безопасно ли войти. – Рук глотнула. – И сразу открыла дверь. Из прохода между домами выбежали двое. У одного была дубина. Они пробежали мимо меня, мимо повозки на улице и скрылись. Я заглянула в проход. Там лежал мой сын. Его голова… – Она крепко зажмурила глаза. – Там повсюду, повсюду была кровь. Но он был еще жив и схватил меня за руку. И сказал: «Скажи им, скажи моим друзьям, что меня убили за Анну Эскью». И умер, – добавила несчастная мать мертвым голосом. – Не знаю, как я нашла в себе силы, но я втащила его в дом, подняла на второй этаж и положила в его комнату. Знаю, мне следовало пойти к констеблю, но после его слов – после этого имени… – Ее голос упал до шепота. – Анна Эскью. Та, которую сожгли в пятницу. – Женщина взглянула на нас. – Элиас хотел пойти на сожжение, крикнуть что-нибудь ободряющее бедным душам. Думаю, друзья убедили его, что так он только сам окажется на костре. – В ее глазах возросла злоба. – Он не стал бы первым из молодых подмастерьев, кого сожгли в последние годы!

– Не стал бы, – сказал Сесил. – Но они и Элиас теперь не подвержены злу этого мира, они в объятиях Иисуса. – Эти слова могли прозвучать банально, но он произнес их совершенно искренне.

Добрая Рук снова спросила в отчаянии:

– Что я должна сделать, джентльмены?

Уильям тяжело вздохнул:

– Ничего не говорите коронеру, пока не надо. Если кто-то спросит, отвечайте, что Элиас так и не вернулся.

– Лгать властям?

– Да. Пока что. У нас есть могущественные друзья, и мы сможем защитить вас от любой беды. Не спрашивайте нас сейчас ни о чем – больше мы вам сказать не можем, – но будьте уверены, что мы выследим тех, кто убил Элиаса и мастера Грининга.

Я посмотрел на Сесила:

– Это могут быть одни и те же люди. Не опишете ли вы их, добрейшая Рук?

Мать Элиаса ответила мертвым голосом:

– Я не могла хорошо их рассмотреть, было темно. Одеты они были как бродяги. Оба молодые и сильные. Правда, один почти совсем облысел. Он взглянул на меня на секунду. Странным, диким взглядом. Это страшно меня напугало. У него была дубина. – Бедная женщина положила лицо на руки и вся затряслась, но потом как будто овладела собой, посмотрела наверх, куда ушли ее дочки, и прошептала: – Пожалуйста, сохраните их.

Сесил кивнул:

– А эта повозка на улице – вы не догадываетесь, кто ее хозяин? – спросил я.

Миссис Рук покачала головой:

– До прошлой ночи я ее не видела.

Я переглянулся с Уильямом. Убийцы Грининга – а из описания добрейшей Рук было очевидно, что они же убили и ее сына, – видимо, знали, что Элиас исчез, и поджидали его в проходе между домов с повозкой наготове, чтобы увезти тело. Если б юноша не закричал, его больше никогда не увидели бы.

Уильям сказал:

– Я побеспокоюсь, чтобы тело Элиаса вывезли.