Воспаление колец - Евгений Шепельский

К обеду подъехали к необычной скульптуре, установленной на перекрестке дорог. Это был огромный кукиш, вытесанный из молочно-белого мрамора. Его большой палец указывал направление к Зуппенгарду; туда вела отличная асфальтированная дорога.

– Ага! – с плохо скрытой враждебностью произнес Гнусдальф. – Это же знаменитый Знак Сарукана – Белая Глыба. Так-так... А ну-ка, ребята, устроим перформанс! Глядите все, сейчас состоится акт креативной деструкции!!!

– Однако... что? – не уразумел Галоген.

– Я говорю – сейчас раздолбают на хрен эту каменюку, – с улыбкой пояснил Гнусдальф.

Глыбу раздолбали, и войско снова тронулось в путь. Внезапно Гнусдальф дал знак остановиться.

– До нас здесь проходил большой отряд! – объявил он, указывая на кучи помета, усеивающие дорогу. – Так-так... – Маг присмотрелся к кучам. – Лебеда, листья папоротника, чморкские уши и даже картофельная ботва!.. Сдается мне, здесь проходили донты... Ура! – Он обернулся к войску: – Друзья! Нам повезло, мы не одни будем у стен Зуппенгарда: приступ поддержат донты!

– Если у тебя приступ, так молчал бы, старый хрен! – желчно прошептал Гнивли.

И войско снова (в который уже раз!) тронулось в путь.

– Мы уже близко! – то и дело восклицал Гнусдальф, ерзая в седле от нетерпения. – Взбодрись, Элерон! Скоро твой Дрын обагрится кровью! Да что с тобой, в конце концов? Выше нос!

Но в эти тревожные минуты Элерон не думал о грядущем сражении. Его мысли занимала Э-Витта. Да, Гнивли оказался прав: это была любовь с первого взгляда! Светловолосая валькирия... Элерон чувствовал, что впадает в любовную лихорадку. Эти бритые щечки! Этот нос пуговкой! Эта грудь, под которой могут укрыться от дождя сразу семь человек! О, как же плохо, что дочь Вождя осталась в Купоросе!

Ага, осталась!

Это Элерон так думал.

Э-Витта тоже увязалась в поход, самым бездарным образом переодевшись воином-меченосцем. Она напялила кирасу, прицепила пышную рыжую бороду и наклеила искусственный шрам на скулу. Ей пришлось прикинуться мужиком, ибо Галоген был против ее участия в походе.

– От этих походов только вши и триппер, моя дорогая, – объяснил он. – Ну... и убить еще могут.

С собой Э-Витта везла плотно набитую косметичку и два пустых чемодана. Но она отправилась в путь не только ради трофеев. Спутник мага, стройный воин с волевым подбородком... Да, он взволновал ее сердце! Но еще больше ее сердце взволновало известие о том, что воин – наследник трона Гондории.

На горизонте показались горы. Обсаженная кипарисами дорога вела именно туда.

– О, близко, близко Саруканова берлога! – продолжал камлать маг. – О, я уже слышу, как бурчит его желудок! Я уже чую его зловонное дыхание! Товарищи, будем настороже: враг вряд ли спит!

– А чего ему спать? – удивился оруженосец Галогена Будулай. – День на дворе!

Гнусдальф оскорбился, сказал, что Будулай разводит панику, и приказал на всякий случай оруженосца повесить.

...И вот горы нависли над войском; дорога, петляя, как путающий следы заяц, поднималась на седловину.

На близость Зуппенгарда указывали пропагандистские плакаты у обочин. «Сарукан – наш любимый борец за чистоту чморкской расы!» – улыбаясь, читал Гнусдальф. – «Чморк, размер твоего черепа в два раза больше, чем у человека, – гордись!», «Сарукан – наш папа и наша мама!», «Гнусдальф – хитрый свин».

Последний плакат маг лично изрубил на куски.

Из-за седловины доносился странный шум, похожий на рокот прибоя. Войско прислушивалось к нему с нарастающей тревогой.

Наконец рахитанцы вскарабкались на седловину. Раздались испуганные вопли, и армия Галогена уменьшилась, по крайней мере, сразу наполовину.

Внизу был Зуппенгард. Оплот Сарукана стоял посреди необъятной, заасфальтированной чашеобразной долины. Он был огромен. Он был ужасен. Он был неприступен.

– Вай-вай-вай! – возбужденно залопотали рахитанцы, указывая на громадные, страшно уродливые фигуры, которые упорно штурмовали высокие стены Зуппенгарда.

– Я провидец! – вскричал маг. – Я вещатель! Я сказал – и так сбылось! Донты пришли к нам на помощь! Вперед, друзья, вперед!.. Подождем, пока они вломятся внутрь!

– Мудрое решение, – кивнул Галоген. – Подождем.

Оплот параноидальных идей Сарукана напоминал огромную консервную банку оливкового цвета, эдакий кругляш, из середки которого, как консервный нож, торчала зубастая черная башня. Город был тесно застроен цейхгаузами, пакгаузами, шлагбаумами, плацами и шницелями. С высоты наши герои хорошо видели, как копошатся на его бастионах орды Урюк-Пхаев.

Гнусдальф указал на башню:

– Зловещий Рэйханк. Сарукан находится там.

Между тем донты продолжали атаку. Двадцать рядов колючей проволоки вокруг Зуппенгарда они уже прорвали, и теперь продвигались к его стенам, прикрываясь досками, бревнами и пленными чморками. Ревень был скверным полководцем, но брал числом. Стоя на пригорке (состоящем из трупов уже убитых донтов), он хриплыми командами понуждал армию двигаться вперед.

«Бах! Чвак! Хрясь! Бздень!» – чморки, все до единого в лакированных черных касках с маленькими пиками, метали во врага глыбы базальта, чугунные наковальни и неподъемные связки полного издания сериала «Сага о копье, шмотье и триппере», изданного специально для туалетов Зуппенгарда. Донты забрасывали чморков гнилой картошкой и тухлыми помидорами. Наконец им удалось подобраться к стене вплотную. Мелькнули зеленые лианы: они намертво обвились вокруг зубцов, и лесные воины с матюгами полезли наверх. Чморки начали посыпать их дустом и гербицидами, что вызвало шквал одобрения и крики: «Еще! Еще!» Запаниковав, Урюк-Пхаи выкатили на стены бочки с подогретыми нечистотами (в основном это были разваренные в кашу «иронические детективы»), но донты, облитые этой дрянью, не замедлили хода атаки. Святые люди, они не умели читать!

Положение было кретиническим! (Простите, я, конечно же, хотел сказать – «критическим».) Победно трубя, лесовики готовились запрыгнуть на стены.

И тут с вершины Рэйханка раздался визгливый голос фюрера Зуппенгарда:

– Гешталт майне фишбак! Цурюк майне швабен! Доннерветтер! Из штайна капут!

Заверещал горн, и на стены выкатили книжные шкафы на колесах – во всяком случае, так издалека показалось Гнусдальфу сотоварищи. Из лицевой части каждого шкафа торчала короткая вороненая труба с широким раструбом. У основания труб находились большие вентили; чморки принялись крутить их, и трубы начали удлиняться. Затем Урюк-Пхаи направили их жерла вниз, на атакующих донтов...

Гнусдальф хлопнул себя по колену.

– Фаерблюды!.. Хе! Не думал, что он отважится...

– Что это? – ужаснулся Галоген.

Гнусдальф хихикнул:

– Страшно, а? Это секретное оружие Сарукана! Фаерблюд – это специальная огнеметная пушка. В ее казеннике сидит литературный критик из породы козлодоев. Критик фантастики, конечно. Мы же играем на ее поле. Перед боем ему дали почитать что-нибудь эдакое, что он лично ненавидит в первую очередь за успешность. «Троих из леса» там, или «Ночной дозор». Бомбардир отодвигает заслонку и... ого, какая струя!.. критик плюется огнем. Чтобы он остыл, нужно сунуть в щель двадцать долларов. Чтобы он начал источать мед, ему достаточно дать на пару долларов больше.

Итак, пушки изрыгнули пламя, и три донта мгновенно превратились в головешки. Но Ревень был не лыком шит: повинуясь взмаху его руки (он выбросил яблочный огрызок), рота ночных бабочек «мертвая голова» заткнула своими телами хлебальники критиков. Досталось даже знатному редактору, который сидел в казеннике самой большой пушки. Бабочки заткнули ему не только рот, но и нос, и уши, а потом, разметав фаерблюд, оторвали редактору руки и с писком: «Вот тебе, новый Джон Кэмпбелл, получи!» сбросили их со стены. Редактор прыгнул со стены сам. Жить без рук, которыми он поганил чужие тексты, он не мог.

Затем на сцену выступили тучные грибы-дождевики, окутавшие фатерланд Сарукана плотной завесой зловонных спор, под сенью которой донты возобновили приступ. Им удалось вскарабкаться на стены, и тут маниакальный гений Сарукана вновь показал себя: чморки успели перевооружиться, и ринулись в бой, размахивая серпами, косами, рубанками, двуручными пилами и топорами. Бастионы Зуппенгарда обагрились... тьфу ты, озеленились кровью лесных великанов. Чморки секли их в капусту, снимали с них стружку и распиливали на дрова. Донты, рыдая, начали бросаться со стен, ломая руки и ноги.

В это трагическое мгновение Марси сказал:

– А я вот думаю.

– Ну-ну, – откликнулся Ревень. – Молодца.

– Мой план прост, – заявил хрюкк. – Мы должны разбить ворота.

– Гений! – сипло прокукарекал Ревень и бросился к Зуппенгарду. Вид бегущего, орущего и размахивающего руками командира заставил Донтов прекратить отступление. Они столпились у стены, с любопытством наблюдая за начальством.