На боевом курсе - Иван Пстыго

Однако пишу я все о трудностях климатических условий. Но было бы несправедливо не сказать о красотах Заполярья. Одним из наиболее интересных природных явлений в Заполярье вообще и в тех краях, где служили мы, это северное, или, еще говорят, полярное сияние.

В безоблачную и безлунную ночь сияние смотрится особенно красиво.

Начинается подсвечивание северной части горизонта снизу. Свет звезд несколько тускнеет. Это свечение развивается, увеличивается как бы столбами или конусами вверх. Освещается сначала одна третья часть, а затем и полнеба н севере. Освещение идет не ровное, непостоянное. Эти сполохи ка бы сменяются то усиливаются, то тускнеют и затухают. И снова повторяется, но повторяется существо сияния, а освещенность, сила свечения и промежутки между сполохами, сами столбы конуса уже разные. Цвета сполохов постоянно меняются. Словом описать эту красоту чрезвычайно трудно, и действительно тут лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Я же хочу заметить другую деталь. Если все люди смотрели на полярное сияние как на чудо природы и на редкой красоты природное явление, то наш брат - командиры, штабы, связисты - имели к этому сложное и неоднозначное чувство. С одной стороны - красота, а с другой стороны, мы всегда ожидали, что после северного сияния двое-трое суток, вне зависимости от интенсивности и силы сияния, будет исключительное явление для радиосвязи: непрохождение радиоволн почти всех диапазонов! Оказывается во время северного сияния происходит такое возмущение эфира, такте магнитные бури, что он не пропускает не отражает радиоволн. Явление "гухор". К сожалению, в то время, в начале пятидесятых годов, которые я описываю, в теории и практике связи мы мало что знали о "гухоре", а если познавали, то через красивую на глаз, но печальную для практики работы картину.

Мне приходилось летать во многих уголках Земли, на разных географических широтах. Встречал я в воздухе и утренние зори, и вечерние закаты на Кубе и в Ираке, в Нигерии и Мексике, в Германии и Корее. Свою Родину я облетал, как говорится, вдоль и поперек - от мыса Дежнева до Белоруссии, о острова Врангеля и Мурманска до Закавказья и Средней Азии. Много событий пришлось пережить. Всяко приходилось. Летал в облаках всех видов и происхождений, в спокойных слоистых и безопасных перистых, в кучевых и опасных грозовых облаках. Тяжело, когда сильные ветры, низкие облака и ограниченная видимость, большая болтанка. Но особенно неприятно интенсивное оледенение, которое не раз встречалось в полетах.

Пишу вот и думаю, что кое-кто из летчиков, прочтя это усмехнется: " Нашел о чем говорить - обыденное дело". Так-то оно так. Да только одно дело летать сейчас на современных самолетах с их оборудованием и совсем другое дело летать на самолетах того времени.

С обледенением тогда было бороться нелегко, непросто. Прогнозы - в каких облаках есть обледенение, у каких его не будет - всегда желали лучшего. Антиобледенительная система на самолетах была несовершенна. Эта система была перенята у кого-то и даже официально называлась не по-нашему - "диайсерная система". Работала она неустойчиво. Включать ее надо было минимум за пять минут до входа в облака, где предполагалось обледенение. Поди-ка узнай условия полета в этих облаках! Опоздаешь включить - система будет плохо работать, не справится с образованием льда на поверхности крыльев. А винты и моторы были вовсе не защищены. Не успевая растопить лед, работали они на пределе, с перебоями. Скорость в таких случаях уменьшается, иногда падает до опасных пределов. Но после накопления льда на деталях самолета он понемногу начинает отваливаться и отлетать. Особенно неприятно отваливается лед от винтов. Отрываясь, куски льда, со скоростью вращения винта ударяются о фюзеляж самолета с большой силой, с треском и хлопками, похожими на выстрелы. В общем, при интенсивном обледенении полет был "веселый" - со звуковыми эффектами, как шутили летчики, с музыкальным оформлением.

Помню один полет на Ли-2. К нам тогда прибыли ответственные работники, и вместе мы полетели по нашим частям. Управлял самолетом я.

И вот попали в очень сильное обледенение. Несмотря на своевременное включение антиобледенителей, самолет не мог идти по горизонту - падала скорость, а снижаться, чтобы прибавить скорость, нельзя было - впереди лежали горы, хребты. Пилотируя самолет, я то и дело спрашивал штурмана:

- Хребет прошли?

Штурман отвечал:

- Протяните немного, сейчас пройдем...

А самолет все терял скорость и терял: она стала ниже безопасной. И без снижения уже нельзя было идти. Нелегкая борьба...

Наконец штурман как бы смилостивился надо мной и говорит:

- Хребет прошли, можно снижаться.

Тут уж меня взяло сомнение : да прошли ли?.. И большими усилиями я продолжаю держать самолет если не по горизонту, то с минимальным снижением.

Каково же было облегчение, когда мы вышли из облаков и удостоверились визуально, воочию, что горный хребет позади!.. Потом наши пассажиры рассказывали впечатления от этого полета. Пассажиры-то летчики или бывшие летчики, и все хорошо понимали, почти все, что происходило в полете. Не случайно, говорили, и веселье, и беседы прекратились, и в пассажирском салоне наступила тягостная тишина.

Словом пилоты вздохнули с облегчением, но нам, экипажу, радоваться было еще рано. По радио передали, что аэродром, куда мы шли, никого не принимал: там образовался туман и видимости никакой. " Час от часу не легче, - подумал я . - Значит надо идти на другой аэродром". А они были очень далеко друг от друга. Но не возвращаться же назад и заново проходить все упражнения борьбы со льдом.

Связываюсь по радио с аэродромом - он нас принимает. Захожу на посадку сходу, с прямой. Только выпустил шасси - самолет тут же круто к земле да с большой вертикальной скоростью! Хорошо, что кто-то из экипажа - правый летчик или борттехник - вспомнил, что щитки -закрылки при обледенении выпускать не следует, ибо это нарушит аэродинамику самолета, и он может завалиться. Короче как можно аккуратнее вместе с правым пилотом подвели самолет к посадочной полосе, и, только я начал убирать газы для приземления, машину затрясло как в лихорадке, и в следующий миг довольно нетактично она ударилась колесами о землю и побежала. Только после устойчивого пробега мы, думаю, впервые за половину полета глубоко вздохнули и выдохнули...

Помню, пассажиры и члены экипажа осматривали самолет после посадки. Я никуда не пошел, очень устал. Кто-то из пилотов высказал мысль, что раньше за подобные посадки награждали. Я ответил:

- А сейчас наказывают.

Так оно и получилось. За плохой погодный прогноз и рискованный полет меня наказали. Это всем послужило хорошим уроком на будущее.