Облюбование Москвы. Топография, социология и метафизика любовного мифа - Рустам Эврикович Рахматуллин

Едва не каждый двор на кромке Занеглименья способен обернуться цитаделью. Дворы же, прислонившиеся изнутри к неглименским стенам Кремля и Китай-города, подобны цитаделям городским. Они воспроизводят, тиражируют вдоль стен, вдоль берега Неглинной матрицу детинца, замка, и его жестикуляцию по адресу посада, города. Желание любого дома и двора на этой стороне воспользоваться крепостной стеной как собственной, или же заменить ее своей, или же выйти за ее черту – суть свойства цитадели.

От этой матрицы произошли:

– архитектура Государевых конюшен на мысу, на самом месте древней цитадели, где ныне Оружейная палата;

– архитектура Потешного дворца, с главным фасадом, обращенным внутрь Кремля, с редкой высотностью, с плоскими кровлями (висячим садом), с домашней церковью и звонницей при ней, с контрфорсами под алтарем, подобными машикулям – бойницам навесного боя, нависающими над кремлевской улицей;

Федор Алексеев. Вид в Кремле на Боровицкие ворота, Конюшенный двор и церковь Рождества Иоанна Предтечи. Акварель. 1800-е

– петровский Арсенал, эта определенно нововременская цитадель в средневековой крепости, растянутая между самыми внушительными башнями; дом со сверхтолстыми стенами, триумфальными воротами и окнами – артиллерийскими бойницами, смотрящими навстречу Карлу шведскому и одновременно на улицы и площади Кремля, куда повернуты и пушки, выставленные перед фасадом как трофеи;

– Исторический музей, дом-замок с башнями и замкнутым двором, взломавший стену Китай-города, главным фасадом обращенный внутрь него, на площадь;

– взломавший крепостную стену Монетный двор с его глухим стеноподобным низом, многоочитым верхом и тремя дворами;

– два монастыря, Никольский Греческий и Заиконоспасский;

– каре Печатного двора с его палатами, припертыми к стене Китая, с готическим фасадом, обращенным в город и припоминающим другой, тоже готический фасад, XVII века, с такими же гербовыми воротами и башенками-шпилями.

От места расставания Неглинной со стеной Китая напряжение в квартале по Никольской падает; но и здесь явились замковидная аптека Феррейна (Никольская, 21) и сверхвысокая трехгранная Пантелеимоновская часовня, стоявшая в конце Никольской улицы, в ансамбле с башнями китайгородских Никольских ворот.

Наконец, природа цитадели превращает дом за домом вдоль Неглинной в сокровищницы: Оружейная палата, Арсенал, Монетный двор, где деньги сохранялись, а не только делались; Печатный двор с его Книгохранительной палатой, Исторический музей.

На четной стороне Никольской улицы, вне связи со стеной Китая, форма цитадели не выдерживалась. Шереметевские и черкасские дворы на этой стороне не выглядели замками.

Но были облюбованы, и значит, надо думать дальше.

Никольская относится к неглименскому стоку, остальные улицы Китая – к москворецкому. Китайгородская стена, отъединившая Никольскую от берега Неглинной, помешала стоку, но не поменяла географию. Водораздел лежит даже не по самой Никольской, а примерно по внутриквартальным границам четных шереметевских дворов.

Выходит, что бассейн Неглинной целиком принадлежит западной доле города.

И главное: оказывается, во всякой городской черте: в первоначальной долгоруковской, в кремлевской и в китайгородской – есть свой «вест», свое иное.

Эпилог с кинематографом

Облюбование Москвы не может завершиться. Наблюдение за становящимися мифами не тема этой книги, как и наблюдение за новым, «спальным» городом. Но есть неоспоримые примеры ставших, состоявшихся преданий современности.

Со времени войны любовный миф предпочитает книге пленку. Лучшие киноистории пространственно точны.

Сталинская высотка на Пресне, на месте церкви Покрова в Кудрине, – единственный узнаваемый адрес в фильме «Москва слезам не верит».

Неравная любовь интеллигента и торговки пирожками в фильме «Военно-полевой роман» берет начало на Петровке, у лотка между Большим и Малым театрами.

Неравная любовь «Служебного романа» протекает в департаменте, подъезд которого выходит на Кузнецкий Мост, угол Петровки (дом 6/5), а крыша отъезжает за Тверскую, поскольку это крыша дома Нирнзее в Гнездниковском переулке, 10.

Арбату принадлежит бывший дом Удельного ведомства в Трубниковском переулке, 17 с его внутренним двором, натура фильма «Романс о влюбленных».

«Три тополя…», подобно примечательным деревьям древних межеваний, могут маркировать распространение Арбата за Плющиху, в Дорогомиловскую слободу, выход опричности к Москве-реке. Московский адрес героини отыскивается благодаря ее словам: «Дом такой, что и проглядеть нельзя… Мост там и церква старая. Как дом-то сложили, и церква в землю ушла – скукожилась». Это, конечно, Бородинский мост и церковь Благовещения в Дорогомиловской слободе, снесенная этапами. Чтобы спасти ее от сноса, дом, который «проглядеть нельзя» (Ростовская набережная, 5), был спроектирован дугой; но тщетно.

Фильм «Я шагаю по Москве» подтверждает принадлежность арбатскому юго-западу (герои живут в Киривоарбатском переулке) Парка культуры и Крымского моста.

Мост облюбован раньше, фильмом «Летят журавли».

«Спальный» юго-запад, продолжение Арбата и Нескучного, облюбовала «Ирония судьбы». Московский дом героя видим в Тропареве: на экране возникают церковь этого села и сельские дома, еще существовавшие в 1970-е.

«Покровские ворота» – это не только Чистые пруды с катком, зачем-то снятые на Патриарших. Фильм размечает пространство Малого Арбатца от Чистых прудов до найденовской усадьбы (Земляной Вал, 53), в парке которой снята финальная больничная сцена.

Парадный двор этой усадьбы со знаменитым крыльцом стал и натурой фильма «Звезда пленительного счастья» – в сценах, изображающих московский дом Анненковых.

Финальный полет мотоциклиста Савранского в «Покровских воротах» – ответ полету черных всадников Булгакова. Ответ, в котором вместо оставления Москвы возврат, а вместо «Как грустна вечерняя земля!..» и «Как таинственны туманы над болотами…», вместо «Знает уставший…», словом, вместо темной элегии – светлая элегия финального закадрового текста. Действительно, задача – пустить ангелов, не демонов, в небо над Москвой. Неутомимого Савранского, не Воланда, для помощи влюбленным.

…Двор и дом «Покровских ворот» сняты у ворот Пречистенских (Гоголевский бульвар, 13–15). Дом сохранился, а двор полузастроен. Через десяток лет после премьеры фильма автор этих строк, стоя с прекрасной девушкой в готической арке двора со стороны Нащокинского переулка (№ 10), удостоверился в существовании неутомимого Савранского. Который трижды, в самые неподходящие моменты, проезжал на мотоцикле через арку. Впрочем, с извинениями.