Архипелаг - Моник Рофи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, большая царапина, — говорит она.
— Ничего страшного, — подает голос одна из женщин-врачей. — Рана поверхностная, не слишком глубокая.
Но Гэвин снова видит желтоватую мышцу, куски разорванной кожи, розовое мясо внутри.
— Она не выглядит поверхностной, — мрачно заявляет он.
— До кости не дошло, — говорит врач.
— Вы будете зашивать рану?
Они кивают.
И снова желудок начинает сжиматься, как будто щупальце осьминога шарит по его внутренностям, подбирается в горлу, душит. Он улыбается сестре.
— Что-то меня немного тошнит. Наверное, съел чего-нибудь! — Он показывает на свой живот.
Антон кивает, снисходительно улыбаясь.
Одна из женщин-врачей надевает хирургические перчатки.
— Эээ, у вас же есть обезболивающие средства, правда? — Гэвин вдруг понимает, что этот вопрос здесь не является риторическим.
Врачи кивают.
Он поворачивается к Оушен.
— Моя маленькая, будь мужественна, тебя немножко уколют, совсем чуть-чуть, а потом тебе совсем не будет больно.
Оушен сурово кивает, крепко сжимает губы, будто готовясь к худшему. Закрывает один глаз, другим сканирует комнату как телескопом. Она держится за отца обеими руками, ладони становятся потными от страха. Он оглядывается за спину, видит, как женщина-врач щелкает пальцами по шприцу, кивает ему, как будто говорит: «Поехали!»
— Ну, русалочка, держись!
Доктор вонзает шприц в ногу. Оушен заходится криком, но женщина, не обращая внимания на вопли девочки, продолжает вкалывать анестетик по периметру раны. Гэвину становится дурно — он поспешно отворачивается.
— Папаа!!! — кричит Оушен, и реки слез текут на его руку.
Его бросает в пот, ведь ужас его ребенка — его ужас! Видеть ее страдания для него невозможно, мучительно.
— Да помогите же ей наконец, во имя Господа! — вырывается у него.
Антон улыбается, безмятежно качает головой, как будто не замечая залитого слезами лица Оушен, ее дрожащих от страха губ.
Вдруг на груди хирурга раздается странный звук — это звонит лежащий в верхнем кармане халата мобильный телефон. Антон отвечает на звонок, говорит что-то на языке Гуна, и Оушен на мгновение перестает плакать, прислушиваясь к незнакомой речи.
Антон произносит еще пару слов, улыбается и передает телефон девочке.
— Это тебя! — сообщает он.
Странно, но Оушен как будто не удивлена, она подносит телефон к уху и произносит голосом профессиональной секретарши:
— Алло, слушаю вас!
От удивления Гэвин невольно открывает рот, а врач по имени Антон смеется.
— Это мой брат звонит, — объясняет он.
Оушен слушает голос в трубке, хмурится, пытаясь понять, удивленно поднимает брови.
— Папа, — шепчет она, сделав страшные глаза, — мне кажется, это звонит какой-то голландец.
С трудом сдерживая смех, Гэвин оглядывается на врачей. Они работают над раной, сдвигают кожу, накладывают стежки, но теперь Оушен уже ничего не чувствует, поскольку подействовал анестетик.
— Спасибо! — благодарит он врача, а тот только кивает, продолжая улыбаться.
Еще несколько минут Оушен слушает голос в трубке, а звонящий уверен, что говорит со своим братом Антоном.
— Неправильно набран номер, — в конце концов заявляет Оушен, передавая телефон назад доктору.
После этого дело идет на лад. Оушен ложится на стол, опускает уголки рта, будто только что съела что-то кислое, закрывает глаза. Ее веки дрожат, скорбный вид говорит о том, какое тяжелое испытание она проходит, хотя боли уже не чувствует. Слава богу, его крошка, кажется, приходит в себя, раз демонстрирует старые повадки.
До наводнения дочка гоняла на трехколесном оранжевом велосипеде, дружила и воевала с соседскими мальчишками на равных, умела и «китайский ожог» на руке сделать, и на дерево влезть. Она всегда была в гуще событий, пропадала на улице до темноты, предпочитая компанию детей постарше. И неприятностей с ней случалось немало. Однажды она упала с мангового дерева, утащив с собой целое гнездо фруктовых ос. В другой раз попала ногой в колонию красных пауков и после этого несколько недель чесалась.
Он помнит случай, когда Оушен ножницами отстригла у одноклассницы хвостик и принесла трофей домой в школьном ранце. Она дружила с Сюзи, обожала книги о приключениях, свою коллекцию розовых юбочек. К ужину у нее обычно не оставалось сил, она съедала пару крошек и валилась спать. Его дочь, прирожденная рассказчица, умела и пошутить, и покривляться. Бегала босиком, в грязном платье, с разбитыми коленками. Но в школе всегда хорошо успевала, училась на одни пятерки, учителя отмечали, какой она «умный и общительный» ребенок. Мутная волна на время выбила из нее эту заразительную жизнерадостность, но, похоже, прежний боевой настрой вернулся. Его маленькая девочка разобьет немало сердец, думает Гэвин, улыбаясь и вздыхая о том, что и ее сердце тоже не раз разобьется.
Врачи заканчивают зашивать рану, перебинтовывают ногу. Оушен мрачно следит за их действиями, но молчит. Ее левая нога превратилась в белый кокон. Врачи прописывают курс антибиотиков, делают прививку от столбняка.
— В Панама-Сити покажите ее хирургу, — советуют они.
Гэвин выдает им пятьдесят долларов за потраченное время и профессиональное мастерство и с Оушен на руках выходит на улицу.
Фиби сидит на крыльце, беседуя на испанском языке с местными женщинами. Увидев хозяина, Сюзи бьет хвостом, скулит, вертится у него под ногами. Индианки суетятся вокруг Оушен, гладят ее по голове, воркуют. Впервые за последние недели в груди Гэвина начинает пробуждаться желание вернуться домой. Вот бы отвезти ребенка обратно в розовый дом, уложить спать в комнате с кондиционером, затем забраться вместе с Сюзи в гамак на крыльце и лениво наблюдать за суетой разноцветных попугайчиков в кроне дерева, потягивая пряное красное вино. И это тоже табанка — ностальгия по дому, по зеленым холмам, окружившим их уютным гнездышком. Ностальгия по зеленой женщине по имени Тринидад.
* * *
Они с Фиби сидят в кокпите, Оушен лежит внизу, положив ногу на подушку, а Сюзи с ними, на палубе, тяжело дышит, высунув язык, щурит мудрые глаза на солнце. У него классная собака, классный ребенок, но вот с Фиби не все в порядке. Похоже, происшествие сильно расстроило ее, она стала странно угрюмой, будто сердится то ли на себя, то ли на них. Она ведь просто собиралась проехать с незнакомцами от точки А в точку Б, а оказалась втянутой в семейные отношения, решает семейные проблемы. Это жуткое происшествие посреди бурного моря: кровь, слезы ребенка, его обморок. Интересно, о чем она думает сейчас?
— Давайте я приготовлю спагетти на обед, — предлагает Гэвин. — Хоть горячего поедим!
Фиби кивает, все так же не произнося ни слова. На ней жилетка и шорты, акула сползает вниз с одной руки, на другой горит слово «Далше!».
Гэвин быстро делает влажную уборку кают-компании и гальюна, затем
