Осколки полевых цветов - Микалея Смелтцер

другу еду. Во главе стола никого нет. Джорджия и Майкл сидят с одной стороны, мы с мамой – с другой.

В общем, мы вкусно едим и весело болтаем.

Мы отправляем Джорджию и Майкла домой с остатками блюд, а остальное убираем в холодильник. Скорее всего, индейку мы будем есть целую неделю. Впрочем, я не возражаю.

Когда все убрано, мама поворачивается ко мне. В ее глазах печаль, причину которой я не могу определить. Она озирается по сторонам, как будто пытается все запомнить. Сохранить в воспоминаниях.

– Все хорошо? – спрашиваю я.

Она кивает, ее глаза блестят.

– Конечно, Салем. Все в порядке.

Но когда она извиняется и уходит, опустив голову, как будто не желая, чтобы я видела ее лицо, я знаю, что она лжет. Что бы это ни было, рано или поздно это всплывет наружу.

Правда всегда всплывает.

Глава тридцать восьмая

Я не могла уснуть, и не потому, что мне приснился кошмар, а потому, что я все думала о маме. Она точно что-то скрывает.

В пять утра я подхожу к дому Тайера, через калитку проникаю на задний двор, спускаюсь по трем бетонным ступенькам и открываю дверь. И вот он передо мной, как будто ждал меня.

Я снимаю длинное пальто (его смысл в том, чтобы и ногам было тепло) и вешаю на спинку стула. Он сидит на скамейке, на нем спортивные шорты и футболка с длинным рукавом, облегающая мускулистую фигуру.

– Ты меня ждал?

Странно, чтобы он встал так рано лишь для того, чтобы подождать, вдруг я появлюсь. Но я думаю о тех днях, когда мы только вернулись из Бостона. Каждый раз, когда меня мучил кошмар и я вскакивала ни свет ни заря, чтобы пробежаться, он ждал меня снаружи. Потом, когда я начала ходить в спортзал, он тоже всегда был со мной.

– Нет.

Я подхожу к нему, сажусь рядом с ним на скамейку и зашнуровываю кроссовки. Его бедро прижато к моему.

– Ты врешь? Ты всегда ждал меня после Бостона.

Он втягивает щеки и шумно выдыхает.

– Тебе не следовало бегать одной, – вот и весь его ответ.

– Я оставалась цела и невредима все годы до твоего появления. Ты не обязан…

– Дело не в безопасности. Хотя, конечно, и в ней тоже, – соглашается он и берет бутылку с водой. – В первую очередь мне не хочется, чтобы ты оставалась одна после всех твоих кошмаров. Ты заслуживаешь знать, что ты не одинока, что рядом есть тот, кто готов сражаться на твоей стороне во всех твоих битвах.

Кажется, я сейчас заплачу.

– Тайер…

– Не нужно ничего говорить. Вот почему я раньше не рассказывал тебе, что ждал тебя здесь. – Он пожимает плечами, ставит стакан с водой и встает. Он вытягивает руки, и я знаю, что он нервничает. Тайер из тех людей, кто совершает хорошие поступки просто потому, что они хорошие. Он не ищет похвалы. Он не такой. – Хочешь это обсудить? Какой кошмар тебе приснился?

– Я… сегодня ночью кошмаров не было. Я просто не могла уснуть.

– Почему? – с беспокойством спрашивает он.

Я перебираюсь со скамейки на пол и начинаю растягивать ноги.

– Я уверена, что мама что-то скрывает, и у меня чувство, что это что-то нехорошее.

Он колеблется, склонив голову набок.

– Например, что?

– Не знаю, в этом-то и проблема. Она мало спит и почти не ест. Выглядит напряженной и… напуганной. – Я подчеркиваю последнее слово. – Я у нее спрашивала, но она уходит от ответа, и я просто… ненавижу ждать, когда разразится катастрофа, понимаешь?

– Я тебя понимаю. Не представляю, что у нее происходит, но уверен, что она поделится, как только сможет.

Я опускаю голову и смотрю на свои фиолетовые легинсы.

– Надеюсь. – И, желая сменить тему, спрашиваю: – Как прошел День благодарения?

– Отлично. Я бы спалил этот дом, если бы не мама, которая готовила всю еду.

– Врунишка. – Я знаю, что он умеет готовить. Он ухмыляется и берет несколько гирь.

– А как твой?

– Отлично. Спокойно, без лишнего пафоса. Только мама, я, Джорджия и ее жених.

– Звучит мило.

– Так и было. – Я подхожу к беговой дорожке и останавливаюсь, прежде чем на нее ступить. – Ты не обязан этого делать. – Я хочу, чтобы он знал, что я не жду, что он будет вставать спозаранку каждое утро на случай, если мне приснится кошмар.

– Я знаю, – кивает он. – Но я хочу это делать. Так поступаешь всегда, когда тебе кто-то небезразличен.

– Поступаешь как?

Шоколадно-карие глаза скользят по моему телу.

– Находишь способ дать человеку понять, что он не одинок.

От его ответа у меня в горле ком. Я молча включаю беговую дорожку и бегу.

Но впервые за… возможно, всю жизнь я ни от чего не убегаю. А к чему-то бегу.

Глава тридцать девятая

Через несколько дней после Дня благодарения мама приглашает нас с сестрой на обед. У Джорджии сегодня выходной, и я зуб даю, что она немного злится на это сообщение в семейном чате. Наверняка она предпочла бы заняться подготовкой к свадьбе, но, возможно, она, как и я, чувствует, что это важно, и принимает приглашение.

Я спросила у мамы, как же наш магазин, и она ответила, что его можно закрыть на час. В самый разгар рабочего дня. В разгар курортного сезона. В жизни не видела более яркого и ослепительного красного флага.

Укутавшись от холода (подумать страшно, что в ближайшие месяцы станет только холоднее), я выбираюсь на улицу и направляюсь к своей машине.

Моя машина, мой верный и надежный друг, именно сегодня решила не заводиться.

– Нет-нет-нет! – повторяю я и пытаюсь снова, но двигатель никак не заводится. – Ты шутишь?! – Я ударяю руль. – Не подводи меня, детка. – Вдруг она меня послушает, если я стану разговаривать с ней ласково? – Давай-давай. – Я осознаю, что обращаюсь с просьбой к неодушевленному предмету, но мне все равно.

Машина не внемлет моим мольбам. В окно стучат, и из моего горла едва не вырывается крик. Это Тайер. Он стоит, наклонившись к окну и нахмурив брови.

Я открываю дверцу:

– Машина не заводится, а у меня встреча с мамой и сестрой за ланчем.

– Я могу посмотреть, в чем там дело. Возможно, тебе нужен новый аккумулятор. Я еду в город с братом. – Мои плечи опускаются. – Можем тебя подвезти.

– Я не хочу причинять вам неудобства.

– Садись в фургон, Салем, – и он шире открывает мою дверцу.

Я с улыбкой выхожу и закрываю машину. Хотя